Графиня поневоле (СИ) - Веселова Янина "Янина" - Страница 56

— Тео.

— А уж как увидел тебя в пансионе Тишайшей Бригитты, так с тех пор я сам не свой, даже верховой ездой занялся. Представляешь?

— Тео! — она повернула его лицо к себе, заглянула в карие глаза, увидев в них столько всего. Там была и усталость, и боль, и радость, и разочарование, и надежда. — Тео, — ее голос дрогнул, — поцелуй меня! — леди неумело, но решительно прижалась губами к твердым мужским губам.

— Как ты, ивушка? — колобок потянулся включить ночник, но был остановлен.

— Хочу попить, а еще сказать, что я была дура!

— Да? — лунного света попадающего в комнату хватало, чтобы уверенно дойти до столика с напитками. — А больше ничего не хочешь сказать?

— Ты не колобок, как мне казалось раньше, а боровичок, крепенький и аппетитный.

— Мне нравится ход твоих мыслей, ивушка, — он подал женщине бокал сока.

— И еще мне уже несколько часов хочется сделать то, о чем говорил рыжий негодник.

— Что же это?

— Иди сюда, я тебе покажу.

По одной из главных улиц Ридаана двигался кортеж, состоящий из четырех карет, который сопровождал хорошо вооруженный отряд, во главе которого на кауром жеребце ехал прекрасно известный всей столице блистательный маркиз ри Кавиньи. Еще один красавец, один вид которого заставлял трепетать нежные девичьи сердца, держался около экипажей. Если бы не раннее утро, совсем недавно окрасившее расплавленным золотом сверкающие флюгера столичных особняков, то ни многочисленная охрана, ни весьма суровый вид рыжего предводителя не сумели бы уберечь от расспросов назойливых сплетниц. Ибо нет ничего слаще тайны, а этого добра в закромах ри Кавиньи было достаточно.

Чего стоила хотя бы новость о том, что Кастерс приобрел для молодой жены драгоценный золотистый жемчуг, при этом будто бы оскандалил дочку дагонийского посла. А эта его таинственная жена? Ее так никто и не видел, и по столице разошлись слухи, будто она горбата и крива на один глаз, а мужа приворожила, пустив в ход дары предков. Еще болтали, что одной из жертв молодой графини стал сам черный затворник рю Морено, хотя в это почти никто не верил. Одна из белошвеек клялась будто в Кастерс-холле живет лысое говорящее чудовище, и этот монстр поработил бедолагу маркиза. Девушка била себя в грудь и с пеной у рта доказывала, что кошмарное чудище передвигается исключительно верхом на хозяине поместья, шипит, хрипит и поет непотребные частушки.

Но даже самые отъявленные брехуны отказывались верить в то, что известная на всю Леорию своей строгостью и злоязыкостью Просветленная сестра Марфа, которую выпускницы пансиона иначе как Каргой и не величали, будто бы собралась замуж за главного управляющего поместьями ри Кавиньи. Между тем упомянутая дама, румяная как наливное яблочко и довольная как сытая кошка, досыпала в одной из карет на плече счастливого жениха, крепко обнимающего свою ивушку. Казалось, что достойнейшая во всех отношениях леди сбростила с плеч огромную тяжесть, а вместе с ней и добрый десяток лет. Она просто порхала, готовая заключить весь мир в объятия, хотя так и не смогла отказаться от частушек, которые пела смирившемуся Касу:

«Научил меня плохому рыженький парнишка,

Подарю ему за это шелковы штанишки!»

Еще один экипаж увозил в Темную Дубраву Алана, Антуана и примкнувшую к ним Марту, которые в самой категорической форме отказались остаться в Кастерс-холле и, угрожая увольнением, потребовали сопровождать свою ненаглядную госпожу.

Ну а сама госпожа, которая щедро делилась своим теплом и любовью с окружающими ее людьми, привычно перебирала рыжие кудряшки сонной Миранды и, под громкое мурлыканье кота, смотрела в окошко кареты на проплывающие мимо особняки, храмы, парки, но самое главное на своего Грегори, чей вороной постоянно норовил залезть наглой мордой в карету, зная, что там его непременно угостят яблочком.

Иришке было интересно посмотреть на родовое гнездо графов рю Моро. Судя по отчетам управляющего, поместье было в порядке. Прибыль неизменно пополняла банковский счет Аолы, налоги платились исправно, люди Тео подтверждали, что главный дом находится в прекрасном состоянии, а арендаторы процветают, но какой-то тревожный колокольчик все время позвякивал тихонько в самой глубине души. Где там у нас она находится? В сердце или в гипофизе? Или может быть в гипоталамусе?

Маркиза даже поделилась своими сомнениями с близкими, хотя и переживала, что ее опасения могут принять за бред слегка беременной дамы. Однако в ответ на свои страхи она получила только поцелуй в нос и похвалу от своего рыжего супруга и похвалу без поцелуев от колобка, Грегори же от похвал воздержался, зато одним поцелуем не ограничился, а после, когда она расслабленная и счастливая лежала, обнимая своего некроманта, пообещал, что первым делом приведет к присяге все население Темной Дубравы. Заглянувший в этот момент в спальню Пушок очень обрадовался и с тех самых пор гадал каким колечком наградят его графы рю Моро, а на тапок, метко брошенный Грегом ему вслед, предпочел не обращать внимания.

— Все это мелочи, моя дорогая, — говорил он тем же вечером Марте, наполняющей его мисочку сметаной. — Меня заботят совсем другие вопросы, недоступные некоторым приземленным личностям! — Он загадочно щурил глаза и посверкивал маменькиными изумрудами.

Благополучно миновав портал, кареты катились теперь по дороге на юг. Спустя некоторое время был объявлен привал, Антуан подал завтрак. Потом маркизу выгуливали, дабы она могла размять ноги и вздохнуть полной грудью. Наконец экипажи тронулись, но примерно через час вновь была объявлена остановка, правда на этот раз Аола от еды отказалась категорически и совершать променад не захотела, усевшись в тенечке. Таким макаром и добирались до Темной Дубравы, потратив в два раза больше времени чем нужно.

К концу путешествия Иришка не рычала только потому, что не хотела подавать плохой пример Миранде и повод для шуточек Пушку. Любимые родственники напоминали ей того хозяина, который из жалости отрубал своему псу хвост маленькими кусочками. Ей и кусаться хотелось не меньше, чем бедному измученному Барбосу.

Дорога давно бежала по лесу. Исполинские деревья, поросшие белым лишайником, окружали экипаж. Когда Иришка смотрела на этих великанов, с белыми проборами в темно-зеленых шевелюрах, она думала, что эти дубы похожи на поседевших богатырей, крепких и величавых, не уступающих ветрам, непогоде и времени. Хотелось выйти из кареты и обнять каждое из этих величественных деревьев, делясь с ним любовью и радостью и получая взамен силу и мудрость. Правда на этот раз ей было отказано в остановке. («Время уже позднее, птичка, погуляешь завтра! И не смотри на меня так сердито») «Я тебе это припомню, Гришенька, когда попросишь спинку потереть», — Иришка промолчала, многозначительно улыбнувшись, почуявшему недоброе мужу.

И вот на закате, когда усталое солнце уже было готово нырнуть за горизонт, вдали показались шпили Темной Дубравы. Если бы Иришку попросили описать этот замок всего несколькими словами, она сказала бы: «Очень древний. Суровый. Мой!» Он словно ждал ее множество лет, вырастая на высоком известняковом уступе. Непокорный, как окружающие его седовласые великаны, казалось, он бросал вызов вечности.

Колеса прогрохотали по мосту, перекинутому через провал, дна в котором было не разглядеть, высоченные шипастые ворота распахнулись, решетка поднялась, потревожив звоном цепей каких-то крупных птиц. В проеме ворот показалась огромная мужская фигура, в неверном свете факелов.

— Добро пожаловать домой, ваша светлость!

— Рад вас видеть, господин Берн, — разрушил торжественность момента ди Мартен, шустрым колобком выкатившись из кареты. Все, словно очнувшись от наваждения, засуетились. Зафыркали лошади, захлопали двери экипажей, выпуская своих изрядно уставших пассажиров, зазвучала разноголосая речь.