Вампиры пустыни
(Том III) - Уильямс Тэд - Страница 25

Смит понятия не имел, чем ее можно накормить. Он купил жестянку с нью-йоркским ростбифом, банку венерианского лягушачьего отвара, дюжину свежих яблок и два фунта земного салата, который так пышно разросся на плодородной почве каналов Марса. Среди этого изобилия продуктов она наверняка найдет что-нибудь себе по вкусу, решил он. День выдался очень удачным и, поднимаясь по лестнице, Смит на удивление музыкальным баритоном мурлыкал себе под нос «Зеленые холмы Земли»[6].

Дверь была заперта, как и раньше, и ему пришлось негромко постучать сапогом по нижней доске, так как руки у него были заняты. Она, двигаясь все так же беззвучно, отворила и смотрела на него в полутьме, пока он, спотыкаясь, шел к столу с грузом продуктов. Лампу она опять не зажгла.

— Почему ты не зажигаешь свет? — раздраженно спросил он, ударившись ногой о стоявший у стола стул, когда пытался избавиться от своей ноши.

— Светло и… темно… все равно… мне, — пробормотала она.

— Кошачьи глаза, да? Ты и выглядишь, как кошка. Вот, я принес тебе ужин. Выбирай. Любишь ростбиф? Или немного лягушачьего отвара?

Она покачала головой и отступила на шаг.

— Нет, — сказала она. — Я не могу… есть… твою еду.

Смит нахмурился.

— И таблетки концентрата не ела?

Красный тюрбан снова отрицательно качнулся.

— Так у тебя во рту и крошки не было больше… получается, больше суток! Ты, верно, умираешь от голода.

— Не голодная, — возразила она.

— Чем же тебя кормить? Лавки еще открыты, но нужно поторопиться. Тебе надо поесть, детка.

— Я поем… — тихо сказала она. — Скоро я буду… буду… кормиться. Не имей… беспокойства.

Затем она отвернулась, подошла к окну и стала глядеть на освещенный луной пейзаж, будто хотела закончить разговор. Смит бросил на девушку озадаченный взгляд и вскрыл жестянку с ростбифом. В ее словах прозвучала странная нотка, и чем-то эта нотка Смиту не понравилась. В конце концов, у девушки были зубы и язык, и ее пищеварительная система, судя по телу, походила на человеческую. Почему же она несет всякую чепуху и притворяется, будто для нее невозможно найти подходящую еду? Наверное, все же проглотила пару таблеток концентрата, подумал Смит, открывая термическую крышку внутреннего контейнера и вдыхая вырвавшийся наружу запах горячего мяса.

— Ну, если не хочешь ничего есть, тебе ничего не достанется, — философски заметил он.

Смит налил горячую похлебку в похожую на тарелку термическую крышку, бросил туда же кубики говядины и извлек ложку, спрятанную между контейнерами. Девушка чуть повернулась к нему и смотрела, как он придвинул к столу шаткий стул и принялся за еду. Смита раздражал неотрывный, немигающий взгляд ее зеленых глаз, и наконец он спросил, кусая большое яблоко с канала:

— Почему бы тебе не попробовать? Это вкусно.

— Моя… еда… вкуснее, — запинаясь, пробормотала она мягким голосом, и он снова скорее почувствовал, чем услышал едва заметную неприятную нотку в ее словах. Внезапное подозрение закралось в него, когда он задумался о ее последнем замечании — какое-то туманное воспоминание о жутких историях, которые он слышал у лагерных костров. Он повернулся на стуле и посмотрел на нее, ощутив легкий укол необъяснимого, нарастающего страха. В ее словах, тех, что она не произнесла, чувствовалось что-то угрожающее…

Девушка робко стояла под его взглядом и смотрела ему в глаза, не мигая, своими широко распахнутыми зелеными глазами с пульсирующими зрачками. Но губы у нее были алые, зубы — острые…

— Чем же ты питаешься? — требовательно спросил он.

И, помолчав, очень тихо добавил:

— Кровью?

Миг она продолжала смотреть на него, не понимая; после что-то похожее на усмешку изогнуло ее губы и она с презрением сказала:

— Ты думаешь, я… вампир, да? Нет… я — шамбло!

Предположение Смита она явно встретила с презрением и насмешкой, но столь же явно знала, что он имел в виду — и это подозрение показалось ей логичным… Вампир! Сказка — но сказка, с которой это нечеловеческое существо с далекой планеты было хорошо знакомо. Смит не был ни легковерным, ни суеверным человеком, но видел в своей жизни слишком много странного и не сомневался, что в основе самых диких легенд лежит зерно правды. А в этом создании было что-то невыразимо странное…

Какое-то время он раздумывал над этим, откусывая большие куски яблока. Ему о многом хотелось ее расспросить, но он не стал этого делать, зная, что все расспросы окажутся бесплодными.

Больше он не произнес ни слова, пока не доел мясо и второе яблоко. Он убрал со стола, просто выбросив в окно пустую жестянку. Затем Смит откинулся на спинку стула и стал наблюдать за девушкой прищуренными бесцветными глазами, ярко выделявшимися на лице цвета дубленой кожи. Он снова увидел смуглые, мягкие, бархатистые округлости ее тела — нежные изгибы и гладкую плоть в прорехах красного платья. Может, она вампир и безусловно не человек, но она несказанно привлекательна, особенно когда послушно сидит, как сейчас, склонив голову в красном тюрбане, сложив на коленях когтистые руки и позволяя его взгляду медленно скользить по ней. Они долго сидели молча, не двигаясь, и тишина дрожала между ними.

Она была так похожа на женщину, земную женщину — нежная, и покорная, и робкая, мягче мягчайшего меха, если забыть о ее четырехпалых когтистых руках, пульсирующих зрачках и той затаенной странности, что невозможно было выразить словами… (Неужели ему померещился этот красный, движущийся локон? Только ли сегир пробудил то острое отвращение, которое он почувствовал, держа ее в объятиях? Почему на нее охотился уличный сброд?) Он сидел и внимательно разглядывал ее. У нее было такое красивое, нежное, округлое тело, едва прикрытое обрывками платья — и, несмотря на сокрытую в ней тайну и неясные подозрения, осаждавшие разум, Смит начал ощущать, как его сердце забилось сильнее, в груди растекся жар… смуглое создание с опущенными глазами… затем ее веки поднялись и зеленый кошачий взгляд впился в его глаза, и в нем мгновенно проснулось былое отвращение, и всякий раз, когда их глаза встречались, в нем звучал теперь тревожный колокол — она животное, в конце концов, слишком гладкая и мягкая, чтобы быть человеком, и эта ее затаенная странность…

Смит пожал плечами и выпрямился.

У него был легион недостатков, но слабость плоти не входила в число главных. Он указал девушке на ее одеяла в углу и улегся в кровать.

Спал он крепко и проснулся много позже — проснулся неожиданно и полностью, с тем чувством внутреннего возбуждения, которое предвещает нечто роковое. Комнату заливал лунный свет, такой яркий, что он видел красный цвет лохмотьев девушки. Она не спала: сидела на одеяле, повернувшись к нему плечом и склонив голову. Тревожное ощущение холодом прошло по спине Смита, когда он разглядел, что она делала. Кое-что совершенно естественное для девушки — любой девушки, в любом месте. Она развязывала свой тюрбан…

Он смотрел, затаив дыхание, охваченный необъяснимым предчувствием чего-то ужасного… Красные складки разошлись, и он понял, что ему не почудилось: алый локон снова упал вниз и коснулся ее щеки… Неужели это волосы, локон? Толстый, как жирный червяк, вздувшийся на гладкой щеке… краснее крови и толстый, как ползучий червь… он и полз, как червь.

Смит бессознательно приподнялся на локте и с каким-то болезненным любопытством и недоверием, будто зачарованный, уставился неподвижным взглядом на этот… локон. Нет, вчера ему не померещилось… До сих пор он считал, что во всем виноват сегир, что это хмель заставил локон двигаться. Но теперь… локон удлинялся, вытягивался, двигался… Пусть это были волосы, но они ползли, наделенные собственной тошнотворной жизнью, ползли вниз по щеке, ласкающе, отвратительно, невероятно… Он был влажным, этот локон, округлым, толстым и блестящим…