Серая Дружина-2: Доспехи для шута (СИ) - Кисель Елена - Страница 45

– Хочешь, поистерим вместе, чтобы тебе не скучно было? – предложил Эдмус, трогая меня за плечо. – Я прямо мастер истерить, но ты же, наверное, это знаешь. Еще умею на луну выть, ну, луны пока нет, зато есть эти трое, так что если ты сейчас сядешь вон там…

Болтовня шута подействовала на меня, как анальгетик. Я смогла подняться и подойти к троим дружинникам на берегу. Если случилось самое страшное – я бы все равно этого не предотвратила, теперь оставалось действовать по максимуму.

Все трое выглядели просто ужасно, но все были живы, по крайней мере – Веслав и Виола, насчет Йехара у меня сначала возникли сомнения. С виду рыцарь и не дышал вовсе, мне с трудом удалось поймать пульс, а о том, чтобы вернуть странника в сознание и речь не шла. Похоже, что дела обстояли очень серьезно: едва ли простой болевой шок мог дать такой эффект.

– Наверное, очнется, – тормоша Виолу, сообщил Эдмус. – Немного воды наглоталась, и полосы тут, на спине, красные, кнут, что ли. Отойдет скоро.

– Он тоже, только в иной мир, – пробормотала я, оставляя попытки привести в себя Йехара. – Наверное, это из-за Глэриона. Они долго были разделены…

Веслав по-прежнему метался и бредил. При этом – вот опять пример его нетипичности! – лоб алхимика оставался холодным, а лицо – спокойно-сосредоточенным: таким он бывал в бою или когда объяснял нам очередной абзац Книги Миров. И голос не подходил к метаниям: сиплый и будто бы сорванный, он сохранял ненормальную ровность тона.

– Нет призыва, и нет пути, –повторял алхимик начала на местном, потом по-русски, а через секунду уже переходил на латынь, которую я знала на уровне фразы «Fiat lux» – потому что эту фразу каждый новичок из Светлых Стихий задавался непременной целью наклеить и повесить на себя, где только можно. Помнится, кое-кто даже татуировки делал… Я сумела разобрать только слово «преграда» – «obex» – и то была не уверена. И потом опять: – Призыва не было. Призыва не было.

Он глубоко вздохнул и вдруг перестал метаться. Голова чуть приподнялась, а голос не изменился, но приобрел какой-то новый, по-особенному размеренный тон:

– Но он будет. Он шагнет в мир, в плаще из тьмы, с кровавым венцом вокруг чела…

Я наконец вспомнила, где могла слышать этот тон. На практическом по теории прорицаний нам показывали однажды зрящую, которая впала в транс. Как еще можно объяснить то, что алхимик использует невиданные для него речевые обороты?

Веслав выдохнул сквозь зубы, и голос его приобрел прежний тон:

– Этого не смогли сделать страх или боль, – и отозвался сам себе: –Есть еще долг и гнев. Есть еще многое.

Но та зрящая, вроде, сама с собой не разговаривала. Впрочем, какая разница.

– Веслав! Весл, очнись.

– Ему нет дороги сюда. Нет призыва и нет пути.

– Слышала, знаю, очнись! Ну, давай, давай, открывай глаза, пожалуйста…

Никогда не слышала, чтобы прорицателей пытались вернуть из транса холодной водицей в лицо и похлопыванием по щекам, но с алхимиком неожиданно прокатило: он открыл глаза и вздохнул так, будто час занимался подводным плаванием без маски и кислородных баллонов. И тут же умножил мое облегчение в два раза, показав, что может говорить и что мозги у него не отшибло:

– Остальные здесь? Живы?

Он попытался приподняться и сесть, я поддержала его под спину и постаралась, чтобы в голосе не было заметно сумасшедшей радости, которую я чувствовала на самом деле.

– Живы. Но, похоже, только чуть. С Йехаром очень плохо, не знаю, почему… – я остановилась: испугалась гримасы боли, которая в этот момент появилась на его лице. Алхимик прикусил губу, будто старался не дать вырваться каким-то словам. – Не знаю, что делать, может, какой-нибудь эликсир…

– Сумка и плащ…?

– Здесь, правда, вымокли, а может, что и разбилось. Я туда не лезла, надеялась, ты посмотришь сам. Но ведь если что – ты сможешь приготовить, или… что такое?

У алхимика вырвался протяжный стон не столько боли, сколько горя. Пару секунд он боролся с дергающимися губами, потом выдавил через силу:

– Н-не смогу. Руки…

Я опустила глаза вниз. Я увидела то, на что не смотрела раньше – и хорошо, что не смотрела. Я и сейчас после первого же взгляда отвернулась, еще и глаза зажмурила…

Я помнила и представляла себе за эти два дня и четки боли, и испанский сапог, и пресловутую дыбу – чего только не воображала, а до банального ломания пальцев так и не додумалась.

Когда я смогла посмотреть на алхимика опять, он сидел, скрючившись и прикусывая губу, а выражение лица у него было непривычно виноватым. Эдмус не подходил к нам: понимал, что что-то не так, и держался в стороне.

– Жаль, не действовала «Горгона», – сорванным шепотом проговорил Веслав. – И ведь как они… угадали! Как знали прямо…

И он выжал истерически-нервный смешок. Да уж, как знали. Тонкие пальцы магистра алхимии были идеально приспособлены для составления сложных смесей, дозировки порошков, отмеривания капель из микроспопических емкостей… Алхимик в каком-то смысле – все равно, что пианист: ему приходится добывать семена из ягод и вытягивать крошечные волокна из стебельков растений, и без своих рук он сам беспомощен, как растение.

На секунду мелькнула мысль: может, заживляющее – и тут же пропала. Даже если бы оно нашлось в промокшем насквозь плаще – какое заживляющее способно собрать вот это месиво?

Решение пришло к нам одновременно: я просто подняла взгляд и столкнулась с черными глазами алхимика, которые всегда были тревожными, иногда – выражали трезвую расчетливость, а сейчас впервые стали умоляющими.

– Ольга… пожалуйста. Пожалуйста…

Я протянула ладони и взяла в них его искалеченные, изломанные пальцы; черные митенки так и остались на своем положенном месте, но пропитались кровью; мне казалось, что я вижу все это сама: ровный, мерный голос инквизитора: «Один… два… три…» – и на каждый отсчет – удар, на каждый удар – полный боли крик. Кто сказал, что мужчины не должны кричать?

Я наконец могла увидеть повреждения – и каким-то чудом не разомкнула рук, только стиснула посильнее, и Веслав не закричал от боли только потому, что кричать уже не мог. Что можно было вообще собрать из этих обрывков мышц, осколков костей? Раздроблены были не только фаланги пальцев – видимо, инквизиторам этого показалось недостаточно, и они постепенно двигались выше… от костяшек к запястью…

Мне опять захотелось заплакать, теперь уже от бессилия, но нет, стоп…

«Перестань реветь и сосредоточься! – резкий голос эхом отдался в ушах. – Заканчивай ломать комедию!»

Дело ведь не в том, что я сейчас истощена. Дело вообще не в моих силах стихийника.

Здесь просто необходимо знание. И глобальное мышление – не в меньшей степени.

Представлять, как срастаются кости – бесполезно и долго. Разве что соединить на первом этапе основные разрывы тканей и подтянуть осколки друг к другу, рассосать гематомы – это обязательно. И теперь – главное: вообразить до мельчайших подробностей сначала скелет кисти… эх, почему я на занятиях анатомии не слушала… Ага, вот нужное: раз, когда я еще была на первом курсе, мы обнаружили в кабинете основ целения человеческий скелет. Вот радости было, стелет мгновенно растерзали на отдельные конечности (они оказались съемными) и начали фотографироваться на мобильники: кто – с высунутой из рукава костистой рукой, а кто и с двумя руками, и я от других не отстала, и сейчас нужно просто вообразить строение этой кисти… и потом перетянуть одну картинку на другую, как иконки файлов в компьютере, наложить целое на сломанное, потом зафиксировать и слить воедино, и при этом не отвлекаться.

Нет, проще. Гораздо проще. Любых знаний будет недостаточно – я не хирург, не медик, я - больше, выше, я – целитель, и у меня есть власть. Значит, я просто могу приказать тканям – срастись, а костям восстановить порядок, значит – просто могу вернуть к изначальному состоянию… просто… могу…

Я не знала даже, получилось ли у меня. Перед глазами все сливалось, но нужно было до конца привести в порядок мышцы и сосуды, это сделать легче, хотя нервные окончания сращивать тоже тяжело. Да вот, еще в ушах какой-то шум, как будто я приложила к ним ракушки с моря… что? Всё. В смысле, не всё, но у меня сил вроде как и нет. Сказать об этом Веславу? Может, еще извиниться?