Пятнадцатый камень (СИ) - Колоскова Елена Леонидовна - Страница 48

— А сколько ему?

— Заканчивается его второй период, как выражаются "собаки".

— Поясни.

Отец объяснил. Первый период — фактически, детство. Молодежь учится и растет. Второй период начинается после достижения половой зрелости. Молодые мужчины начинают проявлять повышенную агрессивность и соперничать между собой, и их отправляют жить в отдельные поселения.

Обучение продолжается, идет специализация и отсев непригодных. Поощряются поединки, снижающие численность мужской части населения. Одно из таких поселений располагалось на планетоиде, где разместили пленных людей.

"Проклятье! Он что, подросток???"

Оказывается, нет. Я неправильно поняла, сопоставив с возрастным развитием человека. "Второй период" продолжался у всех по-разному и до тех пор, пока мужчина не доказывал, что он соответствует всем "стандартам породы". А это, как минимум: физически здоров, унаследовал полезные качества предков, не дурак, способный, эрудированный и инициативный. Требовалось выполнение пары важных миссий, чтобы наглядно проявились все эти качества.

После этого начинался "третий период", когда дозволялось заключать брачные союзы и производить потомство.

— Тогда его развитие явно замедленное, — резюмировала я. — И характер не сахар.

Отец расхохотался. Я насупилась, а потом решила вернуться к первоначальной теме:

— Так что насчет совместной трапезы с пришельцами?

— Если ешь их пищу — ты соглашаешься подчиняться и следовать, — ответил отец.

"Трофей, ну это понятно". Ничего нового я не услышала. Посол меня угостил, я приняла, все очень просто.

— А если я, наоборот, кормила его своей пищей? — спросила я.

Молчание. Долгое молчание.

— Кормишь его — формально принимаешь как возможного брачного партнера.

"Дерьмо!"

Глава 7

Домой мы возвращались архаичным способом из-за отсутствия атмосферного "лифта", который был утрачен небесным городом. Челнок, предназначенный для преодоления атмосферы, приземлился в космопорте рядом с Нью Трондхеймом, столицей Фрейи. Перегрузка благодаря работе компенсаторов не ощущалась, но инерция никуда не делась и впечатала меня в мягкое кресло.

Мы зарегистрировались, после чего получили разрешение выйти наружу. Нас с отцом уже ждали. Вооруженная охрана в защитных костюмах. Столько предосторожностей из-за меня одной… В одном из вооруженных людей я с удивлением узнала Улафа! Я осторожно коснулась руки отца. Он проследил за моим взглядом и сказал:

— Это я распорядился. Попросил его охранять тебя.

— Но, отец!

— Потом поговорим, — снова вошел он в роль строгого родителя.

Я была ужасно зла на отца. Конечно, он не знал всего, что случилось. Я никому не рассказывала, кроме дока Фредриксена. Но отец знал, что мы с Улафом расстались. Так долго избегать неприятных воспоминаний, чтобы столкнуться с ними лицом к лицу…

"Только не он!" Меня не нужно охранять. Вообще. Показания под присягой я уже дала, все записано и запротоколировано. Никому больше нет нужды от меня избавляться. И… он мне в охране не нужен. Внутри собиралась противная дрожь, и сердце забилось часто-часто. Я украдкой вытерла об одежду влажные ладони.

Лицо Улафа, видимое в прорези шлема за прозрачным щитком, было бесстрастным, как будто мы не знакомы. Хорошо. Я не знала, что сказать, если он вдруг заговорит со мной.

Мы сели в портовый флаер, который доставил нас в здание космопорта. Улаф сидел напротив меня, пристроив плазмоган в проходе дулом вниз и не снимая рук с рукояти. Я отстраненно рассматривала, подмечая изменения, накопившиеся за три года с тех пор, как я его видела в последний раз. Ему весьма успешно выпрямили сломанный нос. Он загорел и уже не выглядел изможденным. На подбородке совсем не по уставу — светлая, выгоревшая на солнце щетина.

Заметив, что я разглядываю, он уставился на меня в упор, и я тут же отвела взгляд. Надеюсь, он не поймет меня неправильно. Ничего не осталось.

* * *

В день приезда я отдыхала в нашей городской квартире, а отец уехал в Родехус улаживать дела. Улаф и другие остались в здании, чтобы меня охранять.

После отставки он связался с местным самоуправлением и консультировал по вопросам военных поставок. Логистика, закупки и прочее… Он умел быть полезным. Раньше это тоже входило в его обязанности. Он всегда интересовался отчетами нашей военной приемки и изучал сформированный заказ, вгоняя в дрожь подчиненных.

Я достала коммуникатор и отправила вызов маме. Мы немного поговорили. Она была рада, что я наконец-то дома. Про чужаков тактично не спрашивала, зная, что я сама ей все расскажу при личной встрече. Такие разговоры не для коммуникатора.

Потом связалась с Гудрун, которая обрадовалась не меньше, чем я.

— Ну как там образец? Выяснила, что это такое? — спросила я.

— Хельга! Где ты его взяла? Это что-то невероятное, — возбужденно спросила подруга. — Ты должна приехать и ознакомиться с результатами.

Ясно. Тоже не доверяет линии. Пусть даже она считается защищенной, для ИскИна это не помеха. Я пообещала приехать, как только будет возможно оторваться от охраны и зажить обычной жизнью.

Я вскрыла свой накопитель в инфосфере и стала перебирать сообщения за последние несколько лет. Также я аннулировала сервис по отправке корреспонденции. Еще до отъезда на станцию я приобрела подарки и поздравления, которые должны были доставлять близким, пока я отсутствовала. Теперь я могла сделать это лично.

Связавшись с известной юридической фирмой, услуги которой стоили до неприличия дорого, я договорилась о встрече. Я переправила им все необходимые документы, чтобы начать процедуру расторжения моего контракта по найму, и с облегчением вздохнула.

А потом, возможно, совершила самую большую глупость за последние дни, позвонив своему психоаналитику.

* * *

Док Фредриксен был по-настоящему странным. Хотя… кто я такая, чтобы судить? Думаю, человек, который должен общаться с "психами", сам отчасти должен быть ненормальным.

Странно ощущать себя бабочкой под стеклом, когда не можешь шевельнуться, а твои чувства препарирует безумный энтомолог. И, что интересно, я совсем не против. Он вытаскивает из глубины подсознания скрытые воспоминания и подавленные, загнанные внутрь эмоции. Сначала неприятно и больно обнажать все тайное перед незнакомцем. Потом приходит облегчение.

И так, постепенно, слой за слоем, мы поднимаем и пытаемся решить проблемы. А если не решить, то хотя бы понять их причины и следствия. Он не сравнивал это с луковицей, как другие умники.

— Мне не нравится такое сравнение, — говорил он.

— Почему? — стало интересно мне, почему он видит это иначе.

— В луковице есть одна особенность, Хельга.

— Какая?

— Много всего наворочено, а внутри ничего нет.

"Проклятье. Груминг у шимпанзе, вот что это такое". Мне просто не с кем обсудить свои проблемы, и я плачу деньги доктору, чтобы поговорить. Выговориться.

— В таком случае, с чем лучше сравнить то, что мы делаем? — удивилась я. — Разве это не бессмысленное времяпрепровождение, если в конце не будет результата?

Я лежу на кушетке, но не на спине, а на боку, подвернув и прижав полусогнутые в коленях ноги к животу. У него широкая кушетка, которая это позволяет. Это тоже часть защитной реакции на вторжение во внутренний мир. Что-то вроде позы зародыша. Животное обычно защищает свой живот от посторонних. Лежать на спине, полностью открывшись — высшая степень доверия. Док Фредриксен никогда на этом не настаивал, как другие.

Я знаю, что ему за пятьдесят. Он немного моложе моего отца, но на висках уже серебрится благородная седина. У него хищный профиль, высокий лоб с залысинами, холодные голубые глаза и полные, чувственные губы. Если вспомнить теорию Ломброзо, можно сделать вывод, что это умный и порочный человек. Харизматичный тип с лицензией на препарирование чужих душ.