Серп (ЛП) - Шустерман Нил - Страница 26

— Отличная идея! — выкрикнул кто-то в зале. — Только представьте себе, что это будет за мир, если мы станем выпалывать только уродов!

По залу прокатился смех.

Серп пытался защититься, призвав на помощь старинное изречение «Красота — в глазах смотрящего», но Верховный Клинок не купился. По-видимому, серп проштрафился уже в третий раз, поэтому ему дали долговременный испытательный срок: он мог вести жизнь серпа, но не имел права полоть. «До наступления следующего года рептилии!» — возгласил Верховный Клинок.

— Ну и ну! — прокомментировала Цитра негромко, чтобы ее услышали только Роуэн и Фарадей. — Никто ведь не знает, какими животными назовут следующие годы! Последний год рептилии был Год Геккона, и он случился еще до моего рождения.

— Вот именно! — подтвердил Фарадей с несколько виноватым удовлетворением. — Это означает, что его наказание может кончиться в следующем году, а может и никогда не кончиться. Теперь парню придется обивать пороги календарной службы, упрашивая их назвать год в честь сцинка, или ядозуба, или еще какого-либо пока еще не использованного гада.

Прежде чем собрание покончило с дисциплинарными делами и двинулось дальше, к трибуне вызвали еще одного серпа. Правда, речь тут шла не о предвзятости.

— Передо мной лежит анонимная записка, — сказал Верховный Клинок, — в которой почтенный серп Годдард обвиняется в злоупотреблении служебным положением.

В зале зашумели. Цитра заметила, как серп Годдард, прежде чем встать, что-то прошептал своим приспешникам.

— В какого рода злоупотреблениях меня обвиняют? — осведомился он.

— В чрезмерной жестокости ваших методов.

— И при этом обвинение анонимное! — сказал Годдард. — Не могу поверить, чтобы коллега-серп оказался таким трусом! Требую, чтобы обвинитель встал и показал себя!

Зал опять загудел. Никто не встал, никто не взял на себя ответственность.

— Раз так, — заявил Годдард, — то я отказываюсь отвечать на обвинения, исходящие неизвестно от кого!

Цитра ожидала, что Верховный Клинок Ксенократ так просто не отступится. Как-никак обвинение от коллеги-серпа — дело серьезное. Но Верховный Клинок убрал бумажку и произнес:

— Ну что ж, если больше ничего нет, то объявляется перерыв.

И серпы, эти грозные посредники смерти, потянулись на выход — в ротонде их ожидали кофе и пончики.

Как только они оказались в ротонде, Фарадей близко наклонился к своим ученикам и проговорил:

— Не было никакого анонимного обвинителя. Уверен, серп Годдард обвинил себя сам.

— С чего ему это делать? — удивилась Цитра.

— Чтобы выбить почву из-под ног у своих недоброжелателей. Это старый и хорошо известный трюк. Теперь любого, кто обвинит его в чем-либо, посчитают тем самым трусливым анонимщиком, и ни один серп его не поддержит.

Роуэн обнаружил, что его больше занимает происходящее за стенами зала заседаний, чем театральные страсти и поединки внутри. Он уже начал интуитивно понимать, что и как работает в Ордене серпов. Самые важные дела обделываются не за бронзовыми дверьми, а в ротонде и полутемных закоулках, которых в мраморном здании насчитывалось великое множество — может быть, как раз для такой цели.

Разговоры до открытия дверей были всего лишь светской болтовней. Сейчас, в разгаре утра, Роуэн наблюдал, как серпы собираются небольшими группами, совершают закулисные сделки, выстраивают альянсы, обсуждают тайные планы…

Он подслушал одну из таких групп. Ее члены собирались предложить запрет на удаленные детонаторы как метод прополки — не по этическим соображениям, а потому, что оружейное лобби сделало значительное подношение некоему серпу. Другая группа собиралась выдвинуть одного молодого серпа на место в распорядительной комиссии, чтобы он мог влиять на ее решения в интересах этой группы.

Борьба за власть, возможно, где-то в других местах ушла в прошлое, но здесь, в Ордене серпов, она жила и кипела.

Наставник Цитры и Роуэна не присоединялся ни к каким кликам. Фарадей хранил гордое одиночество, стоя над мелочными заговорами, как утес. И так вела себя добрая половина собравшихся.

— Знаем мы всех этих интриганов с их жалкими кознями, — сказал он своим ученикам, примериваясь к пончику с джемом. — У них что-то получается только тогда, когда мы им это позволяем.

Особенно внимательно Роуэн следил за серпом Годдардом. Многие подходили к нему и завязывали беседу, другие лишь бросали на него взгляды искоса и что-то бормотали себе под нос. Его свита, состоящая из серпов-юниоров, представляла собой мультикультурную группу, как это назвали в старые времена. В эти дни, когда этно-генетические признаки в людях не проявлялись так явственно, как раньше, в приближенных Годдарда четко прочитывалась принадлежность к тому или иному этнотипу: девушка в зеленом имела смягченные паназиатские черты; у парня в желтом прослеживались африканские корни; тот, что в оранжевом, был чистым европейцем, а сам Годдард склонялся к латинскому типу. Несомненно, этот человек любил выставлять себя напоказ; даже его стремление сохранять этнический баланс было продиктовано той же жаждой всеобщего внимания.

Хотя Годдард ни разу не взглянул на Роуэна, юноша был уверен — тот заметил, что он наблюдает за ним.

Остаток утра был посвящен различным предложениям и жарким дебатам в зале заседаний. Как и говорил серп Фарадей, интриганам сопутствовал успех только тогда, когда это позволяли более высокоморальные члены коллегии. Запрет на удаленные детонаторы был одобрен, но не потому, что так сыграло оружейное лобби, а потому, что взрывать людей посчитали слишком жестоким способом прополки — жестоким и недостойным звания серпа. Молодого серпа, которого выдвигали на место в распорядительной комиссии, забаллотировали, потому что никто в названной комиссии не должен сидеть ни в чьем кармане.

— А я не против когда-нибудь стать членом такой комиссии, — сказал Роуэн.

Цитра недоуменно посмотрела на него.

— С чего это ты вдруг заговорил, как Фарадей?

Роуэн пожал плечами.

— Когда ты в Риме[8]…

— Мы не в Риме, — напомнила она. — Если бы мы были в Риме, то конклав собирался бы в месте покруче этого.

Местные рестораны соревновались друг с другом за право обеспечить конклав едой, поэтому обеденный буфет в ротонде поражал еще большей роскошью, чем завтрак. Фарадей навалил себе полную тарелку, что совсем было на него не похоже.

— Не подумайте ничего дурного, — сказала Цитре и Роуэну серп Кюри. Голос ее тек медом, под которым угадывался сарказм. — Те из нас, кто всерьез придерживается обета воздержания, только на конклавах и позволяют себе насладиться отличной едой и тонкими напитками. Это напоминает нам, что мы тоже люди.

Цитра, способная думать только об одной вещи за раз, воспользовалась возможностью добыть информацию.

— Когда будут испытания учеников? — спросила она.

Серп Кюри покровительственно улыбнулась и забросила за спину свои серебряные волосы.

— Тех, что надеются получить сегодня свои кольца, уже тестировали вчера. Что до других, то скоро настанет и ваше время.

Увидев досаду на лице девушки, Роуэн прыснул, чем заслужил от нее сердитый взгляд.

— Заткнись и жри давай, — буркнула она. Роуэн с удовольствием подчинился.

Как бы ни была Цитра поглощена мыслью о предстоящем тесте, она все же начала задумываться, какие события конклава они с Роуэном пропустят, когда их уведут на испытание. Как и соученик, она находила конклав мероприятием весьма познавательным. В мире существовало очень мало людей, не считая серпов и их подмастерьев, которые бы когда-либо наблюдали подобное, да и те ухватывали только крохотный кусочек. Таковыми, например, были агенты по сбыту, которые явились в зал заседаний после обеда. Каждому отводилось десять минут на презентацию оружия или яда, которое он намеревался продать коллегии и, что еще важнее, Главному Оружейнику — именно за ним оставалось окончательное решение относительно закупок. Агенты расхваливали свой товар в отвратной манере инфо-голограмм: «Оно рубит, оно режет! Но погодите! Это еще не все!»