Черная кошка для генерала (СИ) - Елисеева Валентина - Страница 53

«А как ты спастись смогла? Расскажи, что ты помнишь? Как в себя пришла?»

«Как-как, — пробубнила кошачья сущность, напомнив Ларе манеры Слепой Ведуньи. — Когда тот двуногий мечом махнул, ты и побежала куда-то из тела нашего общего пушистого, замечательного. А я чем хуже?! Все бегут — и я бегу! Эх, столько кошек шикарнейших на бегу пропустили! Вот чем тебе это убогое тощее тельце приглянулось — понять не могу! Коли дала Судьба шанс на новую жизнь, так и выбрала бы тело поприличней, так нет же: мы летим шальным взъерошенным воробьем в самую пакость! Тьфу, в зеркало хоть смотрись пореже, а то меня мутить начинает и тоска смертная накатывает, что в этой срамоте бесхвостой бесшерстной век теперь куковать. — Кошка повздыхала и добавила заискивающе-просительно: — Может, сменим тельце, а?»

«Извини, не могу, и это-то тело мне опять, не спросив моего мнения, навязали. Да и устраивает оно меня, если честно, и Леон опять-таки…»

Кошка тяжко вздохнула:

«То бишь, менять не будем. Огорчительно. Чего с вилкой застыла? Ты кормить это безобразие двуногое собираешься или пусть оно с голоду сдохнет, а мы таки кошечку присмотрим?»

В последних словах прозвучала горячая надежда и Лара поспешила проглотить то, что было насажено на вилку, и чуть не подавилась. Закашлялась. Кошка внутри нее фыркнула:

«Да-а-а, удивляюсь я, как ты тут без меня все эти дни продержалась. Молодец, что ходить на этих длинных подпорках научилась, я вспомнила твои первые попытки и уважаю за настойчивость. Надеюсь, с тобой ничего непредвиденного не случится и мне не придется самой управлять этим недоразумением, которое словом «тело» могут называть только по жизни увечные людишки».

Лара механически продолжила поглощать содержимое тарелки, совершенно не обращая внимания на то, что ест, и надеясь, что она не зажует случайно салфетку вместо булочки. В ответ на последнее замечание Кошки она напомнила:

«Слепая Ведунья говорила, что ты себя проявишь, и что я стану оборотнем! Я ее прямо спросила: смогу оборачиваться кошкой? А она ответила, что да, я верно догадалась! Знаешь, что у меня когти отрастают, а слух, нюх, зрение очень чуткими становиться могут?»

«Знаю. — Кошка встрепенулась: — Думаешь, если Я этим телом управлять начну, оно КОШАЧЬИМ станет?!!! Эй, ну-ка подвинься, соседка! Твоя очередь боевой подруге место уступить!»

Лара так растерялась от напора своей второй половинки, что глазом моргнуть не успела, как ее уже «подвинули». Выразить протест по поводу несвоевременности такой попытки тоже не успела.

После того, как он стал невольным свидетелем беседы у храма, Леон напряженно размышлял о том, как ему теперь обращаться с женой. С браком он уже смирился, но смирилась ли Солара? Может, ее в самом деле вынудили выйти за него замуж? Принцесса — удивительный, чуткий, отзывчивый, прекрасный человек, сострадательный к чужому горю. Список всевозможных достоинств своей жены Леон мог бы продолжать бесконечно и в этих выводах уже не мог усомниться. Мало ли кто и что ей наговорил и чем запугал, что она решилась пойти на поводу у неведомых интриганов. Правда, если Соларе не нужен этот брак, и она готова с радостью его расторгнуть после того, как все интриги вскроются, то почему она так ревниво относится к другим женщинам, которые могли бы войти в его жизнь? Или ему только кажется, что эта ревность есть? А страстные взгляды, которые она бросает на него украдкой — тоже плод его воображения? Раньше он считал их сознательным притворством, способом заставить его потерять голову, чтобы он начал поступать по ее указке. Способом загнать его под женский каблук, опутав сетями лживой страсти и привязанности. Но теперь Леон не верил в придуманный им самим миф о великом коварстве жены и впервые в жизни не знал, что ему теперь делать и даже — что ему теперь думать!

Только сегодня Леон честно признался себе, как самозабвенно и сильно он полюбил бы свою жену, если бы набрался смелости поверить в наличие у нее хоть каких-то искренних чувств к нему. Солара действительно была необыкновенной: живой, доброй, настоящей, неравнодушной, исключительно замечательной девушкой. И это чудо дивное — его законная жена… И до чего же хочется оставить это чудо при себе на всю жизнь! Вдруг, она и в самом деле к нему неравнодушна?! Бывают же на свете чудеса. Ну хоть иногда, хоть раз в тысячелетие, но бывают! В его жизни уже было одно такое чудо — его Кошка… На этой мысли Леон споткнулся: опять перед ним будто качнулась призрачная завеса невероятного…

Мужчина встряхнул головой и отогнал ее, привычно решив положиться на наблюдение и логические выводы.

За поздним ужином Леон приглядывался к жене: на ее милом личике мелькали настороженность, тоска, затаенная нежность (или он выдает тут желаемое за действительное?). А потом она вдруг застыла, устремив взгляд в никуда.

С поднятой и тоже застывшей на месте вилки тихо падали обратно в тарелку тонкие вермишелинки. Жена не шевелилась, сидя на стуле прямо, как каменный истукан.

Леон, сжав в руке столовый нож и пожалев, что верный меч оставлен в спальне, молниеносно обернулся посмотреть, что так напугало его супругу. Но ничего подозрительного и странного в комнате не обнаружил. Окна были закрыты и занавешены плотными шторами. Шторы висели спокойно, не колыхаясь.

— Леди Солара, что с вами? — Леон склонился к жене, но та по-прежнему смотрела в пустоту перед собой и на его слова не отреагировала.

Потом донесла до рта вилку, проглотила вермишель и закашлялась, но взгляд так и остался рассеянным. Леон посмотрел, как жена, двигаясь словно сомнамбула, доедает свою порцию, и протянул руку, намереваясь коснуться руки жены, но тут она очнулась, вздрогнула, уронила вилку и с неописуемым отвращением уставилась на свои беленькие изящные ручки:

— Кака-у-я гадость! — с чувством сказала Солара странно шипящим и примяукивающим голосом.

Леон удивился: впервые он видел, чтоб жена капризничала по поводу еды, она даже в четырехдневном переходе ни одной претензии не высказала.

— Вам не понравился ужин? — спросил Леон.

Жена перевела на него взгляд ярко-зеленых глаз с вытянутым зрачком, и Леон подавился от неожиданности.

— Еда-у качественная, — меланхолично ответила ему супруга, — но в рамках диалектического понимания потребностей как таковых сие незначимо-мяу. — Тут тон ее речи поменялся и зазвучал грозно: — Хвост бы тебе отгрызть за выкрутасы, да ты, убогий, и так без хвоста живешь, мучаешься, бедный. — К концу этой фразы тон опять сменился, стал соболезнующим, жена подперла рукой румяную щечку и запечалилась. Потом добавила недовольно: — Хоть на лице шерсть отрасти, что ли, да усы подлиннее. Хватит уже налысо выбриваться, хоть что-то из скудных даров природы оста-у-вь!

Леон потерял дар речи, не в силах уразуметь логику высказываний супруги и смысл ее запросов. Похоже, в отношениях с женой логика неприменима в принципе!

Жена, покачнувшись, встала. Покачалась на ногах, будто годовалый младенец, не уверенный в том, что сможет удержаться надолго в вертикальном положении, шагнула к зеркалу, зашипела, как кошка, на которую холодной водой плеснули, и снова с выражением произнесла:

— Нет, ну какая гадость! А главное — эксперимент, проведенный по непроверенным данным и неподтвержденной информации из известного ведунского источника, не удался! Эх!

Потом снова пошатнулась, уперлась рукой в зеркало, отдышалась и произнесла тихо привычным голосом:

— Слепая Ведунья, как всегда, оказалась права! Верно сказала, что проявит она себя обязательно, и сама я тому не рада буду.

Леон встал, подошел к жене и осторожно привлек ее к себе, развернув и прижав лицом к груди. Поддерживая обмякшую жену, он гладил ее по спине и приговаривал:

— Все хорошо, все хорошо. Лекаря домашнего позвать?

Лара посмотрела в лицо мужа и увидела в его глазах заботу, обеспокоенность, нежность. Этот взгляд пролился бальзамом на ее несчастное влюбленное сердце. Лара подняла ладошку, прикоснулась к его шершавой щеке, и муж впервые не отстранился от нее. Сердце Лары начало отбивать африканские бешеные ритмы, губы стало покалывать, пальчики зажили собственной жизнью, скользя по скулам, бровям мужчины, касаясь его губ, очерчивая полную нижнюю губу… Дыхание Леона сбилось.