Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна - Страница 59

Для меня даже такая мелочь была крайне важной. Она помогала осознать, что мы вместе, как бы нереально это не казалось мне самой.

— Да-да, конечно. Ваше приоритетное право, — долетели вслед его слова.

О чем он? А, неважно… Разгребать вопрос с правами женщин будем позже.

* * *

Водитель флаера припарковался около нашего дома.

Эши Этти первым вышел наружу и бдительно осмотрелся. Потом он подал мне руку, помогая сойти с подножки транспорта. Это было весьма кстати. В традиционной деревянной обуви особо не побегаешь!

Когда наши руки соприкоснулись, и я оперлась на него, то ничего не произошло. Меня не тряхнуло, как в прошлый раз, в безлюдном коридоре посольства. Просто вежливость, и ничего более.

Эши Этти был донельзя собран и сосредоточен, как перед боем. Он скользнул по мне взглядом, убедился, что все в порядке, и отступил на шаг. Следом спустился посол.

Сегодня эррги опять вырядились в свои парадные персиковые наряды. Ну а я, за неимением лучшего, снова надела отцовский подарок, который обнаружился среди вещей, присланных со станции.

Конечно, меня уже видели в этом платье, но… Оно же совсем новое! И красивое. И, безусловно, мне идет. А главное — отцу будет приятно видеть меня в нем. О символике цветов и том, что могли подумать эррги, я старалась не думать. С едва отросшими до лопаток волосами пришлось повозиться, чтобы превратить их в подобие традиционной прически.

Я зябко поежилась от холодного ветра. Было неприятно стоять под этими равнодушными небесами, затянутыми серыми тучами. Непривычно ранняя осень… Люди платили за вмешательство в природу.

Дедушка встречал гостей возле отворенных ворот дома Рагнарссенов. Тем не менее, держался он по-хозяйски. В его обычно слегка согнутую спину словно вогнали штырь, и не думаю, что всему виной была операция. Но все равно он был ниже всех присутствующих.

Лысина его привычно мерцала сквозь седые волосы. Старческие, слегка выцветшие глаза утопали в морщинах, а руки были чинно сложены на животе. По такому торжественному случаю он облачился в хакама и верхнее кимоно серого цвета, из-под которого выглядывал белоснежный ворот нижней рубахи. На ногах таби и гэта, которые делали его немного выше.

Скромно, сдержанно и очень, очень традиционно. Практически, напоказ.

"Вот мы. Достигнув звезд, мы не утратили связи со своими корнями".

Дед держался с преувеличенной серьезностью и важностью, которая могла бы показаться комичной, но отчего-то это было не так. Напротив, семья прониклась ответственностью момента.

Мама сегодня была в дорогом выходном кимоно сливового цвета с вышивкой в виде цветов глицинии, которое надевала лишь пару раз. Она стояла рядом с отцом, опустив глаза долу. Широкий пояс оби, как и положено, пересекал грудь и был завязан большим узлом на спине чуть ниже лопаток.

Она была бледна, уж не знаю, от краски или от волнения. Чтобы убедиться, надо было подойти ближе. Только губы алели на этой матовой белизне, да брови аккуратными тонкими дугами пересекали лоб.

Вместо привычного узла — подобие прически "симада", но без накладных волос, благодаря чему она обошлась лишь парой шпилек. Густые, черные как смоль волосы были приподняты, обнажая беззащитную шею. При виде гостей мама склонилась в поклоне, и подвески на шпильках тихонько, на грани слышимости зазвенели.

Тетушки по материнской линии в более скромных традиционных нарядах, приличествующих возрасту, в точности повторили ее движения. Две из трех женщин были в трауре.

Тетки с отцовской стороны облачились в парадные бюнад синего цвета с вышивкой. Они дружно сделали прибывшим книксен. Их мужья, все как на подбор военные в парадных мундирах, сдержанно кивнули. Тетушки, конечно, номинально уже не Рагнарссены, но от этого не перестали быть сестрами отца, так что я понимала, отчего они все присутствуют здесь.

Вообще-то муж тети Сигрид, контр-адмирал Руне Нэсс, заседал в генштабе, и я отлично понимала, отчего он явился на правах члена семьи. Начальству, даже бывшему, не отказывают, а родственникам тем более! Ситуация была неоднозначная, так же как и гости. Неформальное общение открывало новые перспективы.

Мне импонировал этот светловолосый флегматичный мужчина, который был однокашником отца и часто гостил в нашем доме. В свое время он сделал все для того, чтобы если не обелить честное имя отца, то хотя бы избавить его от трибунала и ограничиться почетной отставкой.

На обеде не было никого из младшего поколения, кроме меня и брата, и это правильно. Их не следовало без нужды в это вмешивать.

По сути, я осматривалась лишь несколько секунд, оценивая обстановку. Но эта картина застыла, как старинный дагерротип, растянувшись на целые минуты моего субъективного времени.

"Как много женщин!" — мелькнула мысль.

Как после войны. Во время эвакуации из анклава Нихон в первую очередь вывезли раненых, женщин и детей. Мужчины остались, многие из них — навсегда.

Дядя Бьёрн, такой же рыжий, как и отец, но более приземистый и гладко выбритый, прихрамывая, сделал шаг вперед и замер. Я до последнего думала, что он не поклонится, но он все-таки сделал это. Кивнул и отступил назад, где стоял до этого.

Мой брат ограничился скупым кивком, но с нескрываемым любопытством смотрел на гостей. А особенно на посла, которого выбрала его сестра-близнец.

Зато отец, на удивление, кивнул, будто так и надо. Вперед вышел дедушка Нагато, и отец двинулся за ним, отставая всего на шаг и по-военному чеканя шаг. Мать, отделившись от стайки родственников, пошла следом.

Посол и секретарь сделали несколько шагов навстречу, пока обе процессии не поравнялись. Я, будто не имея отношения ни к одной из сторон, стояла чуть поодаль.

— Хаоли Этти, — отвесил посол почтительный поклон, — и мой секретарь Эши Этти.

— Нагато Сюдзи, — представился дед и поклонился в ответ. — Моя дочь Нагато Аюми и ее муж Торгейр Рагнарссен.

Как он ловко отделил отца, впрочем, как и обычно! Не "мой зять", а муж дочери. И мать представил первой, практически нарушив этикет. Даже спустя много лет дедушка не позабыл скандальных подробностей их поспешной женитьбы, хотя теперь их отношения можно было назвать вооруженным нейтралитетом, щедро сдобренным взаимным уважением.

Я не знала родителей отца. Дедушка Рагнарссен погиб, когда мне было пять лет, а бабушка еще до моего рождения. Когда я была подростком, ушла бабушка Аоки. Так что дедушка Нагато получил все отпущенное им. Все мои чувства, отпущенные для старших родичей, я тратила только на него. Оттого мне было неприятно взирать на скрытые трения двух дорогих мне людей. Пусть даже отец отчасти это заслужил, все это — дело прошлого.

В общем, дедушка был в своем репертуаре! Хоть что-то в этом мире сохраняло стабильность. Даже если брать в расчет больную спину деда, поклон отдавал нетипичным для нихонца высокомерием. К счастью, градус наклона ничего не говорил непосвященным. Хозяин дома должен был кланяться чуть глубже гостя.

— Мы с ним уже знакомы, — заметил посол, искоса глянув на отца и вежливо улыбаясь.

— Знаю, — кивнул дедушка, и длинная прядь волос на блестящей лысине съехала набок.

Я старалась не смотреть, чтобы не рассмеяться, но все равно фыркнула. Дедушка сердито нахмурил брови, которые сошлись на переносице, но пафос момента был безвозвратно потерян. Отец прятал улыбку за бородой и усами. Лицо матери стало абсолютно неподвижным, что выдавало сильнейший накал эмоций. Но что это было, смущение или смех, я не могла сказать.

Подумала — и устыдилась.

— Приветствую посла и его секретаря в доме Рагнарссен, — вступил отец и снова кивнул, а мама повторно склонилась в поклоне.

Теперь он тактично указал деду, чей дом принимает гостей. Рагнарссены, а не Нагато. Хотя и они тоже. Кажется, с возрастом папа стал терпимее к слабостям тестя. А, может, повлияли недавние события, когда тот считался пропавшим без вести? Я сделала себе заметку поговорить об этом с отцом. Или не стоит?