Сообщница артефакта (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 22

А когда он пришел в себя, первым, что почувствовала, стала боль в затылке.

— Блин, голова, — пробормотал Дима, почесывая гудевшее от удара место. Э нет, погодите-ка! Это уже было. Дежа-вю какое-то. Он осторожно приоткрыл глаза и увидел… явление.

Девиц было две. Рыжая, в длинной серой тунике, из-под которой торчали холщовые штанины, в сапогах, опоясанная ремнями с висящими на них ножнами, и блондинка в невообразимом наряде, одновременно и мужском, и женском, с босыми грязными ступнями, с тонкими косичками, оплетающими голову. Тоже, кстати, вооруженная до зубов! Рыжая стояла поодаль, скалилась в усмешке, держа его на прицеле стрелы, вложенной в арбалет. Блондинка смотрела серьезно. Ее серые глаза метали молнии. Оружие в руках рассерженной женщины — это очень страшно. Дима хотел вскинуть руки, чтобы показать, что сдается, но увидел острие тяжелого меча, смотрящее ему прямо в горло. Рыжая тоже напряглась, крикнула что-то непонятное гортанным, грубым голосом. Дима покачал головой:

— Я не понимаю вас… Не убивайте, я просто заблудился!

Девушки переглянулись. Блондинка ткнула мечом так, что он чуть не впился Диме в шею, и повторила слова рыжей:

— Кто ты и что здесь вынюхиваешь?

В этот раз Дима понял. Мало того, ответил на том же языке, что и девушка, аж сам удивился:

— Я был с друзьями, но оторвался от них и потерялся в этом лесу.

— Как твое имя, шпион? Из какой ты страны?

— Да не шпион я! — возмутился было Дима, но решил не шутить с остро отточенным мечом: — Я из Москвы, из Старого мира. Дмитрий меня зовут. А вас?

Рыжая нахмурилась, а потом расхохоталась на весь лес. Блондинка прищурилась и ответила с презрением:

— Тебе незачем знать наши имена. Мы отведем тебя в лагерь, потом ты отправишься с нами в столицу. Конунг и жрецы решат, лжешь ты или говоришь правду.

Дима пожал плечами:

— Я и так знаю, что не лгу. Но ведите, раз так.

Лагерь оказался в нескольких километрах от реки. Дима хотел засечь время и посчитать точно, но часы не работали: механизм остановился. А блондинка, сердясь, ежеминутно подгоняла и грозила коротким тонким ножом. Опоздать боялась, что ли? Оставив надежду завести часы, Дима поплелся между девушками, то и дело спотыкаясь на ветках, кочках и камнях, усеивавших лесное бездорожье. Интересно, как они не заблудятся здесь, эти две валькирии?

Состоял лагерь из трех шалашей — двух поменьше и одного большого. Они расположились вокруг широкого и длинного костра, прогоравшего в угли. Рядом с костром бились на мечах двое коренастых парней лет шестнадцати на вид. Оба были раздеты до пояса, только в коротких штанах из грубой дерюги и босиком. Диме отчего-то поплохело при взгляде на бойцов. Если мечи у них такие же острые, как и у блондинки, то быть беде!

Однако парни ловко уворачивались и парировали удары. Светловолосая валькирия подтолкнула засмотревшегося Диму к маленькой хижине:

— Давай внутрь. Попытаешься сбежать — убью!

Он пожал плечами, попытавшись возразить:

— Да зачем мне бежать? Мне бы…

Но договорить ему не дали. Снова в глаза глянул кончик меча, и пришлось, согнувшись пополам, войти в низкую хижину. Внутри было сумрачно и душно от небольшого огня в каменной кладке, но остальные предметы быта отсутствовали. Впрочем, еще там оказалось что-то вроде лежанки из хвороста и срезанной травы, покрытой одеялом. На нее и указала светловолосая:

— Здесь будешь спать. Утром возвращаемся в город. Если ты сбежишь ночью, я найду тебя по следам и перережу горло без разговоров! Понял?

— Понял, — пробурчал Дима. Куда бежать… Алису бы найти. Дурацкий Новый мир! Вечно он, Дима, попадает во всякие неприятности. Особенно когда решает побыть джентльменом и помочь то девушке, то какой-нибудь собаке…

Блондинка вытянула руку в его сторону и начала тихо шептать что-то, поигрывая пальцами. Дима нахмурился. Колдует, что ли? Небось, хочет обездвижить на всякий случай. Но его запястья внезапно закололо, как будто тысячи иголочек впились в кожу, светящиеся кольца обвили руки, стягивая их вместе перед грудью. Дима машинально попытался сбросить странные, словно нематериальные веревки, но не смог даже растянуть запястья на несколько миллиметров.

Он с укором взглянул на валькирию:

— Ну и зачем это? Сказал же: не собираюсь бежать.

— У меня нет никаких оснований тебе не верить, — она пожала плечами, поправляя на груди ремень с ножом. — Но и верить тебе я тоже не могу. На твоем месте я бы легла спать.

Усмехнувшись от ее спокойного тона — именно с таким голосом диктаторы развязывают войны и завоевывают полмира — Дима уселся на лежанку и ответил:

— Спокойной ночи.

Блондинка промолчала, странно посмотрев на него, и вышла, нагнувшись. Дима вздохнул и откинулся на лежанку с твердым намерением заснуть и проснуться дома. Или хотя бы у Алисы в кровати. Мало ли… Перепил виски, померещились всякие глюки, надо бы скорей прийти в себя. Мысли в голову лезли откровенно невеселые, ибо Дима прекрасно понимал, что ни в какой такой кровати он не проснется, что он в плену у викингов из Северных земель, что дикарка с холодным оружием распоряжается его судьбой, а он даже объяснить не может, как здесь оказался. Снаружи еще доносилось бряцанье мечей, звон стали не давал сосредоточиться, как и отрывистые крики воюющих. Что если завтра какой-то там конунг и какие-то жрецы решат, что Дима шпион, и прикажут казнить? Как доказать, что он не осел?

Он уснул на жесткой лежанке с четким ощущением чего-то забытого, ускользнувшей мысли. А проснулся от тихих шагов.

В шалаше кто-то был. Дима попытался потереть глаза, чтобы окончательно прогнать сон, но шлепнул сам себе по лбу правой рукой, привязанной к левой. Зашипел, как рассерженный кот, и услышал тихое хихиканье. Мгновение спустя в потухшем было очаге вспыхнули искры, родился небольшой огонек, перекинувшийся на охапку тонких веточек, и осветил лицо рыжей валькирии. Она была в одной рубашке до колен, с распущенными волосами, падавшими на грудь, а с одного плеча рубашка сползла, показывая светлую кожу, покрытую веснушками, в свете пламени кажущуюся золотой.

— Вы чего? — шепотом спросил Дима, сразу проснувшись. Рыжая подобралась ближе, присела рядом на лежанку и без долгих разговоров положила ладонь на его пах. Дима напрягся и сделал машинальное движение в сторону. Что за…

— Лучше не сопротивляйся, пленник! — усмехнулась рыжая, нащупывая застежку на джинсах. — Кто придумал эти твои штаны? Снимай их сам.

— Зачем это? — чувствуя себя идиотом, спросил Дима. Ясен пень зачем…

— А вдруг тебя завтра казнят, — усмехнулась рыжая, запустив руки под его рубашку и поглаживая мышцы пресса. — Хочу узнать, как любят старомиряне!

Ух ты! С места в карьер! Правду говорят о валькириях — они пощады не знают! Вот и эта уже начала стаскивать джинсы, не обращая внимания на попытки Димы отползти подальше. С причмокиванием уставилась на то, что взяла в руки:

— О да! Ты мне уже нравишься!

— Я… так не могу… мы даже не познакомились… — прерывающимся от паники голосом ответил Дима.

— Меня зовут Хель, — шепнула она, придвигаясь ближе, не выпуская из руки лакомый кусочек. — А ты Димитри. Ну же, покажи мне, на что способны мужчины из Старого мира!

Несмотря на грубоватые черты лица, Хель была красивой. На тонком длинном носу сияла даже в полумраке россыпь веснушек, а темные глаза в форме миндалинок игриво блестели всеми оттенками золотистого и оранжевого. Откинув длинную копну кудрявых волос за плечи, валькирия развязала шнурок у горловины рубашки, и та неторопливо соскользнула к ногам, открыв светлое, мускулистое и сухое, как у питбуля, тело. В Диме проснулся древний воин. Тот, который кромсал тела направо и налево, рубил всех недругов в соломку, а потом брал захваченную в плен женщину с грубостью победителя. То есть, конечно, сейчас пленником был он сам, но это не отменяло желаний тела…

И сегодня взяли его. Хель, восхищенная размером и твердостью мужского достоинства Димы, просто оседлала его бедра, насаживаясь, как добыча на стрелу, постанывая от наслаждения, запрокинув голову, тиская ладонями полные груди, исполнила свое желание. А потом, натянув рубашку на насытившееся тело, погладила Димины волосы, шепнула на ухо: