На круги своя (СИ) - Романовская Ольга - Страница 74

Вздрогнула и прижалась к стене. Тело била крупная дрожь.

Сколько же боли в голосе темного! Что они делают с пленником? Пытают? Светлые! Они упиваются чужой болью, им нравятся чужие страдания. Стоят, наслаждаются каждым вскриком. Ненавижу!

Подобрав юбки, кинулась прочь.

Под ногами мелькали выщербленные ступени, я рисковала поскользнуться, но чудом не упала. Пронеслась по каминному залу, где отдыхали стражники, и побежала дальше, наверх. Кажется, магистр Багесл что-то кричал вслед, но я не слышала. В голове стоял крик-проклятие темного, перед глазами — убитые светлые.

Зажала руками уши и замотала головой.

Призраки прошлого, оставьте меня в покое!

Дыхание кончилось в галерее, опоясывавшей очередной зал. Замок старый, тут еще сохранились подобные сооружения. Помещения иногда занимают два–три этажа и освещаются несколькими рядами окон.

Привалившись к перилам, обмякла, словно кукла, и бездумно уставилась вниз. Пустота. Она манила, притягивала, но я не прыгну.

Отошла от перил — отпустило.

Взгляд скользнул по стенам. Портреты. Странно, у лангов не принято рисовать даже предков.

Любопытство на время вытеснило остальные эмоции, и я подошла к ближайшему. Поднатужилась и смогла зажечь свет: в замке отыскалась общественная магия.

Лак потемнел, картина покрылась толстым слоем пыли, но я смогла различить черты лица.

На меня смотрел мужчина. Еще молодой, полный сил, властный, но с грузом прожитых лет в глазах. Невольно засмотрелась, уловив в лице нечто знакомое.

Кареглазый, с длинными ресницами. У краешка радужки — голубенькое пятнышко. Точно такое же было у меня до семи лет, а потом исчезло.

Уселась на пол перед портретом, продолжив изучать неизвестного мужчину. И чем больше смотрела, тем больше сходства находила. Мой нос, линия подбородка, и сам он не ланг. Почему? Серые не умеют пользоваться посохами, а человек сжимал жезл. Значит, маг.

Сердце екнуло.

Неужели наиви? Никогда прежде не видела мужчин-наиви.

И откуда здесь портрет?

Духи! Они все знают. Если я медиум, сумею договориться.

Сделала пару глубоких вздохов, успокаиваясь, потянулась к дару. Он ответил и позволил слиться в единое целое.

Мир вокруг изменился, наполнился цветными пятнами. Я и себя видела как ослепительно белую сферу. От портера исходило схожее свечение, но приглушенное. Если все правильно понимаю, так медиумы видят светлых. Но откуда в замке двоюродного дяди портрет наиви?

— Дария, вот ты где!

Волшебство разрушил недовольный голос магистра Багесла.

Свечение погасло, мир снова стал прежним.

Обернулась к дяде и, предупреждая выговор, спросила:

— Чей это портрет?

Магистр Багесл опешил, покосился на неизвестного блондина и равнодушно ответил:

— А, давно пора снять.

— Кто это? — настойчиво переспросила я.

Не понравилось, ох, не понравился мне такой ответ! Юлил дядя, неприятную тему затронула.

— Какая разница? — теряя терпение, отмахнулся магистр. — Допустим, прошлый хозяин замка. Пойдем, найдем тебе работу. Поможешь Наине.

Шить! Как я забыла, все незамужние девицы занимаются рукоделием.

— Я лекарь, — не желала брать в руки пяльцы. — От меня больше толку в лазарете.

— И без тебя справятся! — излишне резко ответил дядя и поволок прочь.

— У меня дар, я у… — запнулась и решила не уточнять, — всегда лечила. У мэтра Дорна спросите!

— И спрошу, — мрачно пообещал магистр Багесл и дернул за руку. — Пошли!

Понятно, он просто всеми правдами и неправдами хотел увести от портрета. Вряд ли случайно. Значит, я обязана вернуться и попытаться поговорить с духами. Наверняка их много в старом замке.

Пальцы отвыкли от шитья, но я упорно сражалась с иголкой и ниткой.

На душе было неспокойно. Внутренний голос шептал: «Поднимись, иди прочь!» Покорилась ему. Стоило Наине заклевать носом, тихонечко выскользнула прочь и поспешила на галерею. Дорогу запомнила, поэтому нашла быстро. Огня зажигать не стала, сразу потянулась к духам и приглушенно вскрикнула, когда прямо передо мной возник образ матери. Она шла по галерее и беззвучно пела.

К призрачной маме подошел мужчина. Он обнял, поцеловал, положив руку на живот.

— Мы выстоим, — звучал в ушах шепот давно ушедших. — Тебе нельзя волноваться.

— Я пойду с вами! — мать сжала руку… отца. Определено, тот мужчина с портрета — мой отец. Великая мать, я могла никогда его не увидеть, если бы не забрела сюда в порыве чувств! — Лишняя пара рук не помешает.

— Нет, — непреклонно покачал головой отец. — Ты останешься здесь. Ничего не случится, они приедут просто поговорить. Вокруг полно навсеев, одним нам не выстоять, нужна помощь лангов.

Мать закусила губу и неохотно кивнула.

Образы начали растворяться и, наконец, пропали.

Я звала, пробовала докричаться до матери, пусть мысленно — безрезультатно.

Какой из меня медиум, если не могу войти в контакт с духами! И, стиснув зубы, пробовала снова и снова, пока незримая ниточка тепла не повела за собой. Поспешила за ней и оказалась в заброшенной комнате. Сейчас ее использовали как кладовку, а прежде она, судя по всему, служила спальней.

В углу — детская кроватка.

«День сменяет ночь, снова встает солнце. Спи, моя малютка, пусть солнышко тебе приснится» — пел незамысловатую колыбельную такой знакомый и родной голос.

Слезы потекли по щекам.

Судорожно вцепившись в груду корзин, смотрела на кроватку, сплетенную из лозы, и слушала, слушала, слушала, а мама постепенно обретала материальность. Она оказалась чуть ниже меня, длинноволосая, зеленоглазая. Над губой — родинка. В глазах — улыбка и бесконечное тепло.

Рука качает кроватку. А в ней… Ребенок! На вид ему не больше двух лет. Мальчик или девочка, не видно. Брат или сестра. А я в мамином животе, том, который она временами любовно поглаживает.

— Он не вернулся, Дария. — Мать внезапно обернулась, видение ребенка исчезло. — Я больше не видела Лаура. Магистры сказали, его убили темные. Тогда я остригла волосы в знак траура и согласилась впустить в замок лангов. Глупая!

То ли дух, то ли плод больного воображения ухватился за голову. Когда мать отняла пальцы от волос, те опали к ее ногам, будто листья с дерева.

Прядь волос! Вот откуда она! Но кто столько лет хранил ее и зачем?

— Он думал, что убил всех, но ты осталась жива: Ирмий возжелал наиви. Покорную наиви, поэтому тебе позволили родиться. Как я только не заметила, что за спиной лангов стоял демон! Как не почувствовала темного той ночью! — причитала мама.

Ирмий… Ирмий Онекс. Мой так называемый отец.

Губы скривила презрительная усмешка.

Как банально и как мерзко! Версия о том, что «папа» собирался на мне жениться, уже не казалась нелепой. Существо, насиловавшее беременную женщину, способно на все.

— А… Я одна, последняя наиви? — вопрос дался с трудом, вырвался хрипом.

— Последняя, — мама скорбно опустила голову. — Ирмий потом похвастался, что уничтожили всех. Ублюдок!

Хотела поговорить с мамой, хотя бы узнать ее имя, но та начала стремительно таять, пока совсем не исчезла. Я осталась стоять посреди разного хлама и смотреть на сломанную детскую кроватку.

Значит, вот где я бы жила. Замок, который отобрал магистр Багесл вместе с жизнью моих близких. Мне не оставили ничего, кроме воспоминаний, и те приходилось отвоевывать с боем.

Меня словно придавили скалой и вылили на голову ушат помоев. Мир воды окончательно стал чужим, а двоюродный дядюшка — отвратительным. Не сомневаюсь, он помогал убивать отца и брата. Отчего-то мнилось, тот ребенок в колыбельке — мальчик.

Чтобы не осталось ни одного наиви… Только по воле похоти и алчности я превратилась в наследницу потерянной расы.

Интересно, долго искали, пока обнаружили замок в горах? Ведь, судя по словам навсеев и прочитанным книгам, светлые вымерли давным-давно.

А, какая разница, Дария. Ты хотела увидеть мать, поговорить с ней — поговорила.