Долина каменных трав (СИ) - Прягин Владимир - Страница 29

Когда я с ним впервые столкнулся, он был рядовым филёром, но с тех пор успел дослужиться до чиновника по особым поручениям в сыскном отделении. Мне импонирует его въедливость, которая не уступает моей, а также лаконичная (если не сказать — лапидарная) манера излагать свои мысли, вносящая живительный диссонанс в хор бюрократических суесловий.

Но главное — у него тоже есть честолюбие плюс чутьё, подсказывающее, где можно рискнуть и отойти на шаг от устава.

— Садитесь, Василий. Как я указал в записке, появились свидетельства, что водное колдовство теперь используется людьми, причём в сугубо преступных целях. Один из таких колдунов, согласно моей гипотезе, организовал, а возможно — и сам совершил убийство. Тело лежит в квартире, куда мы едем. Я готов оказывать помощь следствию, но предложил бы действовать без лишнего шума, чтобы не спугнуть противника раньше времени. Решение, впрочем, остаётся за вами.

Он задаёт вопросы — как я оказался в том доме и на чём основаны мои подозрения. Я выдаю подредактированную версию, не упоминая пока о роли Елизаветы; мысль о водных чарах мне якобы пришла в контексте августовского всплеска, исходившего от реки, после чего я навестил Лукерью, а затем — старуху-гадалку.

К счастью, сыщик не успевает расспросить обо всём — поездка заканчивается. В очередной раз взобравшись по отвратительно-длинной лестнице, долго перевожу дыхание; Василий тем временем изучает дверной замок.

— Магистр, я уточняю. Основание для вторжения — ваше сообщение об опасности. Случай экстренный. Вы, если потребуется, подтвердите это под присягой?

— Да, подтвержу.

Он достаёт зачарованную отмычку, похожую на рейсфедер, и вставляет её в замочную скважину. Отмычки такого рода — полезнейшие штуковины, используются официально, но людей, которым они доверены, можно пересчитать по пальцам (во всяком случае, в нашем городе). Мне доводилось читать инструкцию, украшенную каскадом канцеляризмов, где с неохотой перечислялось, в каких случаях всё-таки допустимо применение данного инструмента без предварительного согласования с начальством.

Замок податливо щёлкает, и дверь открывается.

К сожалению, я не ошибся насчёт убийства.

В прихожей навзничь лежит служанка, и даже в полутьме хорошо заметен кровоподтёк у неё на лбу; глаза неподвижно уставились в потолок. Василий склоняется над ней, а я, отвернувшись, прохожу дальше.

У входа в комнату, где по-прежнему зашторены окна, обнаруживается ещё один труп — незнакомый мужчина лет тридцати в дешёвой пиджачной паре; на правой руке у него — железный кастет. Тело застыло в отвратно-перекрученной позе.

Стол опрокинут, массивное кресло тоже, а пол вокруг усыпан каменными обломками, словно тут расколотили горгулью. Обломки эти густо покрыты инеем, который почему-то до сих пор не растаял; они слишком мелкие, чтобы судить об исходной форме, однако догадка у меня есть…

Сыщик тоже заходит в комнату:

— Откуда эти камни, магистр?

— Это всё, что осталось от хозяйки квартиры.

Он смотрит на меня недоверчиво:

— Почему вы так думаете?

— Вчера, когда колдун попытался атаковать меня, у меня было ощущение, что я леденею и каменею. В моём случае этот процесс был прерван на полпути, но здесь его довели до конца. Так я, по крайней мере, предполагаю.

— То есть это те самые ледяные чары, о которых вы говорили?

— Да.

— И всё же поверить трудно.

— Мне тоже. Вторые сутки ломаю над этим голову.

— Хорошо, давайте реконструируем, что здесь конкретно произошло. Ваша версия.

Отвечаю без особых раздумий:

— Колдун почувствовал, что гадалка что-то узнала, и, взяв подручного, пришёл к ней, чтобы разобраться…

— «Разобраться» — в смысле «убить»?

— Сначала — допросить. Потому и явился лично.

— Понятно. Дальше?

— Его подручный (скорее всего, простой уголовник, пешка) ударил служанку кастетом, насмерть, потом сунулся непосредственно в комнату. Однако гадалка дала отпор — у неё, так сказать, нашлись свои козыри, чары личной защиты. Уголовник расстался с жизнью, но расчистил путь главарю. Ну а тот в итоге убил хозяйку, превратив её в камень-лёд и расколотив на куски…

— Вы ранее утверждали, что колдун скрывает свои умения. Почему применил их здесь?

— Ему ничего другого не оставалось. Увидел, что кастетом — не выйдет, и принялся колдовать. При этом, заметьте, сохранил хладнокровие — когда покидал квартиру, взял ключ и запер снаружи дверь. Если бы я тут не появился, тела пролежали бы ещё как минимум пару дней…

Сыщик хмуро кивает, и беседа на несколько минут прерывается; он ходит по квартире, продолжая осмотр, а я всё жду, пока будет задан главный вопрос. И вот наконец:

— Допустим, всё было именно так. Но тогда мы должны признать — дело слишком серьёзное и относится к компетенции Тайной Стражи. Нужно известить их немедленно. Я неправ?

— Вы, безусловно, правы, Василий. Если, конечно, мы исходим из постулата, что Стража с её интригами справится с делом лучше, чем профессиональные сыскари и чародей с многолетним опытом.

Мы стоим, скрестив взгляды, над мёртвым телом; тикают ходики на стене, и дождь за окном подлаживается под их размеренный ритм. Сейчас мне станет понятно, верно ли я выбрал союзника.

— Вы представляете, магистр, что будет, если мы не сумеем достичь успеха?

— Я представляю, что будет, если сумеем. Я ведь, в конце концов, не предлагаю всё делать только вдвоём. Задействуйте людей, начните расследование — официально, я имею в виду. Допустим на минуту, что убитых обнаружил не я, а кто-то другой. Вы прибыли на место — и что вы видите? Служанка мертва, хозяйка исчезла — явная уголовщина, то есть дело по вашей части. Откуда вам знать, что камни — это чьи-то останки? Разве в вашей практике было подобное колдовство?

— Не было. Но иней меня смутил бы.

Мы, не сговариваясь, переводим взгляды на пол, на россыпь обломков, и неожиданно обнаруживаем — иней всё-таки начал таять, будто наше присутствие как-то на него повлияло.

— Вот видите, — констатирую я, — одной странностью у вас меньше.

— Вы это сделали специально?

— Нет. Но, согласитесь, это нам на руку. Теперь вы можете, не кривя душой, составлять протокол осмотра, а ваши люди — начинать опрос свидетелей и так далее. Это, кстати, действительно будет сейчас полезно. Может, кто-то за соседей запомнил этого колдуна, сможет описать? Я-то не знаю его в лицо…

— Вы говорили, что Лукерья Тютяева с ним общалась. Пошлём рисовальщика — пусть сделает портрет с её слов.

— К сожалению, вряд ли получится. У неё своеобразное восприятие — она, прежде всего, запомнила холод, исходящий от колдуна. А из конкретных примет — лишь светлые волосы, голубые глаза и высокий рост. Но попробовать, разумеется, надо.

Собеседник задумчиво разглядывает меня:

— Что вы намерены делать дальше, магистр? Какой помощи ожидаете от меня, если не считать опроса свидетелей? Или вам просто требовалась отмычка, чтобы попасть в квартиру? Давайте начистоту. Я уважаю вас, но не позволю мною манипулировать.

— Во-первых, кто-то должен быть в курсе, какой проблемой я занимался. Это на случай, если меня убьют. А во-вторых, сегодня мне пригодилось бы подкрепление — я собираюсь на встречу с тем, кто, возможно, причастен к этой истории. Не исключаю даже, что он и есть тот самый колдун.

— Имя?

— Барон Кистяев. Он, кстати, насколько помню, подходит под описание, сделанное Лукерьей, но это, конечно, ничего ещё не доказывает. В наших краях хватает голубоглазых блондинов.

— Где назначена встреча? Какой у вас план?

— А план у меня простой…

ГЛАВА 8

По дороге домой я вновь размышляю о колдовских и, выражаясь чиновничьим языком, организационных возможностях моего загадочного врага. Ведь последние события показали, что враг этот — не свихнувшийся одиночка, а человек, имеющий опасных подельников, которые выполняют его приказы (вариант, что он сам — на побегушках у криминала, представляется мне менее вероятным).