Сердце меча - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 63
- Предыдущая
- 63/204
- Следующая
— Нет, я бы не сказал. Рива — не людоеды… То есть, не все из них людоеды. Когда он говорит, что я ему нравлюсь — я ему зачем-то верю. А вот насчет корабля — не верю совсем.
— А насчет систем жизнеобеспечения?
— Как сказать… Для него есть допустимое зло и недопустимое зло. Убивать нас — это зло, по-моему, недопустимое. А вот, скажем… достать меня так, чтобы я растерялся — похоже, что допустимое.
— Ты бы уточнил у него, а?
Тут только они заметили, что уже довольно давно стоят, опершись по сторонам от раскрытой двери, возле диковой каюты.
— Ну, — сказала наконец Бет. — Туда или сюда?
Дик улыбнулся.
— Надо отдыхать. Через десять часов у нас прыжок.
Бет снились мерзкие сны. Дик предупредил ее, что после прыжка так бывает. Проснувшись, она не могла вспомнить, о чем именно был сон, но в осадке осталось чувство жгучей досады: Бет наскоро оделась, прошла мимо кровати леди Констанс и Джека, вышла в коридор и в туалете отвела душу смачным ругательством — из тех, после которых мама непременно заставила бы ее вымыть рот. А впрочем, она все равно собиралась чистить зубы.
Спать не хотелось — и она решила навестить Дика.
Из каюты капитана доносилось еле слышное бормотание. Дверь была приоткрыта, из нее падал свет, и Бет легко узнала голос юноши — но с кем он разговаривал и о чем?
Бет тихо подобралась к двери, и прислушалась. С кем он говорил — выяснить не удалось: то ли он просто бормотал себе под нос, то ли разговаривал по внутрикорабельной связи. О чем — тоже было непонятно: Дик говорил на нихонском. Значит, либо с гемами, либо с Моритой. Он говорил короткими, отрывистыми фразами: бу-бу-бу… бу-бу… бу-бу-бу-бу… Коматта ё[35]… бу-бу-бу…
Наконец, пробормотав, или, точнее, простонав «фунния какая-то», Дик встал: сиденье под ним скрипнуло. Бет быстренько громко кашлянула и три раза топнула ногами, словно бы подошла только что.
— Ты что здесь делаешь? — спросил Дик.
— Так, пытаюсь кое-что… осмыслить. Я, собственно, возвращаюсь в каюту. А ты… — она заметила свог в его руке. — Идешь колошматить ни в чем не повинную опору?
Дик убрал свог за спину.
— Что случилось-то? — спросила она.
— Ничего. То есть… Я начал рассчитывать курс.
— И?
— Он не совпадает с тем, который в бортовом журнале. Я нашел записи о прошлогоднем рейсе, мы тогда заходили на Парадизо как раз через сектор Ласточки.
— А это обязательно, чтобы он совпадал?
— Не знаю. Кусо…
Бет уже заметила, что Дик ругается по-нихонски в присутствии тех, кто языка не знает, только когда волнуется или расстроен.
— Ты перфекционист, — сказала она. — Тебе нужно, чтобы все было безупречно, поэтому ты не даешь дышать ни себе, ни другим. В чем дело — ты же проложил курс, так? Ну так и пойдем этим курсом.
— Ни в чем, — вздохнул Дик. — Я так мало знаю… Это меня… убивает.
— Ну, так передай управление Морите.
— Может быть. Не знаю. Не говори ничего миледи, хорошо?
— Так я и думала, что ты скажешь. Пойди, поколоти железку. Может, кровь немножко отольет от мозгов и даст простор для свежих идей.
Она встретила изумленный взгляд Дика и вздохнула:
— Шутка. Это была шутка.
— Почему беспокоится сэнтио-сама? — спросил Бат.
Рэй подумал над ответом, чтобы сказать как можно больше и как можно короче, не объясняя тэка всей той премудрости, которую он сам со страшным скрипом вместил себе в голову.
— Путь, который нашел он, не совпадает с путем, который нашел прежде капитан Хару.
— Один из путей неверен?
— Нет, — соврал Рэй. — Сэнтио боится, что ведет корабль худшим путем, но сейчас лучше следовать прежнему курсу, чем менять его на ходу. Значит, так. Ты держишь точно в зенит, восемнадцать и две к востоку и сорок к югу. На прежней скорости. Если на экранах возникает что-то лишнее — все равно что — зовешь сэнтио-сама и меня. Я пойду и посплю, а через четыре часа вернусь и сменю тебя.
— Да, — кивнул Бат и сосредоточился на экранах.
Рэй спокойно оставил рубку на него: в добросовестности тэка сомневаться не приходилось. Батлер будет, как прикованный, сидеть у консоли и во все глаза следить за экранами, а он покормит Динго, отведет его к малышу Джеку, чтобы они поиграли, а потом сам немного поест и поспит.
По дороге на кухню Рэю встретился Моро. Морлок остановился посреди коридора, расставив ноги, так, что вавилонянин никак не мог его обойти, не прижавшись униженно к стенке. В прежние времена, времена рабства, прижиматься должен был бы Рэй, уступать дорогу и подбирать хвост, не дожидаясь, пока его командой заставят это сделать. Но даже команду вавилоняне постеснялись бы отдать напрямую: она прозвучала бы безлично: «Очистить путь» или «Морлокам убраться». И если бы он оказался настолько неловок, чтобы затруднить господ командой, он бы заслужил наказание. Ну что ж, эта заносчивая сволочь не раскроет рта и на этот раз? По-прежнему будет делать вид, что перед ним внезапно закрылась автоматическая дверь?
Да, именно так. Морита молча развернулся и пошел к аварийной лестнице.
Рэй выбросил вперед хвост и подсек вавилонянина под ноги. Тот едва не упал, но удержался на ногах и сказал, как бы в пространство:
— Крыса останется крысой, даже если ее побрызгать водичкой и наречь именем идиота.
— А ну стой! — крикнул ему вслед Рэй. — Возьми свои слова назад, или я забью их тебе в горло через задницу!
Но Морита, не замедляя и не ускоряя шага, прошел по коридору до аварийной лестницы и открыл дверь.
— Рэй! — окликнули его сзади. Рэй почувствовал, как к лицу приливает кровь: это был Дик.
— Сэнтио-сама, — он повернулся и опустил голову.
— Зайди и сядь, — юный капитан пригласил его в столовую.
Там уже стояла початая тарелка с какой-то вкусно пахнущей смесью риса и овощей. Рэй присел за край стола, а Дик исчез на кухне и через минуту вернулся оттуда с полной доверху салатной миской, которой Рэй пользовался вместо тарелки. Горка риса и овощей исходила ароматным паром, в ее верхушку была воткнута ложка — Дик счел, наверное, что заставлять морлока есть палочками — это чистое издевательство. Да так оно и было.
— Чего ты добиваешься? — спросил Дик.
— Не знаю, — признался Рэй. — Хочу, чтобы… чтобы он… чтобы он боялся меня. Когда-то я не смел глядеть им в глаза, хотя мог сломать каждого из них одной рукой. Теперь я свободен — а он ходит, как и не знает об этом.
— Ты знаешь, и я знаю, и миледи. Тебе разве мало?
Рэй ничего не мог ответить. Да, ему было мало. Ему хотелось увидеть страх в яшмовых зеницах некогда высшего существа; увидеть, как краска сходит с породистого лица. Услышать мольбу… о прощении? Да какая разница! Моро не станет молить о прощении — заставить бы его молить о жизни. Рэй сжал ладонь «лапой леопарда» и насторожил когти, растущие на сгибе пальцев.
— Я не знаю, что это такое, — вздохнул Дик. — Быть рабом, принадлежать кому-то как вещь, и даже имени своего не иметь. Наверное, тебе хочется справедливости. Но ты подумай вот о чем. Господь, когда воплотился, принял облик раба. Если бы Он тратил время на то, чтобы утвердиться перед Моритами своего века — Он бы никого не спас.
— Сразу видно, что вы слушали проповеди в Синдэне, сэнтио-сама, — усмехнулся Рэй.
— И еще одно. Господь призывал нас любить врагов, но я не могу полюбить Мориту. Я начал было, но он сам все испортил, и, похоже, нарочно. Так что любви я ему дать не могу. Но могу дать справедливость. Ты не будешь унижать его, Рэй.
— А он меня?
— Он не может тебя унизить, ты же христианин.
— ???
— Ну, подумай сам: вот он ходит, как будто тебя и нет. Но кто он такой? Человек, потерявший все. В чем состоит его достоинство? В том, чтобы делать вид, будто у вас нет имен и лиц. А в чем твое достоинство? В том, что Бог искупил тебя Своей кровью. Ну так как он может тебя унизить? Он что, отменит Распятие и Воскресение? Нет, он не может. Или человек, давший тебе имя, по его слову сделается пустым местом? Нет. Он не может даже запретить тебе считать себя человеком, и всем нам запретить. Может только сам за это цепляться. Ну, так кто же из вас унижен?
35
Комару — попадать в затруднительное положение. Фраза переводится примерно как «Вот влип!»
- Предыдущая
- 63/204
- Следующая