Без сна (ЛП) - Пайк Эприлинн - Страница 8

Может быть, он просто ехал домой. И какой-то парень спросил у него дорогу. Затем он повернулся спиной и… Я не знаю. Я смотрю на деревья, когда видение начинает темнеть, я заставляю себя смотреть, запоминать, и оно исчезает.

Я должна выяснить, где это. И что более важно: когда. Мне все равно, что думает Сиерра, я должна что-то сделать. Я не уверена, что моя совесть сможет справиться с ещё одной катастрофой. Не что-то, что более кровавое и жестокое, чем смерть Бетани.

Школьный коридор медленно входит в фокус, и я начинаю дрожать. Я, съежившись, кутаюсь в пальто. Мне нужно несколько минут, прежде чем у меня хватит сил встать. Это видение было ещё сложнее для меня, чем последнее, и мои ноги всё еще дрожат. С Бетани я чувствовала себя как после жестокой тренировки, сегодня я чувствую себя избитой. Синяки с головы до ног.

Я ковыляю домой, и, конечно же, мамина инвалидная коляска стоит на крыльце, и она укутана в самое тёплое свое пальто, и смотрит на экран телефона.

— Вот и ты! — говорит она, протягивая мне руку.

— Прости пожалуйста, — говорю я, сжимая её ладонь, прежде чем везу её в теплый дом и по коридору к кабинету. — У нас было собрание хора после школы, — легко вру я, — и я подумала, что это будет пять минут, но оно всё шло и шло. Надо было тебе написать.

Она натянуто улыбается.

— Да, надо было. Но главное, что ты сейчас здесь, и ты в безопасности.

Я сижу на стуле в её кабинете, который всегда оставался пустым для меня, и я просто наблюдаю за ней. Она работает, но равномерный ритм прошлой недели ушёл. Она пишет несколько слов, затем поворачивается, чтобы посмотреть на маленький телевизор, который она поставила на табурет возле своего стола. Он работает без звука, новости, репортер что-то говорит, и мне не нужно слышать чтобы понять, о чем. Тело Бетани, отложены её похороны, интервью с родителями, учителями, её друзьями — то, когда они могут сдерживать слёзы достаточно долго для того, чтобы говорить. Я всё это видела, но они продолжают воспроизводить это, как будто какой-то ужасный диск зациклился.

Мне нужно найти этот лес. Я не могу этого допустить.

— Можно взять машину? — спрашиваю я.

Мама поворачивается и осматривает меня удивленным взглядом, явно потрясённым, что я прошу.

— Я просто хочу покататься. Подумать

Она тут же покачала головой.

— Мам, пожалуйста, — прошу я, пытаясь скрыть то, насколько я отчаялась. — Я буду осторожна. Я закрою двери, и я не остановлюсь, ни уйду из машины или что-нибудь ещё. Я просто поеду, — по грунтовым дорогам, которые могут или не могут привести к будущему месту убийства неизвестно где.

— Я не хочу, чтобы ты выходила из дома, — говорит мама.

— Мы не можем из-за этого становиться параноиками, — возразила я.

— Дело не в этом, — возражает мама. Затем она делает паузу и исправляет, — Дело не только в этом, — она поворачивается к молчаливому телевизору рядом со своим столом, — Прогноз погоды сегодня обещает снег.

На следующее утро новостей нет. Но от этого мне не лучше. Место было настолько отдаленным, что они, возможно, ещё не нашли его. Вчера вечером мама держалась стойко, а парень, что говорил о прогнозе погоды, был прав. Из-за этого я сидела на подоконнике спальни до самого утра, беспомощно наблюдая, как пушистый снег покрывает землю, конечно, я опоздала.

Я сажусь за стол чтобы позавтракать, накладываю еду на тарелку и жду времени, когда я будет пора идти в школу. Я постоянно ожидаю намёка в новостях, но они всё ещё только о Бетани. Люди начинают злиться, потому что патологоанатом не отдал её тело. Прошло пять дней, и, насколько я понимаю, нет никаких наводок.

Интересно, обнаружение другого тела заставит их продержать её ещё дольше или позволит двигаться дальше.

Я чувствую, что все мои внутренности выворачиваются и сжимаются. Хотела бы я прикинуться больной. Но потом появятся новости о смерти Мэтью, и Сиерра узнает, почему я осталась дома. Я не могу этого допустить.

Я решила рассказать ей этим утром, подобрав момент до того, как его тело будет найдено, но когда я подошла к её комнате, дверь была заперта. Я думала о том, чтобы постучать, даже подняла руку, но не смогла заставить себя это сделать. Я чувствую себя самым тупым Оракулом на земле.

Я выхожу из дома и мельком смотрю на закрытую дверь Сиерры, и мама выезжает на крыльцо, чтобы снова посмотреть, как я пойду. Завтра она не разрешит мне уйти. После сегодняшнего, мне повезёт, если она снова когда-нибудь выпустит меня из дома.

Я хватаю книгу по тригонометрии из шкафчика, когда вижу его, стоящего на расстоянии от меня, не подозревающего, что он должен быть мёртв.

Тяжёлая книга падает из моих рук и приземляется на линолеум с оглушительным шлепком, который эхом разносится по коридору. Люди поворачиваются, чтобы взглянуть на меня, но я уже спотыкаясь иду к Мэтью, игнорируя всё остальное.

— Привет, — говорю я, понимая, что настолько сосредоточена на том, что он не мёртв, и не знаю, что, чёрт возьми, сказать ему.

— Привет, Шарлотта. — он изучает меня, морщит лоб, а затем спрашивает: —У тебя всё хорошо?

Теперь лучше.

— Хм, да, я просто, я… я забыла ноты для «Зимней сказки». Не возражаешь, если я позаимствую твои и быстренько сделаю копию?

— Да, конечно. Конечно, — говорит он, — беспокойство стёрлось с его лица так легко, что я хочу плакать от облегчения. Он жив, он ничего не подозревает, и никто больше не смотрит на нас.

Он передаёт мне ноты.

— Просто принеси их на хор. Не торопись.

— Спасибо, — отвечаю я, забирая ноты, которые мне действительно не нужны. Я стесняюсь, но из-за адских часов, которые я провела прошлой ночью, я не могу допустить подобного. Я изгоняю голос Сиерры из своей головы и говорю

— Мэтью, ты живёшь в пригороде, верно?

— Вроде того. Я имею в виду, что в нашем маленьком районе есть четыре дома, но это на холме к западу от города. — он снова смущается.

— Будь осторожен, — говорю я, спеша, прежде чем Мэтью сможет что-то сказать. — Может быть, у меня паранойя из-за Бетани, но этот парень всё ещё там где-то и… Будь осторожен, хорошо? — я отворачиваюсь и убегаю, прежде, чем он отвечает.

Прежде, чем он сможет начать задавать вопросы.

Вот. Я сделала кое-что. Кто знает, хватит ли этого? Но я предупредила его. Осторожность не может навредить. И, учитывая снег прошлой ночью, есть вероятность, что он умер бы, но будущее изменилось, и этого не произойдет вообще.

Будущее может быть даже таким странным.

Я возвращаюсь к своему шкафчику, который, конечно же, я оставила открытым и

мой учебник по тригонометрии, лежащих на полу перед ним. Не удивительно, что все думают, что я такая чудачка. Я собираю вещи. Я знаю, что должна чувствовать себя виноватой. Но я не могу заставить себя чувствовать ничего, кроме радости.

Я подбираю учебник по тригонометрии, экран моего телефона светится, показывая входящее сообщение, и я снова бросаю книгу, привлекая к себе еще более удивленные взгляды.

Этот номер я не узнаю.

«Ты единственная, кто мог ей помочь. Почему ты не сделала этого?»

Мир вращается, и я резко перестаю дышать. Кто, черт возьми, мог бы написать это? Кто знает мой секрет?

Эмоциональные американские горки, на которых я побывала сегодня утром, слишком сильно терзают мои нервы, и в голове пульсирует колючая боль. Раздается первый звонок, и все начинают расходиться на первый урок, но я не могу сейчас пытаться слушать американскую историю. Просто… нет.

Вместо этого я направляюсь в медпункт. Одно из преимуществ моей странности — то, что медсестре сообщили, что у меня «бывают очень внезапные мигрени». Мне не нравится ложь, но когда у меня действительно возникает головная боль, это означает, что я могу получить таблетку сильного Напроксена, для которого нужен рецепт, вместо двух таблеток Тайленола, которые дают большинству детей.