Серп (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 59

— Он упал, а не прыгнул. Нечаянно. Он сам так сказал.

— Нет, я видел, — настаивал Роуэн. — Он прыгнул.

— Пусть так. Все равно — мне-то откуда знать? Спроси у него самого. Хотя не думаю, что, заговорив с ним о столь компрометирующем событии, ты заслужишь его благосклонность. — И Годдард сменил тему: — Похоже, ты крепко подружился с одним из тусовщиков. Может, в следующий раз пригласить побольше таких красавчиков?

— Нет-нет, вы не так поняли, — запротестовал Роуэн, вопреки своей воле заливаясь краской. — Это просто старый друг.

— Ах вот что. Это ты его пригласил?

Роуэн покачал головой.

— Нет, я даже не знал, что он придет. Если бы знал, я бы его сюда и близко бы не подпустил.

— Это еще почему? Твои друзья — мои друзья.

Роуэн промолчал. Он никогда не знал, говорит ли Годдард серьезно или только дразнит его.

Молчание Роуэна вызвало у Годдарда смех.

— Не бери в голову, мой мальчик. Это же праздник, а не допрос в инквизиции. — Он похлопал ученика по плечу и пошагал дальше. Будь у Роуэна хоть капля здравого смысла, он на том бы и успокоился. Но он не успокоился.

— Поговаривают, что серпа Фарадея убил другой серп.

Годдард резко остановился и медленно развернулся к Роуэну.

— Ах вот как?

Роуэн глубоко вздохнул и пожал плечами, пытаясь сделать вид, будто не сказал ничего особенного. И зачем только он об этом заговорил! Но сдавать назад было поздно.

— Да это все лишь слухи…

— И ты полагаешь, я в этом замешан?

— А вы замешаны? — напрямую спросил Роуэн.

Серп Годдард подступил ближе. Казалось, он смотрел сквозь внешнюю оболочку своего ученика прямо в темные ледяные глубины, в которых тот сейчас обретался.

— Ты в чем меня обвиняешь, мой мальчик?

— Ни в чем, Ваша честь. Я просто спросил. Чтобы прояснить обстановку. — Роуэн тоже смотрел Годдарду в глаза, пытаясь заглянуть в его холодные глубины, но обнаружил, что они окутаны непроницаемой мглой и недоступны пониманию.

— Считай, что прояснил, — сказал Годдард с легким сарказмом в голосе. — Оглянись вокруг, Роуэн. Неужели ты хоть на один миг можешь вообразить, что я поставлю все это на карту и нарушу седьмую заповедь лишь для того, чтобы убрать какого-то заскорузлого серпа старой школы? Фарадей выполол себя сам, потому что в глубине души знал: это самое осмысленное, что он сделает за последние более чем сто лет. Время старой гвардии прошло, и он отдавал себе в этом отчет. А если это твоя маленькая подружка пытается раздуть дело, ей стоило бы дважды подумать, прежде чем обвинять меня. Потому что я вправе выполоть всю ее семью, как только истечет срок их иммунитета.

— Это будет расценено как злой умысел, Ваша честь, — сказал Роуэн с вежливой решимостью. — Вас могут обвинить в нарушении второй заповеди.

На одно мгновение вид у Годдарда сделался такой, как будто он вот-вот разорвет своего ученика на куски, но огонь в его глазах тут же погас, поглощенный мглистой бездной.

— Всегда на страже моих интересов, да, мой мальчик?

— Стараюсь, Ваша честь.

Годдард вглядывался в него еще пару секунд, а потом сказал:

— Завтра будешь тренироваться в стрельбе из пистолета по движущимся мишеням. Прикончишь всех, кроме последнего, одной пулей на каждого, иначе я лично, без лицеприятия и злого умысла, выполю твоего гуляку-дружка.

— Что?!

— Я неясно выразился?

— Нет, Ваша честь. Я… я понимаю…

— И в следующий раз, прежде чем кого-то в чем-то обвинять, удостоверься сначала, что это правда, а не просто оскорбление.

Годдард развернулся и зашагал прочь; мантия развевалась за ним, словно флаг. Но прежде чем удалиться за пределы слышимости, он проговорил:

— Конечно, если бы я убил серпа Фарадея, я был бы не настолько глуп, чтобы признаться тебе в этом!

— Он просто морочит тебе голову.

Тем вечером серп Вольта и Роуэн сражались в игровой комнате в бильярд.

— Но, думаю, ты и правда оскорбил его. Как это — убить другого серпа?! Этого просто не может быть!

— А я думаю, что может. — Роуэн ударил по шару и промахнулся. Мысли его витали в другом месте. Он даже не помнил, какими шарами играет — однотонными или полосатыми.

— Возможно, Цитра тоже морочит тебе голову. Об этом ты не думал?

Вольта ударил кием и положил в лузу оба шара — и полосатый, и однотонный, что никак не помогло Роуэну выяснить, какими же шарами играет он сам.

— Я хочу сказать — посмотри на себя, ты же совсем чокнулся! Девчонка водит тебя за нос, а ты этого даже не замечаешь!

— Она не такая, — возразил Роуэн, выбрал наконец полосатый шар и положил его. По-видимому, выбор оказался правильным, потому что соперник позволил ему продолжить игру.

— Люди меняются, — сказал Вольта. — А ученики серпов так и подавно. Быть подмастерьем серпа — значит постоянно меняться. Почему, ты думаешь, мы берем себе новые имена? Потому что к моменту посвящения мы становимся совершенно другими людьми. Превращаемся из ссыкливых детишек в профессиональных выпалывателей. Она попросту вьет из тебя веревки!

— А я сломал ей шею, — напомнил Роуэн. — Так что мы равны.

— Да не надо тебе быть ей равным! Тебе надо прийти на зимний конклав, имея за плечами явное преимущество. Или, по крайней мере, с ощущением, что у тебя есть преимущество.

В игровую заскочила Эсме, крикнула: «Чур я играю с победителем!» — и тут же выскочила обратно.

— Лучшего стимула для проигрыша не придумать, — проворчал Вольта.

— Давай буду брать ее с собой на утреннюю пробежку? — предложил Роуэн. — Пусть займется спортом. Ей не помешало бы слегка похудеть.

— Это верно, — согласился Вольта. — Но тут хоть бегай, хоть не бегай, все одно. Гены есть гены.

— Откуда ты знаешь, что у нее за ге…

И тут до Роуэна дошло. Истина маячила перед его глазами все время, но он был слишком близко, чтобы разглядеть ее.

— Не-ет! Кончай стебаться!

Вольта небрежно потряс головой:

— Понятия не имею, о чем ты.

— Ксенократ?!

— Твоя очередь, — сказал Вольта.

— Если станет известно, что у Верховного Клинка есть незаконнорожденная дочь, ему конец! Это же грубейшее нарушение заповеди!

— Знаешь, что будет еще хуже? Если дочь, о которой никто не знает, окажется выполотой.

Роуэн прогнал сразу десяток идей через эту новую призму. Теперь все становилось на свои места: и почему Эсме пощадили тогда, в кафе, и почему с ней обращаются как с принцессой… Что там говорил Годдард? Что она самая важная персона из всех, с кем он в тот день познакомился? Ключ к будущему?

— Но ее не выполют, — проговорил Роуэн. — Не выполют до тех пор, пока Ксенократ делает все, как велит Годдард, — например, прыгает в бассейн.

Вольта медленно наклонил голову.

— Среди прочего.

Роуэн ударил по шару и нечаянно забил в лузу восьмерку, чем и закончил партию.

— Я выиграл, — сказал Вольта. — Вот черт. Теперь придется играть с Эсме.

Я подмастерье у чудовища. Серп Фарадей был прав: тому, кто испытывает удовольствие от убийства, нельзя становиться серпом. Это противно всем установкам серпов-основателей. Если Орден превращается в рассадник убийц, кто-то должен положить этому конец. Но это буду не я. Потому что я, как мне кажется, тоже превращаюсь в чудовище.

• • • • • • • • • • • • • • •

Роуэн посмотрел на то, что написал, тихо и аккуратно вырвал страницу из тетради, смял и бросил в пылающий камин. Годдард всегда читал его дневник, на что, будучи наставником, имел полное право. Роуэн потратил целую вечность, чтобы научиться выражать на письме свои настоящие мысли, свои истинные чувства. Теперь ему надо опять научиться скрывать их. Это был вопрос выживания.

Он взял перо и написал новый, официальный, пост:

• • • • • • • • • • • • • • •

Сегодня я убил двенадцать движущихся целей, использовав только двенадцать пуль, и сохранил жизнь моему другу. Серп Годдард прекрасно владеет искусством мотивировки. Нет смысла отрицать — я становлюсь все лучше и лучше. Каждый день я учу что-то новое, совершенствую свое тело, ум и руку. Наставник гордится моими достижениями. В один прекрасный день, надеюсь, я смогу отплатить ему сторицей за все, что он сделал для меня.