Долина каменных трав (СИ) - Прягин Владимир - Страница 38

Я чуть наклонился к ней и произнёс с ноткой строгости, но вместе с тем доверительно:

— Сударыня, вы даже не представляете, как причудливы порой бывают пути, ведущие к установлению истины. Важны любые подробности. Очень прошу, не отказывайте нам в помощи.

— Я не отказываю, просто не понимаю…

— Поясните, пожалуйста, насчёт русалок.

— Ну, это довольно глупо, на самом деле… Я с детства обожала про них читать. Легенды, ну и так далее. Мечтала — вырасту и переселюсь к ним в реку. Представляете? Подружкам рассказывала, а они надо мной смеялись. Правильно, наверное, делали… Потом повзрослела, мечты как-то потускнели… А прошлой весной познакомилась с одним молодым мужчиной, Мстиславом… В общем, проговорилась ему однажды про то детское увлечение. Он, как ни странно, смеяться и не подумал. Наоборот, сказал, что верит в речные чары. И что я могла бы ими овладеть, если повезёт.

— Почему вы ему поверили?

— Он ведь сам имел дар — не русалочий, конечно, но всё-таки…

— С какой стихией он работал?

— С живой материей.

Она отвечала старательно и послушно. Мы с ней вполне могли бы сойти за экзаменатора и отличницу-гимназистку.

— Что было дальше?

— Он сказал, что хочет показать меня ещё одной колдунье. Лукерья её зовут, живёт за рекой, к ней ходят всякие богатые дамы. Ну вот, она посмотрела и сказала, что ничего из меня не выйдет. Мстислав нахмурился, обратно всю дорогу молчал…

— А потом?

— Потом ничего. Пропал и больше не появлялся. Такие вот нынче у девушек ухажёры.

Хозяйка вымученно улыбнулась и плотней закуталась в кофту. Я сочувственно кивнул и спросил:

— Скажите, а у Мстислава не было прозвища?

— Прозвища? — она несколько удивилась. — Я всегда называла его по имени… Хотя да, однажды его окликнул на улице какой-то знакомый…

— И как он его назвал?

— По-моему, Кречет.

ГЛАВА 3

Я на несколько мгновений задумался — ситуация оказалась даже сложнее, чем представлялось моему руководству. Впрочем, моя задача от этого не менялась.

Барышня хотела что-то сказать, но я опередил:

— Ещё буквально пара вопросов, с вашего позволения. Когда вы ездили к той колдунье?

— Летом, в конце июня, ещё до того как сушь началась…

— Мстислав, который Кречет, перед поездкой как-то на вас воздействовал? Использовал дар?

— Да, он говорил, что подготовит меня, поможет настроиться. Садился напротив, подносил к моей голове ладони, но прикасался только чуть-чуть, кончиками пальцев к вискам…

— Что вы при этом чувствовали?

— Такое как бы ледяное покалывание. Довольно неприятное, если честно, но я терпела — думала, он правда мне помогает…

Дурочке повезло, что она до сих пор жива. Кречет мог бы устранить её сразу, как только понял, что она бесполезна, но, очевидно, не захотел привлекать внимание полицейских ищеек. Или просто махнул рукой — девица всё равно не догадывалась, в чём истинный смысл его интереса к ней.

— Благодарю, — сказал я, поднявшись, — вы очень нам помогли. Теперь дело пойдёт быстрее.

— А когда будут результаты? Я обязательно должна их узнать!

— Весьма похвальное желание. Мы, безусловно, его учтём.

Пока она пыталась истолковать последнюю фразу, я дошёл до входной двери. Уже на пороге приостановился и обернулся:

— Да, и вот ещё что. Вы сообщили, что «дядя Прохор» навещал вас позавчера. Он не сказал на прощание ничего необычного? Не просил ничего запомнить?

— Нет, ничего такого. Я не совсем понимаю, к чему вы клоните. Ваши вопросы, если честно, довольно странные, и я хотела бы…

— До свидания, сударыня.

Я обозначил лёгкий поклон и зашагал прочь.

Связник пообщался с этой особой, а днём позже его убили. Возможно, эти два события связаны — к примеру, наши противники настолько хитры, что использовали барышню как приманку. Связник клюнул и поплатился жизнью. Или всё проще — он, побывав здесь, активизировался и на других направлениях, в результате чего раскрылся.

Но разницы уже нет.

Меня, по сути, мало интересуют обстоятельства его гибели — важны лишь сведения, которые он добыл в последние дни. Сведения эти, возможно, пригодятся мне там, куда я должен теперь направиться.

— За город, — сказал я вознице, — потом к реке.

Мы тронулись, свернули направо и покатили на северо-восток. Я сверился с картой. Улицы на окраине называл, похоже, какой-то маньяк-зоолог — тут присутствовала чуть ли не вся островная фауна, вплоть до ежей и зайцев.

— К замку изволите? — спросил кучер. — Прямо насупротив него можем встать, там берег открытый, летом господа отдыхают…

— Не надо к замку — просто выедешь на дорогу, которая вдоль реки. Потом я распоряжусь.

Городские кварталы кончились, показались мёрзлые пашни. Дальше к северу щетинился перелесок, из-за которого поднимался дымок, — там, судя по карте, была деревня. Копыта мерно постукивали, иней таился в складках дороги, закаменевшей от декабрьских холодов. Мы миновали развилку с огромным дубом, потом поле с толстыми обрубленными стеблями. На обочине валялась подсолнечная корзинка, выпотрошенная и мёртвая.

Река была уже близко. На противоположном берегу — не прямо напротив нас, а выше по течению, левее — виднелись беловато-кофейные башни замка. Фоном служили серые тучи с прожилками синевы.

Когда мы свернули и двинулись вдоль Медвянки, я без труда подобрал удобное место. Повозка остановилась. Сказав кучеру, что скоро вернусь, я пробрался через кустарник и оказался у кромки льда, сковавшего реку. С дороги меня не было видно.

Я подобрал с земли сухую тонкую ветку, разломил её на мелкие части. Выбрав подходящий выступ на берегу, сложил на нём некое подобие костерка и вытащил из кармана спичечный коробок.

Заговорённое пламя вспыхнуло легко и бесшумно. Я раскрыл над ним ладонь и сосредоточился. Эффект проявился спустя несколько секунд — огонь постепенно изменил цвет, стал голубоватым и бледным. Со стороны могло, наверное, показаться, что я тяну из него природную яркость.

Деревяшки теперь горели как русалочий уголь.

Я ещё раз огляделся для верности. Свидетелей рядом не было, зимний ландшафт застыл в звенящей неприветливой тишине. Даже ветер перестал теребить обындевелые косы корявой ивы, стоявшей неподалёку.

Посмотрев на реку, я произнёс:

— Договор.

По льду метнулась длинная трещина.

Миг спустя она разветвилась, обросла изломанными лучами.

Я наблюдал.

Ледяная корка у берега утрачивала целостность, распадалась, крошилась с оглушительным хрустом. Река, пробудившись, взламывала зимнюю скорлупу, но это происходило лишь в радиусе двух десятков шагов от моего костра.

Потом вдруг хруст прекратился.

Из воды, раздвинув белое крошево, поднялась человеческая фигура.

Нагая девушка с бледной кожей, длинными волосами и глазами цвета аквамарин шла к берегу не спеша, с отрешённой грацией, словно аристократка-купальщица на знойном июльском пляже. По гладким плечам, высокой груди и округлым бёдрам стекали капли.

Зимой, когда вокруг лёд, русалки теряют свою прозрачную бестелесность.

Речная дева остановилась в двух шагах от меня — я мог бы её коснуться, протянув руку. Она повернула голову и встретилась со мной взглядом. Шевельнула губами:

— Что тебе нужно?

— Ваш враг вернулся.

Моё сообщение не вызвало у неё эмоций. Она обронила:

— Каменноголовый упрям, он возвращается регулярно. Ждёт, что все его вспомнят, но всегда терпит неудачу.

— Он стал хитрее и сильнее, чем раньше.

— Ты заблуждаешься. Твой угол зрения ограничен, а мы видим всю картину.

— Ты в этом уверена? Кречет, как он себя сейчас называет, действует нестандартно. Подбирает инструмент против вас.

— Какой инструмент?

— Похоже, он ищет девушек, мечтающих о реке, и пытается подчинить их. С одной из них я только что говорил. Представляешь, что было бы, если бы он прислал её к вам, превратив в ходячую бомбу?