Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - Мамаева Надежда - Страница 38

— Волосы растрепаны, глаза горят, на лице такое выражение — сожрать живьем готова, а за тобой еще и метла летит.

Я повернула голову. Действительно, в двух локтях от земли парила моя метелка. А я и не заметила. Пока таращилась на свой транспорт, Йон решил меня добить:

— Да и руки, судя по всему, в крови. Притом учти, что ты для обозников — ведьма. Можешь как мор прогнать, излечить, так и младенца живьем сожрать. Это какое у тебя будет настроение.

Вот зря он заговорил о хлебе насущном. Желудок сразу же заурчал.

— Ничего нет поесть? — Я резко сменила тему разговора. Шкура осекся на полуслове.

— Есть… — ошарашенно выдал он и кивнул на костер: — Запеченная репа осталась.

Перед тем как допрашивать Йона, я решила, что неплохо бы подкрепиться. Попробовала эту самую репу и убедилась: не следовало человеку становиться вершиной пищевой цепи, чтобы питаться такой вот полезной диетической гадостью. Не стоит она того. Но, несмотря на сомнительные гастрономические плюсы запеченного корнеплода, репу все равно сжевала. А потом уставилась на блохастого.

Не сказать чтобы оборотень сдался без боя. Но я, почувствовав себя в привычной среде, где допрос становится младшим братом светской беседы, вытащила из перевертыша все, что тот знал.

Когда вытрясла из шкуры все ответы, задумалась. Ушла в свои мысли, заглядевшись на пламя костра. Очнулась лишь тогда, когда подала свой скрипучий голос желна. Встрепенулась и краем глаза поймала задумчивую улыбку оборотня, который разглядывал мой профиль.

Но мне было не до мыслей, что бродили у перевертыша в голове. Без него имелось над чем подумать. По словам Йона выходило, что история началась задолго до того дня, когда энг сжег бриталь.

Все произошло гораздо раньше.

История началась тогда, когда на свет появились близнецы. Энг парящей твердыни радовался сразу двум сыновьям, но дракон был правителем и понимал: наследие он может передать только одному.

Брок родился вторым. Задержался во чреве матери всего на несколько вздохов. А старший брат Вьельм — его точная копия — оказался первенцем. Время шло, драконы росли, становились на крыло. Один готовился взять бразды правления в свои руки и вдохнуть часть своей силы в твердыню, второй постигал азы военного искусства и дипломатии вдали от дома, под бдительным оком наставника. Родители решили, что так будет лучше: незачем младшему видеть каждый день то, что никогда ему не достанется.

Подходило время пробуждения силы. У каждого дракона, в котором теплится искра дара, магия своя, уникальная. Даже небо не в силах предугадать, что за карты сдаст каждому из крылатых сыновей судьба, тщательно перетасовав колоду своих даров. Так, в семье огненных драконов может родиться ледяной, у матери, ткущей облака света, — сын, творящий мрак, или у отца, которому подвластна вода, — сын вовсе без дара. Да, не все драконы способны к магии, как не каждый человек имеет абсолютный слух. Скорее даже наоборот, магия не так часто просыпается в детях крылатого племени, но в семьях знати — почти всегда.

Простым сынам неба достается лишь способность менять облик. Над огнем, водой или мраком рядовые драконы, не имеющие дара, не властны.

О силе магической искры говорит рисунок, что проступает на теле ящера к тридцати годам: чем он больше и ярче, тем сильнее оказывается дар.

Я невольно вспомнила Брока, вернее, ту часть его тела, которую видела: ни на спине, ни на груди и плечах отметок этой самой силы я не заметила. Потому с языка сорвалось:

— У него не проснулся дар?

Собеседник грустно усмехнулся:

— Лучше бы так и было.

Сила в Броке пробудилась неожиданно рано, рывком, обожгла нутро первородным огнем, выламывая кости, прорезая кожу тысячей стилетов, расплавляя кровь, клеймя рисунком, как тавром. Всю правую ногу дракона за одну ночь украсила вязь. От лодыжки до бедра кожу покрывали изображения языков пламени и руны. И это притом, что цветной рисунок в три пальца толщиной у драконов считался свидетельством изрядной силы. Некоторые крылатые радовались даже черно-белой вязи рун, нанесенных на запястье словно строчка письма.

Броку тогда минуло семнадцать. Родители обрадовались известию и стали ждать. Если младшего судьба одарила такой силой, то что же ждет старшего? Но время шло, энг, которого уже два десятка лет точила изнутри болезнь, слабел и в один из полетов не рассчитал сил, что таили в себе грозовые облака.

Твердыня не могла остаться без правителя. Дело даже не в том, что оплот начал бы медленно снижаться, а его твердь — разрушаться. Гораздо быстрее распаду подвержены умы и сердца подданных. А смута, что на земле, что в небе… — последствия едины. Для всех Вьельм был будущим энгом. Дракону, которого отец-правитель считал своим наследником, пришлось принять венец владыки, хотя дар в нем еще не пробудился.

Для всех новым энгом стал старший сын, а вот свою силу в сердце парящей твердыни влил младший — Брок. Но об этом знали лишь несколько драконов.

Жизнь шла вперед, проходили годы, а магическая искра в Вьельме так и не спешила вспыхнуть.

Брок же, влив свою силу в сердце оплота, вновь занялся тем, что стало для него привычным: войной и дипломатией. Стычки драконьих племен, что на словах подчинялись энгу, но на деле покорялись лишь силе, заключение союзов и демонстрация мощи, дипломатические переговоры с другими расами — все дела, для которых нужны решительность и хитрость, легли на крылья младшего.

Старший же освоил тонкую науку управления монетой и сердцами подданных и не только стал хорошим правителем, но и обеспечил своим владениям процветание. Однако простые драконы вдвойне полюбили молодого энга за то, что полет парящей твердыни стал как никогда ровным, а земли, впитавшие часть силы, — тучными и богатыми. Год от года угодья прирастали, а оплот ширился.

Наконец настало время, когда сила пробудилась и в Вьельме, но, увы, она не оправдала чаяний матери и покойного отца — всего лишь тонкий серый ободок не толще кольца на среднем пальце. После этого старший брат стал носить перчатки, скрывая ото всех ту толику дара, которую пожаловала ему судьба. Завидовал ли он Броку? Навряд ли…

Так шли годы, Брок и Вьельм заматерели. Тело одного покрылось паутиной шрамов — даже регенерация не может насовсем скрыть следы побед. Чело второго изрезали ранние морщины, а острота зрения спасовала перед свитками, которые старший искренне ненавидел, но все равно корпел над ними.

Брок был уже далеко не юн, когда встретил ту, которую решил назвать своей женой, надеть на нее мужний пояс.

Марна происходила из обедневшего, но знатного рода. Юна, красива, невинна и, как казалось Броку, влюблена в него так же, как и он в нее. Но то казалось, а любовь подобна банковским процентам — вовсе не такова, какой кажется. Йон юлил, изворачивался и изъяснялся экивоками, но все же основную мысль я поняла: старший увел у младшего невесту.

Хотя, как по мне, если девушка сама уходить не хочет, то и не уведешь ее никуда. Но это мое сугубо женское мнение, которое я не спешила озвучивать. И правильно сделала. Дальше стало еще интереснее: Вьельм развязал войну, а потом решил, что самое лучшее средство решения проблем — это уйти в депрессию. Энг впал в нее с полной самоотдачей.

Увы, Брока никто не спрашивал, чего он хочет, так что младшему пришлось брать на себя и командование армией, и управление оплотом. Причем не только своим, но и теми парящими твердынями, которые принесли вассальную клятву.

Соседи же внизу не думали дремать. Поначалу в стычках с людьми драконы одерживали победы, но потом правитель Верхнего предела, тот самый Энпарс, нашел против крылатых мощное оружие. Оно выжигало дракона в считаные секунды, пробивало броню, плавило кости, въедалось в кровь. Ни один маг, будь то человек, дракон, эльф или гном, ранее не был способен на заклинание такой силы.

Сыны неба отступили и даже заключили позорный для себя мир, выплатив немалую дань людям. Причем, поскольку Вьельм от венца правителя не отказался, младшему пришлось еще и изображать своего брата-близнеца. В итоге такого маскарада для простых драконов героем, который прекратил войну, стал благородный Вьельм.