Отражение: Разбитое зеркало (СИ) - "Pale Fire" - Страница 17

Выставив все на барную стойку, которая у него служила обеденным столом, Барнс достал тарелки и приборы, и выкопал в недрах одного из верхних шкафов бутылку белого вина, правда, бокалов у него не было. На базе вообще не пили, не то, чтобы это было строгое распоряжение, скорее негласное, но неукоснительно соблюдаемое правило, но он-то тут был самый главный, поэтому мог нарушать любые правила, хоть все сразу.

— Только никому не говори, — хихикнул Барнс, вдавливая пробку указательным пальцем в бутылку и разливая вино в две кружки. — А то еще уволят.

— Я кремень! — заверил Франсуа. — За что пьем?

— За тебя! — поднял Барнс свою кружку с вином.

На самом деле, он не знал, за что пить, потому что если пил, то пил один, совершенно не боясь спиться, даже не пьянел. Сыворотка лишила его удовольствия погружаться в пьяное забытье.

Франсуа стукнул своей кружкой о барнсову и улыбнулся.

— Когда я тебя в первый раз увидел, — сказал он, — я испугался. Ты такой суровый был. Понимаешь, я уже тогда просекал, с кем как себя вести. Кому нахамить и он отстанет, кого надурить. Ну, ты понимаешь. А на тебя смотрел и понимал — хрен тебя надуришь и на хамство тебе похрен.

— А сейчас я как-то кардинально изменился? — спросил Барнс, по привычке таская спаржу из общего блюда руками, но быстро одернул себя. — Извини, я немного дикий стал в некоторых аспектах жизни.

Он рассматривал Франсуа и размышлял, может ли действительно что-то получиться, или парень, получив желаемое, наиграется и успокоится? А сам Барнс? Ведь пройдет время, и может прийти осознание, что это все не то, что ему надо. Потому что дело было не в сексе, Барнсу хватало дрочки на светлый образ покойного Себастьяна. Дело было в человеческом живом тепле, которое нельзя получить у случайных любовников на одну ночь, которое могло быть только от настоящего чувства, не обязательно пылкой любви, но и не одноразового интереса.

— Я изменился, — ответил Франсуа. — Ты отучил меня бояться.

— Надеюсь, я не отучил тебя здраво опасаться, — заметил Барнс. — Но да, ты изменился. Но если бы не Чарли, я бы никогда даже не подумал о тебе так, и не понял бы, что ты интересуешься мной в подобном ключе. Как она сказала, я бываю удивительно слеп.

Франсуа погладил его по руке.

— Ты охренительно готовишь, — сказал он. — И рыба совсем свежая. Как ты ее ловишь, сетью?

— Руками, — совершенно серьезно ответил Барнс. Он любил свежую рыбу, но вот ловить ее традиционными методами терпеть не мог. Тем более что ловля руками была отличной разминкой на реакцию. — Зимой тоже, но реже. Сетей тут нет ни у кого, а удочками я пользоваться так и не научился.

Захотелось добавить, что Себастьян любил ловить рыбу на удочку, но Барнс не стал.

— А меня научишь? — спросил Франсуа. — Ну, руками? Я понимаю, реакция у меня не суперсолдатская, ну так и всякие амазонские аборигены тоже не суперсолдаты, а рыбу руками ловят.

— Жабры себе отрастишь — милости прошу со мной на рыбалку, — мягко усмехнулся Барнс, доедая третий кусок форели. — Я рыбачу далеко от берега под водой.

Он поймал себя на мысли, что неотрывно смотрит на влажно блестящие губы Франсуа, и хочет их поцеловать. В общем-то, можно было себе не отказывать, но все же после еды, потому что что-то подсказывало, что, поцелуй его Барнс, и они больше к обеду не вернутся.

После обеда Франсуа быстро перемыл и вытер посуду, вытер руки и повернулся к Барнсу.

— Фильмы или?.. — спросил он.

Ситуация была странной, Барнс невольно подумал, что у Себастьяна никогда не возникало вопросов, да и у него самого тоже. Зачем спрашивать, если тебе уже не отказали вчера, и ничем не показали, что готовы отказать сегодня? Такой уверенный и настойчивый вчера, сегодня Франсуа был тих и скромен, и это несколько сбивало Барнса с толку. Нужно было научиться читать между строк, видеть, как видел Себастьяна.

— Смотря, что ты сам хочешь, — ответил Барнс.

Иррациональное нежелание тащить Франсуа в спальню не давало просто взять, притянуть его к себе и окунуться в пучину чувственного наслаждения.

Франсуа ухватил его за грудки, притянул к себе и основательно поцеловал. Переместил ладони на талию, прижался бедрами к бедрам.

Это был более чем исчерпывающий ответ. Барнс ответил на поцелуй, и воздух между ними вспыхнул от страсти. Одной рукой сжимая ягодицу, а другой с силой поглаживая между лопаток, он подтащил Франсуа к дивану, и потянул, предлагая сесть на себя верхом, коротко застонав в губы.

Франсуа оседлал Барнса и склонился над ним, целуя. Одной рукой он опирался о подлокотник дивана над головой Барнса, а второй пробрался под футболку.

Стягивая свою футболку, Барнс плавно изогнулся всем телом, открывая светло-золотистую от загара кожу, под которой перекатывались тугие мышцы. Можно сказать, что он даже решил покрасоваться, подразнить, томно прикрыв глаза, пока стаскивал футболку с Франсуа, откидывая ее куда-то в сторону. Барнс любил раскидывать одежду, свою и Себастьяна, когда раздевался сам и раздевал его. Как оказалось, с Франсуа ему это нравилось делать ничуть не меньше.

— Малыш, — жарко выдохнул он, с силой огладив спину, и забрался под штаны и белье, сжимая задницу, — у меня резинок нет.

Конечно, об этом стоило сказать чуть раньше, а не тогда, когда они оба были полураздетые, с расстегнутыми штанами и стоящими колом членами. Но Барнс подумал об этом только сейчас. С Себастьяном они резинками не пользовались.

— У меня есть, и смазка, — улыбнулся Франсуа, лаская соски Джеймса. — Я запасливый.

От ласки Барнс снова изогнулся и зашипел, выдыхая сквозь зубы. Тактильный контакт всегда заводил его.

— И ты во всем такой? — спросил он, потянув с Франсуа штаны, но чтобы их снять, ему нужно было подняться с Барнса.

— Примерно, — Франсуа вытащил из кармана резинки и тюбик смазки, встал и быстро разделся, кинув одежду на пол.

Он постоял перед Джеймсом, красуясь. Франсуа был стройный, мускулистый, но сухощавый. У него была короткая армейская стрижка, но грудь, живот, руки и ноги густо заросли черными волосами. Загар был только на руках и на шее, но и не видевшая солнца кожа была довольно смуглой. У Франсуа, вопреки современной моды, не было ни одной татуировки, а на шее болтались армейские жетоны.

Барнс лежал, глядя снизу вверх на Франсуа, разглядывая его идеально рельефное тело, смуглую кожу, вчера как-то не до этого было. Он протянул к Франсуа руку, погладив по внутренней стороне бедра, не касаясь уверенно стоящего члена, от вида которого, смуглого, аккуратного, обрезанного, с яркой головкой, перевитого канатиками вен, рот наполнился слюной. А еще Барнс был рад, что Франсуа не похож на Себастьяна. Совершенно ничем.

Засмотревшись на него, Барнс даже забыл, что тоже собирался снять штаны, так и лежал, одной ногой свесившись с дивана и касаясь ступней пола. Франсуа наклонился над ним и принялся раздевать, целуя живот, бедра, запуская пальцы в густую поросль лобковых волос, но не касаясь члена.

Целующие его губы обжигали, пальцы поглаживали, дразня, и Барнс приподнял бедра, потянувшись за лаской. Он хотел большего, много большего. Член дернулся, выдавая желание.

— Хочешь меня? — хрипло спросил Барнс, шире разводя ноги, закинул руки над головой, полностью открываясь.

Франсуа провел ладонью по его промежности, нащупал дырочку, приласкал ее. На его члене выступила прозрачная капля.

— Хочу, — глуховато откликнулся он и откупорил смазку.

Франсуа не был Себастьяном, и ласки его были другими, новыми для Барнса. И он хотел их больше, хотел еще, так его взбудоражили эти легкие прикосновения. Он прикрыл глаза, глядя на Франсуа из-под ресниц, предвкушая продолжение.

Франсуа наклонился над Джеймсом, целуя головку его члена и одновременно нащупывая дырочку смазанными пальцами. Растягивал Джеймса он без лишней деликатности, уверенно и целенаправленно.

Пальцы в себе ощущать было приятно, но хотелось большего. Хотелось почувствовать в себе член. Живой, горячий, пульсирующий, приделанный к охуенному мужику, а не бездушные игрушки, которые, хоть и помогали достичь разрядки, но и только.