Холодная сварка, или Ближе, чем секс (СИ) - Тулина Светлана - Страница 36

Вот и в этот раз всё так же было: вместо того, чтобы нормально ответить, как один взрослый человек другому взрослому человеку, перевела разговор на пустяки и начала нести полную чушь о дурной наследственности и скверном воспитании. Вроде бы и шуточки, и не всерьёз — но с этакой кривой усмешечкой, вроде как провоцируя — ну поспорь, поспорь, но мы-то с тобою знаем… Что же она такого конкретно сказала-то? Кажется, что-то о пользе рекламы противозачаточных средств. В том смысле, что вот смотрела бы ты, мамуля, эти ролики — и не имела бы нынче никаких проблем и забот…

Ерунда, согласна.

А вот ведь взбесило так, что аж в глазах потемнело. Сорвалась.

Стыдно, да.

Какое у неё лицо сделалось после этого моего окрика… мне не то что стыдно — страшно стало. Она отшатнулась сначала, а потом вдруг хмыкнула почти беззлобно и улыбнулась. Открыто так — я никогда не видела, чтобы она вот так улыбалась.

— А, это ты! — Голос её был… ну да, дружеским и чуть ли не сочувственным. — А я-то чуть было не удивилась. Но куда там! Моя опять свалила, да? Типичненько. Коронный способ решения любой проблемы — свалить от неё как можно дальше и как можно быстрее. Или сделать вид, что никакой проблемы вовсе нет. И как ты её только терпишь?!

Она приняла меня за Вовика.

И тут я совершила нечто настолько странное, что до сих пор нахожусь от содеянного в состоянии некоторой оторопи и так и не могу до конца даже самой себе объяснить побудительные мотивации. Взрослый разумный человек, профессиональный психолог, мать, в конце-то концов! А повела себя как ребёнок ясельного возраста, спрятавший лицо под панамкой и уверенный, что теперь его никто не видит.

Вместо того, чтобы объяснить доче её ошибку и таки попытаться поговорить с ней как взрослый со взрослым, я сама опустилась до её уровня. Нет, даже хуже — я опустилась куда ниже, радостно присвоив брошенную мне по ошибке маску. Отказалась принимать на себя ответственность. Спряталась. Струсила, по большому счёту.

Я не стала ничего объяснять.

В своё оправдание могу сказать разве что, что поначалу это не было таким уж осознанным поступком. Я промолчала просто потому, что была ошарашена и сбита с толку. Признаю, это крайне слабое оправдание. И сомнительное. Ибо дальше я пала окончательно и бесповоротно, и тут уже невозможно списать на оторопь.

Я подыграла.

Расставила ноги пошире, оттопырила большими пальцами карманы, выпятила нижнюю губу сковородником — это были уже вполне осознанные действия, сколько раз видела эти ужимки в зеркале и мысленно хихикала: тоже мне, настоящее мачо! Да, конечно, я была в панике, но это тоже слабое оправдание. К тому же всего перечисленного ранее мне показалось мало, и я даже попыталась плюнуть длинно и смачно, через свёрнутый в трубочку язык — сколько раз наблюдала, как хомячок тренируется, когда наивно полагает, что его никто не видит!

Вышло на удивление ловко.

Но куда удивительнее было то, что это вдруг страшно меня обрадовало! Вместо того, чтобы вызвать новый приступ самокопания и угрызений совести — взрослая женщина, неприлично, даже детей ругают, глупость же несусветная и главное — зачем?!

— Классно навострячился! — оценила доча.

И эта глупая похвала совершенно никчёмному и бесполезному умению почему-то тоже доставила мне истинное удовольствие. Сравнимое, пожалуй, разве что с удовольствием от решения сложных математических задач или конструктивно-аналитических головоломок. Да нет, зачем лукавить — куда большее. Чистое такое, яркое, ошеломляющее, почти… ну да. Почти детское.

А ещё, обмирая от ужаса внутри и нагловато ухмыляясь снаружи (надеюсь, достаточно убедительно), я подумала, что этим надо воспользоваться. В смысле — себе во благо.

Меня доча давно уже не слушает, я для неё замшелый родитель, чего таких слушать, а вот сверстник… ну или почти сверстник, жаль, конечно, что Вовик младше неё на целых три года, младшие тоже не авторитет, по себе помню, но всё же ближе, всё же почти свой, всё же со мною она давно не вела себя настолько открыто…

— Зря ты так, — сказала я нейтрально, но с легким осуждением, старательно огрубляя голос. — Она… это, ну… Она хорошая. И вообще… родителей того… слушаться надо, вот!

— Ой, вот только не надо по новой начинать! — сморщилась доча, словно лимон разжевала. — Ты меня и в прошлый раз достал уже! Пошли лучше попрыгаем.

Я плюнула ещё раз. Наверное, от нахлынувшей паники — какой такой прошлый раз?! Они что — встречаются? Без меня?! Как часто? Когда? Насколько давно? И чем это может грозить малолетнему обалдую и моей слишком влюбчивой девочке?! Он же младше! Младше на целых три года!!! Для меня даже год всегда был принципиален, младше — до свидания, даже если и был интерес — терялся мгновенно! Но доча… Ведь если вспомнить, то её первая любовь был младше на целых восемь месяцев! А восемь месяцев для первоклассников — разрыв куда более существенный, чем три года для почти взрослой почти двадцатилетки…

Ужас какой.

Наверное, от паники у меня дёргались губы — во всяком случае, в этот раз получилось хуже, и я… хм… ну да, я заржала. Тоже, наверное, от паники.Самым натуральным образом, просто смехом это назвать было бы трудно, скорее — гыгыканье или ржач, само собою как-то так получилось, даже не ожидала. Не копировала! Вообще не слышала, чтобы Вовик так смеялся. Однако доча не удивилась совсем, сказала только своё коронное: « Ха!» и добавила:

— А я зато лучше прыгаю! Спорим, опять выиграю?

И мы пошли прыгать. Хотя я понятия не имела, что означает это «попрыгаем» и чем это может грозить моему оболтусу и ей самой. Классики? Резиночки? Тарзанка? Мост через речку? Обледенелые крыши высоток или вагонов движущегося поезда? В этот безумный день я была готова ожидать чего угодно!

Всё оказалось намного проще — всего лишь невысокий бордюрчик в парке вокруг замерзшего фонтана. В чашу нагребли снега со всех окрестных аллей, он высился огромным сугробом — и это именно в него и надо было прыгать, стараясь оставить как можно более чёткий отпечаток собственного тела и не нарушить его, выбираясь. И доча, конечно же, выиграла. Моё внимание куда больше занимало отслеживание взглядов и интонаций — любит? Не любит? Вот она меня пихнула локтем в бок — это что-то значит? Вот помочь попросила, руку дать — это что? Просто просьба — или?.. Смотрит ли она на меня (на него!!!) хотя бы изредка тем же восторженно-обалделым взглядом, которым смотрела на последнего бойфренда? Тот мальчик обошёлся нам в шестимесячную депрессию, не хотелось бы….

Да нет, вроде взгляды нормальные, вон и подначивает, и язвит, и вообще ведёт себя как обычно. Вернее — совсем не как обычно, но не в ту сторону, так она дурачилась разве что в младшей школе. Но нет тех самых обмираний, которых я так боялась увидеть. Может быть, я зря испугалась? Может быть, дружба между мужчиной и женщиной возможна — ну хотя бы пока они еще очень молоды и сами толком не понимают, чего хотят?

А потом, когда мы, устав пихаться и деланно скандалить над оцениванием того или иного отпечатка и размолотив несчастный сугроб в мелкую пыль, в которой уже невозможно было оставить никаких вразумительных оттисков, приходили в себя на обледенелой скамейке, доча сказала вдруг чуть ли не с завистью:

— Повезло ей с тобой…

И я вдруг с кристальной ясностью поняла, что никакого не бойфренда ищет в Вовике моя такая до ужаса самостоятельная и взрослая девочка. И уж тем более не друга.

Папу она ищет!

Ну или кого-то, кого можно было бы примерить на эту роль.

В Вовике.

Ага-ага.

В некрасивом трусоватом оболтусе, который к тому же ещё и младше её на три года — она пытается отыскать для себя образец мужественности, эталон поведенческой матрицы такого самца, с которым — не страшно, с которым можно просто быть рядом, с которым как за каменной стеной…

Похоже, я чего-то очень сильно не понимаю в психологии современных девушек.

====== 177-е сутки. Отчет теловладельца ======