Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - Мамаева Надежда - Страница 32

Я опустила взгляд ниже и поняла, что отныне буду пить только воду. Ладно рубашка, но как я смогла порвать на ящере штаны? Из плотной ткани, что по прочности навряд ли уступала джинсовой.

А потом с замиранием сердца провела рукой по своей груди. Обнаженной. Увы, если во мне и теплился огарок надежды — вдруг ночью мы все же не дошли до самого главного — то когда я поняла, что на мне костюм Евы, этот огонек с шипением погас.

Я тихо, чтобы не расплескать мозги, повернула голову. Казалось, любое резкое движение заставит мою черепную коробку разлететься на мелкие кусочки, а серое думательное вещество — и вовсе растечься киселем. Поэтому я была предельно осторожна.

Мои штаны оказались в двадцати метрах от места нашей сенно-стоговой вакханалии. Кроссовки — и того дальше. Предметы исключительно дамского гардероба обнаружились отчего-то под боком Брока. Осторожно ступая по стерне, я добралась до своей одежды.

Лишь когда полностью оделась, смогла выдохнуть и начать раскаиваться. Сожалела старательно, алея от стыда и не представляя, как посмотрю дракону в глаза. Он людей и так ненавидел, а сейчас к всеобщей нелюбви добавится еще и антипатия к конкретной особе…

— Проснулась. — От голоса, совсем даже не сонного, я подскочила, а, приземлившись на многострадальную ногу, запрыгала на второй, шипя от боли.

— Вчера это тебе не мешало, — кивнув на мою лодыжку и сурово скрестив руки на обнаженной и расцарапанной груди, осуждающе заявил дракон.

— Извини… — Я не знала, что сказать в свое оправдание, и ляпнула: — Я случайно, нечаянно получилось…

Ящер закашлялся, но я, собрав все свое мужество, решила покаяться до конца:

— Знаю, мне нет оправдания, но все же прошу: прости меня, что я с применением грубой силы тебя совратила, изнасиловала и надругалась…

Брок согнулся в приступе кашля, я уже испугалась, не схватил ли он за ночь пневмонию, но дракон распрямился. Этот наглый крылатый не кашлял. Он хохотал.

— Надругалась… — Он все же не смог совладать со смехом. — Извини, но для того, чтобы меня совратить, твоих силенок маловато.

— Но как же… — Я развела руками и взглядом указала на разодранную в клочья рубаху дракона и порты: одна штанина радовала мир дырами, а вторая уцелела лишь чудом.

— Но я же не говорил, что ты не пыталась. Причем весьма рьяно. — Он протянул руку, чтобы потереть шею, и поморщился.

Я же облегченно выдохнула и только тут поняла, что до боли в костяшках сжимаю кулаки.

Брок же, не подозревая о том, какие душевные терзания меня раздирают, с сожалением повертел головой и спросил о том, о чем может спросить лишь мужик:

— А поесть ничего не осталось?

— Нет. — Облегчение от осознания того, что ночью не произошло окончательной капитуляции драконьих нравов, было велико, но все же внутри, где-то глубоко, точил червячок. — Зато приближается пища духовная.

Я не кривила душой. Смурной, но уже умытый, причесанный, в чистой рубахе и даже кожаной безрукавке к нам широким шагом приближался Йон. Рядом трусила лисица.

Когда оборотень подошел, вместо приветствия бросил:

— Я смотрю, вы весело провели ночку.

— Не было ничего!

— Не завидуй, шкура!

Мы с драконом ответили почти синхронно и эмоционально, что возымело обратный эффект. Йон заухмылялся.

— Заметь, побратим, я второй раз нахожу тебя поутру в компании с это рыжей, и ты опять так старательно отпираешься, что впору думать только одно.

— Посмотрел бы я на тебя, если бы на твою шею кинулась почти ведьма, что выпила макового молока… — сказал Брок и осекся.

Йон икнул. Судя по случившемуся вчера у молодой вдовушки, оборотень уже испытал на себе все прелести дегустации местного напитка любви.

— Кстати, а что это вообще за гадость такая и откуда она у Бажены? — задала я главный вопрос, кивнув на опрокинутый жбан.

— А разве не знаешь? — изумился шкура.

— Думаешь, если бы знала, отхлебнула бы вчера? — в тон ему ответила я.

Просветил меня дракон. Оказалось, что это гадское «молоко» варят раз в году, в ночь на Сейринк. А незримый Многоликий будто бы, умывшись этим отваром, наделяет его чудодейственной силой. Пьют его девы и юноши лишь единожды в жизни, перед тем как водить танок и бежать в лес. Если повезет и одарит Многоликий чрево, то зачатые в праздничную ночь дети непременно родятся сильными и здоровыми. А девку такую, понесшую после Сейринка, с радостью в любой дом женою возьмут: сумела зачать с первого раза, да к тому же дитя осенено божественным благословением…

Видимо, Бажена решила, что можно опоить Йона и миновать стадию «ночной лес». Вот и зачерпнула она макового молока из котла, но, торопясь собрать в дорогу снедь, эта заполошная всучила жбан с маковым отваром мне.

Правда, от такой догадки легче не стало. Все равно было жутко стыдно перед Броком. Мое молчаливое самобичевание прервал дракон, ехидно поинтересовавшийся у оборотня:

— А ты, помнится, так рвался в лес…

— Рвался, — не стал спорить Йон. — И даже был бы счастлив этой ночью, если бы не одна рыжая зараза.

«Я-то тут при чем?» — мелькнула мысль. Но я даже толком обидеться не успела, как шкура кивнул на лису.

Патрикеевна села, обвила зад хвостом и виновато прикрыла лапой морду. Но отчего у меня возникло ощущение, что раскаяния в этой лисьей моське ни на грамм?

— Что, она крутилась рядом, наблюдая за процессом, и тебя это озаботило? — изогнув бровь, изумленно поинтересовался дракон, дескать, неужели такая ерунда, как хвостатый свидетель, могла смутить любвеобильного оборотня?

— Если бы! Эта плешивая вела себя как законная жена, застукавшая благоверного на горячем. Она кусала девок, прыгала мне на спину в самый ответственный момент, а последней беглянке, которой я задрал подол, и вовсе вцепилась зубами в ухо. В общем, никакого удовольствия на этот раз не получил.

Я честно старалась сохранить серьезное выражение лица. Целых две минуты. Брок продержался чуть дольше. Но все-таки мы не выдержали. Йон на наш смех демонстративно обиделся. Лиса — уничижительно фыркнула. А я поняла — что такое Сейринк, я запомню навсегда.

Шкура же в ответ на наше зубоскальство лишь прошелся выразительным взглядом по разорванным штанам Брока. Теперь стыдно стало мне. Ну в чем дракон пойдет?

Запасные порты, что были на дне котомки, увы, на жертву моего опьяненного темперамента не налезали. Пришлось дракону щеголять в своих, чудом державшихся на завязках. Вернее, в одной уцелевшей штанине и лохмотьях второй. Оборотень пожаловал побратиму безрукавку со своего плеча. Целыми после моей попытки «совратить» дракона остались лишь его сапоги из дубленой кожи.

Зато отсутствие вещей сделало наши сборы в дорогу рекордно быстрыми.

— Куда теперь? — Сидя на метле, я старалась говорить как можно более непринужденно. — Может, в деревню вернемся за одеждой? У нас три золотых есть…

— Не может, — скривился шкура и признался: — Я под утро там слегка… обернулся. От огорчения. Деревенские увидели и организовали мне увеселительный забег с вилами и факелами.

Брок ничего не сказал, но на его лице аршинными буквами читалось: «Я в тебе и не сомневался».

Йон же смело выдержал взгляд побратима, а потом выразительно осмотрел самого Брока, меня, лису и припечатал:

— Двинемся на тракт, что идет к Шойбе.

— По нему быстрее и удобнее идти? — зная оборотня, на всякий случай уточнила я.

— И это тоже, — согласился шкура. — А еще на нем удобнее грабить.

— Мы никого не будем грабить, — с нажимом произнес Брок.

— Хорошо, не грабить, а забирать одежду, провиант и деньги из чужого кармана с помощью угроз и почти без насилия, — слишком уж уверенно парировал Йон.

— Извлекать деньги из чужого кошеля, не прибегая к этому самому насилию, называется по-другому, — вставила я свои пять копеек. — Умные люди величают это искусство бизнесом.

Брок от моих слов посмурнел, зато Йон расцвел улыбкой и оптимистично заявил:

— Тогда пойдемте на тракт. Будем делать этот самый бизнес, что бы данное слово ни значило.