Жнец (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич - Страница 59

Те лишь молча кивнули и стали собирать боеприпасы, поглядывая по сторонам, а я, пнув по раненной ноге одного из немцев, у него унтерские знаки различия были, и присев рядом, спросил на немецком:

– Сколько вас? Количество и состав?

Бойцы удивлённо посмотрели на меня, видимо не знали, что я немецким владею, но продолжили заниматься делами, пока я допрашивал унтера. За обещание сохранить ему жизнь, тот легко пошёл на сделку и рассказал, что знал, так что вставая, я ответил на вопросительные взгляды бойцов:

– Их тут две роты парашютного батальона, полный состав, и снайперская группа, всего три сотни. Нужно поторопится, к вечеру подойдёт моторизованная рота что и возьмёт под охрану этот мост. К этому времени он, по плану немцев, уже будет захвачен. Всё, уходим.

– А эти, – кивнул боец на раненых.

– Они уже не бойцы, – ответил я, снимая с медика санитарную сумку и заглядывая, чтобы узнать, что в ней имеется. – Можешь добить. Только унтера не трогай, я ему жизнь обещал.

– Да чёрт с ними, они уже ничего не могут.

При этом бойцы отнесли подальше оружие и собрав побольше боеприпасов и все гранаты мы смогли выйти к реке. Там определившись, а мы оказались в тылу у целого взвода, приготовили оружие. Один из бойцов показал на гранаты, но я покачал головой, прошептав:

– Слишком долго горят замедлители, а из автоматов мы их в капусту нашинкуем, пользуясь внезапностью.

– Красиво сказали, – восхитился один из бойцов.

Молча кивнув, я скомандовал:

– Ты работаешь по левому флангу, ты по правому, мой центр. Расстреляли магазины, кидаем гранаты и пока пережидаем разрывы, перезаражаемся в укрытиях. Потом зачистка, пленных не брать, раненых добивать. Всё ясно?

– Да, – ответили бойцы и мы разошлись.

Я первым открываю огонь, это и будет сигналом. Подобравшись поближе, я привстал, прижав проволочный приклад автомата к плечу, и открыл огонь. Никаких коротких прицельных очередей, длиннющая очередь на весь магазин. Удержать оружие оттого, чтобы ствол не задрался, я смог, так что пули мои врубились вплотную массу, лежавшую на опушке у берега немцев, пятная их спины кровавыми кляксами. Похоже они тут для штурма собрались. Как только автомат смолк, я упал за корягу и достав гранаты, колпачки уже откручены были, дёрнул за них и кинул в сторону противника. Автоматы бойцов тоже уверенно работали. Только те обошлись несколькими очередями. А вообще приятно работать в паре с профессионалами, чувство локтя быстро появляется. Когда смолкли разрывы гранат, шесть штук, как и должно быть, мы привстали и несколькими очередями пройдясь по тем, кто ещё шевелился, вышли вперёд. Дальше я прикрывал, а бойцы быстро зачистили этот берег, после чего мы скрылись в лесу.

Это была замечательная охота. Чуть позже к нам ещё трое осназовцев присоединились, и в этой группе я был старшим, шёл как таран, а те зачищали за мной. Не скажу, что мне было наплевать на секретность, но то, когда я сказал, что меня цыганка от пули заговорила, почему-то легко приняли. Видимо им было нужно какое-то объяснение почему немцы так мажут по мне. Вокруг пули в землю впиваются, гранаты рвутся, а я только матерюсь, отряхиваюсь и иду дальше, в бой рвусь. Заряжать амулет приходилось часто. Зачистив эту сторону, мы перебрались через пути на другую сторону этого берега и присоединились к веселю там. Когда и тут закончили, остался другой берег, и немцы там оборону додавили. Получается мы на одном берегу. Те на другом. Их около взвода осталось. Тут Сомин был, дважды ранен, но ещё мог командовать, бойцов собралось с два десятка, и наши зенитчики, и из роты охраны, мы их оставили, пусть видимость обороны создают, раненых ищут, перевязывают и в безопасное место утаскивают. А мы переберёмся на другой берег и ударим немцам в тыл. Я первым шёл, поэтому отойдя подальше от моста, бойцы за мной, и выбравшись на берег, вызвал лодку без свидетелей. Лезть в реку я не хотел. Тех порадовало водное транспортное средство, мы в один приём перебрались на тот берег и побежали к мосту. Но сторожась. К тому же те тут минные засады и засеки делали, и они меня благополучно вывели в тыл к немцам. Там те вооружились винтовками, забрались по-моему приказу на деревья, и прикрыли меня точным огнём. А дальше, перебегая от воронки до воронки, я просто забросал немцев тем запасом гранат, что взял с собой. Уцелевшие немцы ушли, трое осназовцев пошли за ними, не преследовать, сил и желания не было, проследить чтобы не вернулись, а остальные отходили от боя. А ведь тот полтора часа длился. Долго, если бы не наша группа, немцы бы уже закончили, и зачищали территорию.

Как оказалось, я остался единственным старшим по званию из всех, кто выжил и сейчас на ногах, раненых я не считаю. Капитан и два его взводных погибли в бою, третий взводный при смерти лежал. Старлей у осназовцев ранен, тяжело, в грудь. Погибли оба взводных у Сомина, сам он тяжёлый, оба мои сержанта погибли, пушки повреждены, но жив Лосев, три ранения получил, все касательные. Ещё было около пятидесяти раненых, но больше всего всё же погибших. Так что взяв всё под своё командование, я стал отдавать распоряжения. Если Лосев такой ограниченно годный, его уже перевязали, то командовать может, вот на нём теперь оборона. Я велел собрать пулемёты, включая трофейные, и расставить к ним бойцов, пусть держат круговую оборону. «ДШК» оказался в порядке, я был прав, снайпера убивали всех, кто к нему встал, и Лосев решил не рисковать, так что один из его бойцов, а из его расчёта двое уцелело, кроме него самого, встал у пулемёта, теперь у нас и защита с воздуха есть. Четверо бойцов бегали и осматривали позиции, искали выживших, раненых, шестеро заботились и перевязывали раненых, осназовцы охраняли нас и немецкие позиции обходили, подранков искали. Немецких раненых тоже принесли, из той группы где унтер был, что мне информацию дал. Я же приказал вынести из дзота большой стол и прямо на поле боя, стал готовить операционную. Надо, иначе многие до ночи не доживут, а стемнеет скоро, часа через три. Некоторые инструменты, и даже обезболивающее, в сумке были, видимо для быстрых и лёгких операций, и пусть это морфий, ничего, поработаем. Шприц есть, дозировку я помню.

Вот так и началось. Я велел нести ко мне тех, кто кровит, остальные подождут, ну и понесли. Один из осназовцев вызвался помогать, ассистировать так сказать, ещё двое, кто воду грел, кто стол мыл после очередной операции. Первым мне на стол положили старлея, ну ещё, бы их любимый командир, значит его первым. Ничего, быстро извлёк пулю, ушил кровотечение, почистил рану, пуля обрывки одежды занесла, и зашил рану. Унесли первого, уже подают следующего. И вот так непрерывно, а ведь тяжёлых было половина, остальные средней степени ранения, лёгких не было, точнее лёгкие себя за раненых не считали и трудились на равных с остальными. Я даже не заметил, как прибыла помощь, дрезина, вооружённая пулемётами. На ней четверо. Бойцы помогли снять дрезину с рельс, чтобы составы проходили, и Лосев доложил гостям по обороне моста, я занят был, отойти не мог. Лейтенант, что был старшим из прибывших, оказался с головой, он остановил эшелон, станки какие-то вывозили. И отправил часть раненых на платформах в тыл, около тридцати человек, под присмотром двух бойцов. Прооперированные мной, там тоже были. А я продолжал работать. Лейтенант, что взял на себя командование, дрезину с бойцами тот уже отправил обратно, остановил уже санитарный эшелон, и за десять минут всех оставшихся раненых, Лосев отказался уходить, погрузили. Я очередную операцию вёл, шатало от усталости, когда мою руку перехватили, и взяв скальпель, старичок с седой козлиной бородкой закончил вырезать осколок, после чего быстро ушил рану, и подбежавшие две молоденькие медсестры накрыли раненого простынёй, а бойцы, перекинув того на носилки, понесли к стоявшему эшелону.

– Неплохо молодой человек, – сказал старичок. – Вы хирург?

– Нет. Учился частным образом у профессора Кривицкого.

– О, это выдающийся хирург. Как здоровье Павла Валерьяновича?