Даринга: Выход за правила (СИ) - Ракитина Ника Дмитриевна - Страница 32

— Может, и возвести ее на престол? — Аурора сердито стукнула об пол подушкой.

— Может, и возвести…

— Это прямое вмешательство.

— Прямое вмешательство и нарушение равновесия уже само наше присутствие здесь, — Фенхель собрал в хвост отросшие волосы. — Влияние происходит так или иначе. Даже от спички, вынутой из коробка.

— Могли бы сравнение и посовременнее привести, — вздохнула, сдаваясь, Аурора.

— А оно как раз посередине, — Фенхель подмигнул зеленым глазом. — Между Дарингской цивилизацией и нашей.

Риндир задумчиво почесал бровь. И спросил мысленно:

— И как это тебе удается? Только что она метала громы и молнии…

— Это все моя несравненная харизма, — Фенхель мысленно хмыкнул. — Учитесь, юноша.

— Хорошо, хорошо. Пусть Риндир займется охраной королевы. Только дроны в помощь возьмет. А то как накроют сетью да хвост выщиплют.

— Не дождетесь!

— Хватит, — Фенхель сделал страшные глаза и подтолкнул штурмана в плечо: — Что, мир?

— Мир, — неохотно согласился тот. И протянул госпоже Бьянике руку для пожатия. Рукопожатие Ауроры было по-мужски сильным.

— О каждом шаге мне докладывать, — бросила она сурово. — Связь утром, вечером и в экстренных случаях. Мальчики, можно на его птичке веб-камеру закрепить?

Ганелон с Адамом закивали.

— А телепатии с дронами вам недостаточно?

Антрополог незаметно показал Риндиру кулак. А когда Аурора взглянула на него — невинно спрятал руки за спину.

— Утром уточню у Люба, сколько можно находиться в виде птицы без потери когнитивных способностей. Придумаем, кем и как тебя тогда подменять.

— Котиком, — улыбнулся антрополог. — Котиков любят все. А крыши замка я сегодня хорошо изучил.

Аурора подняла глаза к потолку, изображая страдания:

— И учтите: все равно мне эта идея не нравится.

Мужчины согласно закивали.

— Экипируйте его — и с глаз долой. Будем разыгрывать вещий сон. Кстати, — посмотрела она на штурмана. — Ты Бранни вниз нес, а потом наверх поднимался?

— Угу.

— Тогда хорошо. Не возникнут у стражи перед опочивальней епископа неудобные вопросы, как Трилл раздвоиться смог.

Проворчав «достали меня уже этим Триллом», штурман превратился в сокола и вылетел в окно, надеясь только, что какой-нибудь дотошный любитель зоологии не следит сейчас за местными аналогами козодоев, сов и летучих мышей и не впадет в когнитивный диссонанс, увидев летающего в полночь сокола. Ну, хотя бы биноклей здесь пока не изобрели. Надо подсказать Ауроре, ходовой товар. Сложив крылья, он нырнул в комнату спящей Бранвен.

Стал человеком и тщательно запер на все засовы дверь. Утянув с постели пару подушек и сброшенное королевой одеяло, удобно устроился на полу, чутким слухом улавливая движение внизу и отдаленные крики, которые становились все яснее по мере приближения. Среди мужских встревоженных голосов выделялся спокойный и суровый голос начальницы — с гипнотическими интонациям: и не захочешь, а станешь повиноваться. На Риндира такие штучки не действовали, а на местных — наоборот. Похоже, епископ Трилл владел основами местной разновидности эриксонианского гипноза и прокачал чувствительность паствы до максимума. Мимо двери протопотали, проорали и ушли наверх, не став извещать королеву, что епископ ранен. А впрочем, не убедились еще.

Риндир встал и наклонился над девочкой, проверяя, не разбудили ли. Она спала тревожно, глубоко вздыхая и всхлипывая. Риндир подул ей на лицо, побрызгал водой. Подумал, не получится ли погрузиться в ее сон, чтобы навести там порядок, чтобы кошмары не пугали ребенка. Но отказался от этой мысли. Еще ни разу у них не вышло вступить в мысленный контакт с аборигенами, и результат был непредставим. А он и без того сегодня дров наломал. То есть, уже вчера. Настроив организм, чтобы проснуться с первыми проблесками рассвета, штурман опять завернулся в одеяло. Звериная шерсть кисло пахла и скребла кожу.

И сон самого Риндира, в который он нырнул, как в болото, был далеко не ласковым, хотя и знакомым. Ему снился тот самый угрюмый голый парк под толщей вод — тот, о котором штурман рассказывал Любу. Мир вокруг был тусклым, серым и плотным — таким плотным, словно штурман двигался в смоле. Она была со всех сторон — невидимая, но вполне ощутимая. Ни звезд, ни проблеска лун, ни малейшего звука. Даже ветра не было. Но мужчина упорно пробивался к свету тусклых фонарей за кованой оградой. И, внезапно для себя, вышел к воротам. Две веревки — бледная и кровавая — тянулись к висящей у них железяке. И штурман остановился, словно витязь на распутье, решая, которую выбрать.

Веревки извивались перед взглядом, точно две змеи, и прикасаться к обеим было противно. Где-то на краю осознания Риндир пытался понять, почему именно в такие образы отлилось подсознание. И даже почти ухватил, откуда этим символы взялись. Но лишь почти. Они манили и не давались, просто издевались над ним. В ярости штурман задел рукой ограду, и послышался звон. И Риндир с удивлением разглядел у себя на руке латную перчатку. Рыцарь, надо же. Счас вот будет ходить, изнывая под тяжестью и гремя плохо пригнанными доспехами. А коня не дали, между прочим…

Ограда глухо запела, и затихла лишь тогда, когда в ворота, оказавшиеся от штурмана справа, выглянула привратница. Выйдя из сторожки, скрытой деревьями. Просунула голову в капюшоне между воротинами, связанными массивной ржавой цепью. Была старуха — судя по медленной неловкости движений — в плаще, как у епископа, только не так сильно украшенном. Золотого шитья было с гулькин нос, а ткань под ним казалась вытертой и серой.

— Чего гремишь? Ты к кому? Знаешь, сколько отстучать нужно?

— В смысле?

— Палку видишь? — привратница ткнула в било перстом. — Для каждого в этой обители особенный бряк. Я не могу позвать ту, сигнала которой ты не знаешь.

— Для каждой свой позывной?

— Вроде того, — мотнула головой старуха. — Так кому стучать?

— Лишь бы не на кого.

— Языкастый рыцарь, — старуха вытерла рукавом одутловатое лицо, на миг показавшееся из-под капюшона. — Ступай себе. Ты нам не нужен. И Бранни твоей здесь нет.

— А я и не к ней. Ангейра позовите, — ляпнул он.

Старуха словно бы опешила. Стояла, держа опухшие руки перед грудью, полным телом заполняя и почти разрывая плащ.

— Не зови его, — прошамкала она наконец. — Они с королевой Бледной на охоту уехали. Ох, и озлобится госпожа, если ты станешь его звать.

Ворота хлопнули, едва не прищемив Риндиру ногу. И самого его потянуло, словно пробку из бутылки, и выплюнуло из сна в серенький, робкий, едва теплящийся рассвет. Он вернул на место подушки и одеяла и, приняв облик сокола, устроился на спинке кровати дожидаться пробуждения Бранвен. Люба ему не хватало. Несмотря на все шуточки и подколки, он бы помог Риндиру привести мысли в порядок. «Пора бы ему и вернуться», — подумал штурман. И мягко коснулся разума друга — пока не окликая, а просто проверяя, где он, в каком состоянии и не помешает ли ему телепатический контакт.

— Да не сплю я. Спасателей жду, — горестно отозвался Люб. Риндир поспешно мысленно оглядел его дородную фигуру: ран и повреждений нет. И Бранни еще не проснулась.

— Что у тебя?

— Тебе вежливо или правду? — отозвался Люб.

— Давай по существу.

— Если по существу — ты не поверишь. Долетел благополучно. К Селестине подкатить сумел не на камеру — пока Липат сотоварищи образцы грузили. И спросил в лоб, может ли она обнаружить и поднять наверх тело Ангейра, как для Фенхеля дроны из болота подняла. Потому как есть у нас твердая уверенность, что Бранни епископу никакая не сестра. И тело короля необходимо, чтобы удостовериться.

— И?

— И получил от нёйд мягкий ненавязчивый совет держаться от Гай Йолед как можно дальше, потому как там находится чистое, ничем не разбавленное зло.

— Селя чем-то свои слова обосновала? — спросил Риндир и отвлекся, потому что Бранни шумно вздохнула, сводя рыжие бровки к переносице. Но не проснулась, а только повернулась на бок, обнимая одеяло.