Купчиха (СИ) - Стриковская Анна Артуровна - Страница 44

— Пойдём, пойдём, девочка, нам с тобой неприятности не нужны. Обойдёмся без денег этой старой стервы, пусть у неё твоё золото поперёк глотки встанет. Лучше пойдём на постоялый двор, да ты мне газету покажешь Что там такое написано, что ты сама не своя?

Тут до растерянной и опустошённой Вильки дошло, что она до сих пор не выпустила из рук заботливо подготовленную Проппихой газету. Сунула её Теодору и буркнула:

— Читай. А мне надо с отцом переговорить. Сказать ему пару слов.

Выпрямила согнувшуюся было спину, расправила плечи и зашагала по улице, не обращая внимания на Тео. До лавки Корнелиуса Шапса идти предстояло через весь город.

* * *

Теодор шёл за ней в двух шагах и немного сбоку, как пристало охраннику высокой особы. Лицо у его бесценной Вилечки было такое, что становилось страшно. Можно было подумать, что она и в самом деле умерла, а это шествует по городу её призрак. Дело шло к вечеру и прохожих на улицах было немного, но те, кто встречались Виоле на пути, шарахались от неё как от умертвия.

Правда, Теодор не мог до конца уяснить: то ли они узнавали в ней ту, о которой читали, что её больше нет, то ли их пугало выражение лица девушки.

Альтенбург не такой уж большой город: не прошло и получаса, как они были на месте. "Бакалея Корнелиуса Шапса" было намалёвано на вывеске, гораздо более скромной, чем золотое великолепие Проппов. Покупателей в магазине не наблюдалось, но через стеклянную витрину было отлично видно, как внутри шебуршатся двое: убирают товар, готовя магазин к закрытию. Виола не остановилась ни на мгновение: с ноги открыла дверь и вошла.

Тео рванул за нею. Если будет скандал, девочке может потребоваться поддержка, не только моральная, но и силовая.

Копошившиеся за прилавком Корнелиус со своей женой услышали грохот двери, звон колокольчика и подняли головы. Вальтраут даже рот открыла, чтобы сказать припозднившемуся покупателю, что магазин закрывается, да так и застыла. Если Проппиха была готова к визиту Виолы, то мачеха девушки почему-то была абсолютно уверена, что та никогда больше не явится. При виде живой и здоровой падчерицы, которую она в душе похоронила, женщиной овладел ужас, который сковал её неподвижностью. Глядя на Вильку она даже вздохнуть не могла. Это было как явление из загробного мира.

На лице Корнелиуса в первый момент проявилась нормальная радость отца при виде родной дочери, живой и здоровой. А вот следующая мысль стёрла это выражение напрочь. До Шапса дошло, что он наделал. Виола захочет вернуть себе свои права, подтвердить, что она жива, а тогда он сам всё равно что мёртв, потому что по-настоящему живыми он осуждённых преступников не считал. А Корнелиус преступил закон, опознав тело чужой, неизвестной девчонки и засвидетельствовав факт смерти своей дочери. И бесполезно будет уверять, что он ошибся. Судья вызовет стражников, проводивших опознание, и правда всплывёт как масло на воде. Вряд ли парни поверят, что он принял здоровую, дебелую блондинку за темноволосую, маленькую Виолу.

Корнелиус бросил на жену взгляд полный ненависти. Это всё она! Она насела на него и на пару с Проппихой заставила опознать тело. Уверяла, что Виола всё равно померла, только тело пока не нашли. Не всё ли равно, кто будет лежать в могиле! Из двух других девиц, ехавших в том же обозе, родственники одной тело не опознали, а у другой таковых и вовсе не нашлось. Теперь если даже найдут, то методом исключения решат, что это сиротка Адель Бауэр, и похоронят без лишних затей на местном кладбище. Им же не придётся терять время, отрываться от дела и ехать на новое опознание.

Ведь бред несли бабы, полный и абсолютный. Но он дал себя уговорить: уж больно не хотелось ещё раз тащиться невесть куда, если случай поможет найти тело Вилечки. А дело вон как повернулось!

Ноги Корнелиуса стали вдруг ватными, голова закружилась. Что сейчас будет? После того, как он не пожалел свою дочку, отдал замуж за Курта Проппа, ей больше не было причин жалеть его. Сейчас кликнет стражников, предъявит обвинение, и конец. Дальше тюрьма и гражданская смерть: потеря всех прав. Вильку не могут не узнать, вся улица будет свидетельствовать против него. Сам виноват. Немного грело сердце единственное соображение: Проппиха тоже пойдёт под суд. Её опознание было первым, он, Корнелиус, только подтвердил.

Виола тем временем стояла и молчала, переводя взгляд с отца на мачеху и обратно. Затем зло хмыкнула, сплюнула на пол, развернулась и вышла. Чеканным шагом, которым ходят солдаты на параде, она прошествовала через весь город обратно на постоялый двор, ни на кого не обращая внимание. Тео тем же порядком двигался за ней. Вскоре он заметил, что идёт за Виолой не один. Шапс пристроился им в кильватер.

Когда Вилька, так и не сказав ни слова, вышла из магазина своего отца, тот оттолкнул жену, которая хваталась за него руками в попытке остановить, и бросился вслед за дочерью. Впоследствии он сам себя уверил, что хотел просить прощения и даже сдаться властям, но в тот момент просто не понял, чего ждать от разгневанной Виолы и предпочёл держать её на глазах до тех пор, пока она не примет решение. Возможно удастся отговорить её подавать в суд. Он готов был откупиться и в уме подсчитывал, какой суммой может относительно безболезненно пожертвовать.

Но лезть девушке на глаза он не торопился. Если бы Виола заметила его, обратила внимание прямо на улице, мог бы выйти громкий скандал, после которого договориться уже не вышло бы. Когда о преступлении известно многим, потерпевшему не обязательно выдвигать обвинение: эту роль берёт на себя королевский прокурор. Так что Шапс тихо полз по стеночкам, надеясь, что сможет поговорить с дочерью без свидетелей, но этому мешало присутствие Теодора. Корнелиус терялся в догадках кем же мог быть спутник дочери. Но когда Виола прибыла на место, всё прояснилось. Трактир и постоялый двор под гордым названием "Вороной конь" принадлежали гильдии наёмников. Девушка к ней принадлежать не могла, поэтому становилось очевидно: наёмник вот этот кудлатый и бородатый мужчина.

В воротах Теодор нагнал Виолу и пошёл рядом, так что Шапс безбоязненно смог приблизиться. Девушка уже поднималась по ступенькам внутрь, когда он её окликнул:

— Виола, дочка!

Девушка резко повернулась и сбежала к нему по ступенькам. На лице её изображалась целая буря разноречивых чувств от порыва броситься в объятья до острого желания убить на месте. Но когда она остановилась, приблизившись к Шапсу на расстояние вытянутой руки, все эмоции как губкой стёрли. Перед ним было лицо мертвеца.

— Что ты от меня хочешь? — произнесла она плоским, лишённым выражения голосом.

— Виола, доченька, прости меня, старого дурака! — начал Корнелиус, — Я так ошибся! Не надо было мне слушать твою мачеху. Это она

Вилька жестом остановила бессмысленные излияния.

— Знаешь, — сказала она, — Я всегда считала, что ты просто слабый человек и жалела тебя. А ты дважды меня предал. В первый раз когда сплавил Проппам, зная, что представляет из себя их сын. По сравнению с этим то, что ты лишил меня собственной личности, засвидетельствовав мою смерть, просто цветочки. Но в третий раз я предать себя не дам. Умерла так умерла. У тебя больше нет дочери Виолы, Корнелиус Шапс. Нет и никогда не было.

Она развернулась и опрометью бросилась в трактир. Шапс было поспешил следом. Но на крыльце его остановил кудлатый наёмник.

— Ты куда? — спросил он глумливо, — Тебе там делать больше нечего. Слышал, что девушка сказала? Для тебя она умерла. Ты сам так сказал на дознании.

— Я её отец! — в отчаянии прошептал Корнелиус.

— Нет, — замотал головой Теодор, — Всё, кончилось твоё отцовство. Теперь Вилечка моя дочь. Моя бесценная девочка, которую ты у меня украл двадцать три года назад.

Что-то такое было в глазах этого наёмника, что Шапс не стал больше спорить. Ссутулившись, втянув голову в плечи, он побрёл домой, чувствуя себя последним подонком. Но где-то в глубине души тлела маленькая беззаконная радость: никто не станет на него жаловаться, никто не устроит скандала. Наёмник увезёт Вильку навсегда, а значит тюрьма за лжесвидетельство ему больше грозит.