Интервью для Мэри Сью. Раздразнить дракона - Мамаева Надежда - Страница 27

На мое слабое уверение, что я ни разу не колдунья, Йон лишь протянул: «Ну-ну». А потом добавил, что характер у меня исключительно как у истинной черной ведьмы, вредный и непредсказуемый, что лишь подтверждает мою причастность к темному чародейскому племени.

Я собралась было возразить, но, как выяснилось, шкура чесал язык о небо с одной целью: уболтать и отвлечь. В тот миг, когда я, юная и наивная, расслабилась, он цепко сжал лодыжку и вправил вывих. Я заорала так, что встрепенулось не только воронье окрест, но и вся балка. Лиса от неожиданности села на собственный хвост, а Йон отпрянул. Но, оказалось, мой вопль имел не только устрашающий, но и воскрешающий эффект. Ырка очнулся.

Монстр мотнул башкой, повел вокруг осоловелым взглядом и сфокусировался на мне.

— Ы-ы-ы-ы! — завыл он зловеще.

— Убью-ю-ю! — столь же дружелюбно пообещала я оскаленной морде и начала на ощупь искать орудие убиения. Оного под рукой не нашлось, зато обнаружился сапог. Мужской. В комплекте к которому шел оборотень. А довеском к блохастому — меч.

Не поворачивая головы к Йону, я указала пальцем на клацнувшую клыками тушу и хотела уже сказать: «Руби!» — но тут вспомнила, что меч в ржавчине и зазубринах, потому прозвучало:

— Пили!

Тварь поняла, что так просто ей не умереть, и взвыла уже от отчаяния. Йон же, закаленный в боях и не такими серенадами, задумчиво подошел к ырке, занес меч и честно попытался отсечь голову. Зря он не послушал моего совета. Отпилить было бы действительно проще. На пятой попытке усекновения сдался ырка — он просто вырубился. На седьмой — сдалась сталь. Меч сломался. Наши с оборотнем взгляды сошлись на лопате, а потом шкура, включив задний ход, выдал:

— Даже не думай. Нет, девицы иногда игриво называли меня извращенцем, но не до такой же степени, чтобы оттяпать башку нечисти заступом!

— Ну все случается когда-то в первый раз. И отсечение головы лопатой… — Я попыталась приободрить Йона.

Но оборотень приободряться не желал. В результате на рассвете мы вошли в деревню с оглушенным (по дороге глушили еще два раза — лопата все же пригодилась) упырем. Наш бенефис удался.

Детвора и мужичье глазели на связанного ырку, а девки — на щеголявшего голым торсом Йона: оборотень одолжил мне свою рубаху, которую я использовала в качестве юбки. Впрочем, и на меня бросали любопытные взгляды. Я надеялась, что исключительно из-за летевшей рядом метлы. Надеялась, но, увы, верилось в другое. Уж больно высоко, судя по взорам некоторых, располагался черенок. Аккурат на уровне разодранного выреза моей рубахи.

Староста, которого предупредила шумная детвора, поджидал нас у колодца. В его незамутненных глазах сияла кристальная честность, которая дороже денег, и я поняла: раз эта добродетель столь бесценна, значит, старый хрыч готовится торговаться.

До меня донеслись шепотки «бесстыжая девка» и «совсем совесть потеряла». Впрочем, в противовес бабьим замечаниям раздавалось одобрительное мужское хмыканье. Я же думала, что терять совесть и стыд — дело непрактичное, и, как бережливая особа, я такого транжирства допустить просто не могу. Зачем терять, если все это можно выгодно толкнуть с максимальным гешефтом?

Но тут мои размышления прервал в очередной раз попытавшийся очнуться ырка.

Дзинь!

Йон отработанным до автоматизма движением вновь усыпил тварь лопатой. Монструозная морда обмякла. Народ притих. Староста икнул.

Я же, пользуясь тишиной и плюнув на правила этикета, такие, как приветствия, обсуждения погоды и природы, а также нынешних цен на брюкву, сразу огласила цель визита.

— Мы выполнили уговор, и даже сверх того. — Я пнула пяткой добычу. — Поэтому как насчет премии?

Староста понял, что сейчас совершается страшнейшее из преступлений: покушаются на его кошель. Причем честно, прилюдно и без возможности дать сдачи в глаз.

— У нас был уговор, что вы принесете голову. Вот и рубите ее.

Увы для старосты: в ходе поимки твари я разодрала рубаху, лишилась юбки, вывихнула ногу и наставила тьму синяков. Одного постоя для компенсации моих убытков (и это я еще моральную сторону не посчитала!) было маловато.

— Ну если вы так настаиваете… — начала я, — то я дам вам возможность сэкономить еще больше… Отруби башку этому упырю сам.

С такими словами я потянулась к узлам на теле твари. Деревенские, не сговариваясь, разом отступили на несколько шагов. А староста, мы с оборотнем и собственно ырка остались в резко расширившемся кругу.

Крост огляделся, вздохнул, словно принимая непосильное решение, и, скрипя зубами, выдохнул:

— С-с-сколько?

Вот тут я оглянулась на Йона. Оборотень задумчиво посмотрел на заступ. Потом на меня, сейчас не менее опасную, чем ырка, взвесил, кого в случае крайней надобности упокаивать будет тяжелее, и выдал:

— Три золотых, постой и добротная одежда.

Я же после озвучивания цены могла наблюдать эффект удушения: староста побагровел, потом побледнел, беззвучно открыл рот — это Кроста схватила за горло жаба. Жадность в старосте боролась со здравым смыслом долго. Я уже подумывала о летальном исходе, когда Крост все же выдохнул:

— По рукам.

Оборотень не преминул ударить по мозолистой мужицкой ладони. Сдача объекта проходила хоть и без акта приема-передачи, но под чутким оком наблюдателей. В оные специалисты записалось практически все село.

Упыря почему-то не спешили убивать, а связали не хуже мумии, накинули на морду мешок и вообще, по ощущениям, подготовили для транспортировки почтой России.

Мне же, уставшей, голодной и подмерзшей, хотелось лишь одного — поскорее добраться до дома Бажены и уйти в постельный разнузданный загул, именуемый глубоким и непрерывным сном.

В отличие от меня, у шкуры после сдачи добычи словно открылось второе дыхание: он скрупулезно пересчитал медяки и серебряные монеты, убедился, что в сумме они составляют три золотых, дотошно выбрал порты для себя и двое для меня, несколько рубах… В общем, стало понятно: шкура к Бажене хочет, но частично. Желудок и спина оборотня жаждали сытной похлебки и мягкой перины, а вот уши явно не желали слушать трескотню хозяйки и тем паче понимать ее женихопромысловые намерения. И все же настал тот миг, когда мы с Йоном переступили порог дома Бажены.

Хозяйка всплеснула руками при виде меня и расцвела улыбкой, узрев полуобнаженного Йона. Метелка, которая не возжелала оставаться на улице, удостоилась испуганного вдовьего «ой».

Прежде чем сесть за стол, мы со шкурой осмотрели Брока. Жар у дракона спал. Оборотень перевернул побратима, снял повязки. Признаться, я думала, что все будет гораздо хуже. Но нет. Отек, по ощущениям, уже спадал, сожженная кожа где-то слегка нагноилась, но появились и маленькие островки новой дермы. А ведь такая картина у человека наверняка может наблюдаться только через несколько недель! Вот это драконья регенерация!

— Через пару дней поправится, — с излишним оптимизмом заявил Йон.

Потом пришлось бинтовать еще и свою ногу, которая, увы, такой регенерацией не обладала.

Закончив с перевязками, мы наконец-то оказались за столом. Глядя на шкуру, что так и ерзал на лавке от нетерпения, пока Бажена доставала из печи чугунок, я поняла, что единственное сильное чувство, в котором мужчина добровольно, охотно и многократно признается женщине, — это чувство голода!

А когда передо мной оказалась горячая и сытная еда, я забыла обо всем. Впрочем, поев, я смогла насладиться и зрелищем под названием «охота на жениха». Последний столь усердно и ловко сопротивлялся, что стало понятно: подстрелить такого брачной пулей посчастливится только умелой, профессиональной охотнице, да и то по весне, когда у всякого мужика организм ослаблен, гормоны играют, а в голове — облачно.

Увы, спать мне хотелось больше, чем наблюдать за боями на любовном фронте. Поэтому я предпочла стратегию мирной жизни и, заключив пакт с подушкой и одеялом, улеглась на лавке.

Проснулась, когда было уже не просто темно, а кромешно. Слышались лишь размеренное дыхание, посапывание и… стон.