Невеста Крылатого Змея (СИ) - Грез Регина - Страница 61

Арлета уже и умывала девушку с наговорами, поила целебными сборами травяными — ничего не помогало. Годар заволновался всерьез, знахарку какую-то велел из Торжка привезти. Только та «знающая» старушонка сразу разобралась в чем подвох. Один лишь проницательный взгляд кинула на Леду и без долгих церемоний прошамкала беззубым ртом:

— Сохнет золотое колечко без серебряной сваечки… Замуж девке пора давно, а то как бы «не перекисло тесто». Станет с мужем спать — все хворести враз сойдут. Толстая да румяная сделается, словно булочка сдобная из печи.

От такого вердикта Леда расхохоталась до слез, а Князь повелел более не тянуть и немедленно готовиться к свадьбе. А уж если Сам приказал, кто же воспротивиться-

то…

Так на второй седмице месяца Грудня в Гнездовье пива знатно наварили и немеряно напекли пирогов. Все поселение ожидало богатый Змеиный пир и большое веселье. Вот и настал тот день. И накануне всю ноченьку проворочалась Леда в постельке, а раным-рано разбудила ее довольная Радунюшка.

— Вставай, поднимайся, голубушка, пойдем волюшку твою в баньке смывать!

— Рано же еще, чего вскочила ни свет, ни заря… Я только и задремать успела.

— Так и мне не спалось, не кажный день дядьку грозного женим!

Полетело на пол одеяло, и Леда поджала босые ноги, не сдержав дрожи — прохладно в светелке с утра. Делать нечего, пришлось подниматься, раз теплая банька ждет. Только едва сошла по лесенке вниз — ой, мамочки, целый спектакль ожидал. Песни, шуточки, и тут же плач с причитаньями.

Не иначе Арлета постаралась, вот дождется Радуня и себе такой же участи. Так хоть молодая нетронутая девка, а для Леды чего было так стараться, Милана за спиной, наверное, давно перестаркой кличет. Хорошо хоть отстала красавица, да и по правде сказать, некогда козни строить, еще листва на березах не вся опала, вышла Милана замуж за Вадича. Запер муж ее в тереме, кончилась девичья воля.

А скоро и Ледушке настанет черед пойти под мужскую руку. Но перед тем, как в баньку свести девицу посадила ее Арлета под матицу посередине покоев на бадейку с квашней. Сама квашня была меховой шубой покрыта и все это сооружение вместе являлось символом изобилия и плодородия. Леда сидела пунцовая от смущения, а Радуня с подружками под песни и причеты расчесывали ее волосы, загадывали про себя, чья же свадьба следующая. Недаром «свадьба» от слова «сводить», «сваживать» — соединять…

Наконец повели девушку в баню, а перед ней несли украшенный лентами веник, прутики с него разбирали и втыкали вдоль расчищенной тропинки по обе стороны, словно указывая путь.

Баня для невестушки нарочно топилась «мягкими» ольховыми дровами. Старые люди так говоривали: «Сосна — дерево печальное, ель — кручинное, осина — трепетное, береза — несчастливое, а матушка — ольха мягка да ласкова».

Веточки ольхи были воткнуты и в середку березовых веников, которыми Арлета щедро «угостила» названную сестрицу. Почти без памяти лежала девушка на горячих досках полка, пот лился ручьями, перед глазами все расплывалось, а Змеице хоть бы что, еще и посмеивалась:

— В этой же баньке и дите рожать будешь. А как родишь, заведется здесь обдериха

— Хозяйка банная. Будет незримо сама деток мыть, да здоровье им ладить. Верно ведь говорят: «Грязь баней смыла — здоровье добыла».

— Дожить бы мне до того дня, — охала Леда, — до вечера хотя бы дожить с вашими трудами… Ой, моченьки больше нет терпеть, выводите меня отсюда скорей… Лучше бы ты моего жениха так парила, ему-то жар нипочем!

— И женишка твоего намоем, ладушка. Уж немытого к тебе в постельку не положим, не бойся.

Девчонки смеялись, шушукались, а Леда слез не скрывала, вертят ее словно куклу, нарочно потешаются, да сколько же можно так. Всхлипывала сперва, а потом вдруг сердце зашлось и зарыдала во весь голос. Так жалко себя отчего-то стала, и мамочки рядом нет и отца родного, хоть и добрые люди вокруг, а все-таки сторонка чужая. Но вот Арлета радости не скрывала:

— Ай, же умница какова! Славно повыла, так и надобно девке с волей прощаться!

Как в горницу воротилась, Леда едва ли помнила. Посадили на лавку, вытирали, сушили всем скопом, надевали рубашку — женихов подарочек, показывали и другие гостинцы — зеркала, уборы, сладости. Леда ничего не хотела, только чтобы все, наконец, отстали и оставили поплакать одну. Да не тут-то было! Откуда ни возьмись целая толпа наряженных девок ввалилась — давай петь, плясать, играть не дудках, шутки сказывать да водить вкруг невестушки хороводы. Леда только глазам хлопала, а потом вытерла слезки и заулыбалась в ответ. Прошла кручина, настал веселья черед.

Так до самого обеда и провозились, а час настал — сообща сели за стол. Только Леда едва притронулась к угощению — от макового рогалика лишь отщипнула кусочек, да отхватила от блинка краешек, а после попросилась часок отдохнуть в светелке. Денек выдался морозный и солнечный. Выспавшись сладко, подошла девушка к затянутому инеем оконцу и долго разглядывала сугробы напротив терема. Вспоминала опять зиму в родном городе, как хрустит снежок под ногами на чищенных дорожках в сосновом сквере, как голуби слетаются на брошенные добрыми людьми хлебные крошки. Далеко ты, родная сибирская сторонка, а нет сил тебя позабыть…

Потом представила Леда, что ждет впереди свадебное застолье и ночь, которую проведет с мужем. Любимым, желанным, ласковым… Словно горячей волной окатило с головы до пят, колени ослабли, и боязно вроде и рвется душа к Нему, припасть с телу сильному, целовать на груди рисованные змеиные крылья, таять самой под Его поцелуями. Годар… Сердцу дар моему. Вся твоя… Только приди и возьми… Забирай Суженую… Забирай под свое крыло… Истомилась тебя ожидаючи, приходи скорей…

И будто на ее беззвучный зов в ответ далеко-далеко послышался колоколец звон. Приближалась лихая тройка с лесной заимки. У Медведя третий день гостевал Князь, Медведя назначил и дружкой себе. Успел с раннего утра уже и в проруби искупаться и вдоволь попариться в бане Михея. Славную баньку срубил Лесовик, для своей «Лады», небось, старался, Радунюшку давно представлял на своем подворье Хозяйкой.

Захрапели у ворот ярые кони, и Леда шмыгнула вглубь светелки, чтобы под одеялом с головой укрыться: «Ну, сейчас опять набегут малахольные девки…» Так оно и случилось все. Началась веселая кутерьма с одеванием невесты, а в ту пору с жениха народец денежки тряс, выкуп требовал. Щедр ноне был Змей. Направо и налево без разбору швырял серебро. А потом и Леду вывели к нему, опущенная головушка ее была узорным платком покрыта. Дышать даже вволю не смела, послушно ступала туда, куда подружки вели. Кажется, рядом с Князем ее поставили, осыпали зерном и хмелем, катились по плечам и золотые монетки.

Но вот стихли песни и причеты. Подняли жесткие пальцы край покрывала. Леда несмело подняла глаза и ахнула, встретившись с янтарными очами Суженого.

— Как и жил без тебя… как ел, пил, веселился, ничего ранешнего не помню… А ты пришла и будто заново народился… Словно в первый раз Солнышко увидал…

— Тогда уж Луну…

Сдержанно коснулся губами дрожащих губ, поправил платок на волосах, открвая бледное личико, и подал руку, чтобы вместе взойти на крыльцо. А позади уже подружки верещали, подначивали:

— Первая, первая ступай, чтобы самой править, самой верх держать!

— Да мне то и не надобно вовсе…, - еле вымолвить и могла.

Годар усмехнулся, на руку подхватил невесту и под общий восторг, вместе поднялись они в терем. Вместе будут править, уважая, и друг дружку любя. Однако, все ведали, что сапог мужской первым порог перешел, как же иначе-то… Все правильно!

И началось большое свадебное застолье — красный стол, княжий стол, каравайный обед. Угощение подавали в строгом порядке: холодное (окорок, голова баранья, студень с дрожалкой в два пальца сверху), затем горячее (похлебка из гусиных потрошков), жареное (поросята и телчья вырезка), каша, пшенник, сальник, пряники, хворост и сладкий пирог.

Высился посередине стола свадебный каравай. Делил его женихов дружка — хряпчий. Лукаво на Радунюшку поглядывал Михей, ловко разрезая ножом хлебные завитушки сверху. Первую долю от свадебного каравая получали молодые — жених и невеста.