Ваше благородие - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/171
- Следующая
— Ответ я дам своему человеку. Тому, кто будет моим с потрохами и ботинками.
— А что я буду иметь с того, что стану вашим? Я слышал, что тем, кого вербуют, предлагают разные хорошие вещи… Деньги, дом в Чикаго, много женщин и машин…
Востоков покачал головой.
— Вы не продаете свободу. Я не покупаю. Есть вещи, которые не делаются ради денег. Сколько вы рассчитывали получить за одиночное восхождение на Эверест?
— Чертовски много. Вы можете пообещать мне это? Полной мерой?
— Пожалуй, могу.
— И каковы шансы?
— Те же, что и на Эвересте. Пятьдесят процентов зависит от того, насколько вы правильно все сделаете… пятьдесят процентов — дело случая.
— Не велик ли процент риска, Вадим Петрович? Для такого серьезного дела.
— А я не рискую, Арт. — Востоков растер окурок в пепельнице, взгляд между ними был как страховочный канат. — С того момента, как мой человек вступает в игру, мои шансы на успех равны девяноста девяти процентам, а шансы на выживание — одному. Независимо от успеха или провала моего человека.
— Независимо от моего успеха или провала…
— Да. Вы хотите услышать ответ? Или вы его уже знаете?
— Наверное, знаю… Не представляю, как это возможно скрыть…
— Дело техники. Они знают, что у нас есть ополчение, но не знают, насколько это совершенный, отлаженный и готовый к работе механизм. Но ему нужно дать старт в определенный момент. Пистолет без триггера не стреляет… Вы согласны стать триггером, Арт?
— Почему я, а не Георгий?
— Потому что “В Уэльсе теплые дожди” он впервые услышал от вас.
— Не понимаю…
— Неважно. Вы согласны?
— Согласен.
— Даже не просите время на раздумья?
— А чего тут думать? Я все равно не разгадаю вашей игры — не хватит информации. Остается верить вам на слово или не верить. Могу еще кинуть монетку.
— Кидайте.
— Не буду.
— Почему?
— Слушайте, я вижу, как все идет на три буквы. И ничего не могу сделать. А вы предлагаете сделать хоть что-то — так лучше делать, чем сидеть на жопе и ждать, что будет!
— Хорошо. Ваши мотивы мне нравятся.
Осваговец встал из кресла, открыл дверь в библиотеку.
— Долгое отсутствие может показаться хозяевам невежливым. Напомните мне в конце, что нужно встретиться и поговорить… Кстати, о чем?
— Вы обещали оказать посильную помощь в организации штурма Лхоцзе, господин Востоков. Вы меня сильно обнадежили. Могу я поделиться этой радостью с Георгием?
— Нет, пожалуй, еще рано. Это так, предварительные наметки. Лучше вообще никому ничего не говорить. Чтоб не сглазить.
Он первым вышел в ярко освещенную гостиную, в запах хвои, в новогодний смех и в песню:
— Что же за всем этим будет? — А будет апрель…
— Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен…
У княжны Багратиони-Мухрани прекрасный голос, отметил Востоков, присоединяясь за роббером к компании полковника Константина Берлиани.
— Хорош грустить, ковбой, — сказал майор Лебедь. — Труба зовет.
— Что случилось?
— Да пес его знает. Велят брать батальон и двигаться к телецентру Роман-Кош. Ты знаешь, где это?
Глеб представления не имел.
— Иди, собирай роту, — майор расстелил на витрине карту. — Ага, вот! За десять минут доехать можно.
— А что случилось-то?
— Да ничего не случилось. Нужно занять телецентр и перевал Гурзуфское Седло. — Майор загнал сигарету в угол рта. — Черт их поймет.
Через полчаса Глеб стоял перед строем мрачных сержантов. Группка рядовых толкалась неподалеку, но в целом было собрано не более 30% личного состава.
— Или через 15 минут тут будут все, — ярился Глеб, — Или я с кого-то своими руками оборву нашивки. Бардак, а не рота! Нас зачем сюда послали — водку пить? Есть в строю хоть один трезвый?
Трезвых не было.
— Ладно, цвет советской армии, — оскалился капитан. — Я вам еще устрою кабацкую всенощную. Кваснов, что у тебя торчит из кармана?
Потянув за белый краешек, он извлек на свет кружевной лифчик.
— Не маловат? Кваснов, я тебя спрашиваю!
— Я… сестре, товарищ капитан.
Глеб скомкал лифчик и швырнул его в ближайшую урну.
— Чтобы через полчаса мне тут была собрана рота!
— Ничего, — утешал себя Кваснов, шагая по улице к бару, где он рассчитывал найти свое отделение, — у меня в запасе еще два есть.
Ефрейтор Шерстилов сочувственно вздохнул. Пока офицерский состав хозяйничал в оружейном салоне, сержанты и ефрейторы растащили магазин «Виктория’с Секрет». У всех дома были сестры, матери, возлюбленные или даже жены, поэтому никто не пренебрег заграничными трусами и лифчиками. Кроме того, что-то можно будет сдать в комиссионку по приезде домой и поднакопить таким образом, скажем, на магнитофон или модную куртку… Впрочем, магнитофон или модную куртку можно было бы достать и здесь — но не факт, что дадут вывезти. Дед рассказывал, что в сорок пятом солдатам разрешали отправить домой посылку весом в пять килограммов, а офицерам — десять.
Шерстилов, в полном соответствии с лозунгом, висевшим в актовом зале части, продолжал славные боевые традиции своего деда. В программе у него стояли еще джинсовый костюм, модные «лунные» сапоги из болоньи, плейер, о котором по их городу ходили легенды, что вот есть в Москве такие крохотные магнитофончики с наушниками, которые можно слушать прямо на ходу, кассеты к нему, потому что обычные бобины тут не годились, замшевый пиджак, сапоги «гармошкой» для мамы, часы «Сейко», сигареты «Кэмел», пяток бразильского кофе — на продажу, фотоаппарат «Поляроид» и к нему пластины, для брата — кроссовки «Адидас», спортивный костюмчик «Адидас», да и вообще побольше всякого «Адидаса», рубашку с отливом, или даже две — одну себе, другую — на продажу. Нет, три: одну — себе, другую — бате, хоть он и сука, и бросил мать, но пусть знает, что Шерстилов — добрый и не злопамятный, третью — на продажу…
А тут капитан, гад, велит собирать народ и двигать на какую-то гору. Где, может статься, будут стрелять. И даже, вполне вероятно, в него. Гады, пока он будет там кровь проливать, они же все тут растащат!
Удрученный столь горькими мыслями, ефрейтор Шерстилов шел по улице и не смотрел по сторонам. Возможно, тот старшина, который вел БМД по той же улице, был удручен еще более тяжкими мыслями… Во всяком случае, он тоже не смотрел по сторонам. В результате Шерстилов ощутил жестокий удар в спину, и раньше, чем успел почувствовать боль, увидел стремительно приближающуюся разбитую витрину, острые осколки которой, торча из прочных пазов, придавали ей сходство с акульей пастью. Если бы не эта чертова витрина, Шерстилов отделался бы только переломом лопатки. А так — он влетел в нее со всей скоростью, которую способен развить восьмидесятикилограммовый парень, ударенный и отброшенный восьмитонной машиной. Один из осколков резанул его через внутреннюю сторону бедра -глубоко и быстро, как сабля. Шерстилов истек кровью раньше, чем прибыла санитарная машина.
БМД, ведомый задумчивым старшиной, остановился в конце улицы, упершись в бетонную стену одного из зданий. Старшина находился в таком состоянии, что своими ногами из машины выйти не мог.
7. Сентиментальный марш
— Павел Андреевич, вы шпион?
— Видишь ли, Юрий…
Господи, помоги мне написать хороший диалог!
— Капитан Асмоловский, — представился Глеб.
— Старший лейтенант Верещагин.
— Знаменитая фамилия, — улыбнулся Глеб.
— Черт бы ее подрал! — с чувством сказал старлей.
Глеб его понимал. Шуточка на тему «Уходи с баркаса» сама просилась на язык, и такие шуточки должны были уже изрядно поднадоесть обладателю знаменитой неудобной фамилии.
— Значит, что у нас тут? Определимся, — Глеб прошел за ним по коридору
в святая святых — аппаратную телепередающего центра.
- Предыдущая
- 34/171
- Следующая