Выбери любимый жанр

Малайский крис
(Преступления Серебряного века Том II) - Балашов А. С. - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

Улика была как раз налицо, воочию.

Поздно вечером в дверь избы Ильи Федотьича кто-то постучался.

Собака во всю мочь залаяли.

Не привыкший к позднему посещению, так как и вообще в деревне поздно в гости не ходят, Илья Федотьич сам пошел отпирать дверь.

Перед изумленным сельским кулаком стоял Егорыч.

— Чего пожаловал, — грубо сказал ему Илья, — или опять какую-либо каверзу учинил и хочешь опять от меня денег просить?

— Нет, не денег, а с гостинцем я к тебе, Илья Федотьич, с хорошим гостинцем.

— А с каким? — спросил его в сердцах кулак.

Егорыч брезгливо оглянулся.

— А не услышит кто? Весть-то моя не очень-то — опасливая.

— Как опасливая? — спросил с удивлением Илья Федотьич.

— Я тебе говорю, опасливая, так ты и подумай, а потом уж и давай скажу один на один.

Кулака это заинтересовало. Недобрая искра пробежала у него в изумленных очах.

Он тщательно закрыл дверь, осмотрелся и ввел Егорыча. Она оба сели друг против друг на лавках под образами.

— Ну, — сказал Илья, — говори, в чем дело.

— Жена твоя дома?

— Нет, да говори, нечего там слова растягивать. Говори толком, не мучай.

— Ты два раза при живой жене женат, — проговорил, еле переводя дух, Егорыч.

Илья Федотьич так и привскочил.

— Что? Что ты сказал?

— Я говорю тебе, покайся, ты на двоих при живой жене женат.

— А ты откуда это знаешь?

— Видишь, знаю, да еще как знаю. У меня теперь твоя жена гостит. Она приплелась теперь сюда и в моих руках.

Илья Федотьич еле дышал.

— Так вот, будем говорить толком. Выкладывай сюда пят сотельных, иначе я на тебя донесу. А дашь пять сотельных, то помогу и твою супружницу как-нибудь устранить, с пути сжить. Ну что же, по рукам?

Илья Федотьич, видимо, колебался.

— Откуда у меня такие деньги? Да что я за богач такой? Откуда ты взял, что я так богат?

Но Егорович был неуклоним.

Кончилось это так, что из заветного сундука было вынуто пять сотельных бумажек и передано Егорычу.

Глухая ночь. Спит спокойно себе злополучная баба, жена Федотьича, сном праведным и ребенок у ее бока. И не плачет, сердешный, спит.

Вдруг отворяется дверь и в горницу крадется Егорович. У него в руках сверкает нож, за ним прокрадывается и Илья Федотьич.

А между тем, жертвы спокойно спят.

Вот злодей нагибается, выхватывает нож и со всей силы вонзает его в сердце вялой страницы.

Та умирает, не пикнув. Умирает, не успев даже благословить ребенка.

А в это время Илья Федотьич кидается на ребенка и в один миг отрывает ему ниже плеч голову.

— Готово, — шепчет он Егорычу.

— Готово, — отвечает тот, — прикочурили.

— Ну, теперь давай тащить, пока есть время.

И оба злодея подходят к трупу, желая нести его в сад и закопать.

Но как только они подошли к голове ребенка, тот вдруг открыл веки и пошевелил языком.

Злодеи так и обмерли.

Как бешеные, они выскакивают вон. Илья Федотьич спешит к себе в дом, как ни в чем не бывало.

А Егорыч, как бешеный, бежит прямо в лес.

Испугались они уж очень умерших.

Утром соседи вошли в горницу Егорыча, жившего вообще холостяком, и нашли там зарезанными какую-то бабу и ребенка.

Самого Егорыча и след простыл.

Пошли толки.

Одни говорят, что убил Егорыч. Другие скорее полагали, что в избу забрались воры и зарезали странников.

Илья же избавился от жены.

В волостное правление села Горохова прибыла от Московского окружного суда удивительная бумага.

Рано утром там были волостной старшина и писарь. На одном из конвертов была страшная надпись: «экстренно и секретно».

— Ну, — сказал старшина, — наверное, опять что-либо скубенты набедокурили. И нет от них покоя, Господи Боже мой, нет. Эдакая мразь, несчастие! Замучили совсем.

Писарь распечатал бумагу и стал читать. Там значилось следующее:

«Волостному старшине Гороховой волости.

Предписываю, мол, разыскать немедленно скрывающегося в селе Горохове, Петра Егорова Трындина, крестьянина Пензенской губ., обвиняемого Окружным судом в женитьбе на 40 женах. Такой то становой пристав».

— На скольких? — переспросил старшина.

— На сорока, сказывают, — ответил писарь.

— Нечего сказать, хороша штука! Ловкач, собачий сын! — воскликнул старшина. — Ну, а приметы есть?

— Есть-то есть и по нем очень схож преступник с Ильей Федотьичем, но мало ли что говорят приметы? У него зато и фамилия верная, и имя и отчество.

— Фамилия? Мало ли что, фамилия? Да разве ее нельзя подделать?

— Да что на нем, креста, что ли, нетути от родительского рода отказываться?

— По нынешним-то временам от всего откажешься.

— И от Бога?

— Да хотя бы и от Бога.

В это время в управление вбежало несколько крестьян.

— Несчастье, староста Пафнутий, — сказал один. — Егорыч бежал, избенка у него, как есть пуста, а в ней нашли зарезанными мальчика и бабу. Трупы свежие.

— Что, — сказал глубокомысленно писарь, мнящий себя ученым, сидя за чернокнижием. — Все знают, что Егорович занимался в деревне чернокнижием и волхвованием. Он их убил и задавал им анафемский магнетизм.

Сейчас же дали знать в стол для производства следствия и стали искать Егорыча. Но его только видели.

— Уехал аки ведьма, верхом на помеле, — заявил глубокомысленно тот же умный писарь, — провалился в тартарары.

Но Егорыч не провалился. Он шатался по лесу и скрывался в одном овраге.

Через час после получения бумаги зазвенел колокольчик почтовой тройки. Из нее выскочил худой, безбородый молодой человек.

Он остановился около волостного управления и выпрыгнул из повозки.

— Где старшина? — спросил он, входя.

Старшина вышел, качаясь.

— Я сыщик Бобчинский. Вы обязаны оказывать мне всякое содействие.

И он подал старшине какую-то бумагу.

После этого он позвал писаря и стал с ним разговаривать, расспрашивая его о деле. Узнав об оккультных предположениях писаря, он усмехнулся и заявил:

— Покорнейше прошу вас немедленно обыскать все окрестности. По моему, бегство Егорыча и даже убийство этой неизвестной бабы связаны с разыскиваемым сорокаженцем.

В этот же день был наряжен обыск по всем окрестностям. Всюду были совершены поиски и в конце концов Егорыча нашли в одном буераке.

Его с торжеством привели в волостное правление.

— Вы Егорыч? — спросил его находящийся на месте сыщик.

— Да, — ответил тот.

— Скажите, что вас побудило на такое страшное убийство матери и ребенка?

— Бес попутал.

— Нет, вы не отнекивайтесь, а расскажите все это по порядку.

— Да вот, — сказал Егорыч, — эта баба вторая жена нашего кулака Ильи Федотьича. Он двуженник, подлая душа! Я и пошел говорить ему, что у меня, мол, баба твоя, дай, мол, денег, а то я живо на тебя донесу, а он и дал мне пятьсот рублев с тем, чтобы я его жену зарезал, знамо мы люди бедные. Пятьсот рублев для нас вот какой капитал! Ну я и зарезал. Попутал бес.

Егорыча отвели в смежную.

Между тем, схватили и Илью Федотьича. Он долго отнекивался, а потом сознался. Когда стали проверять приметы разыскиваемого сорокаженца, оказалось, что это и есть Илья Федотьич или, он же, Петр Егоров Трындин.

Зало Московского окружного суда по 1 уголовному отделению полно публикой.

Разбирают сенсационное дело о сорокаженце. Подумывали разбирать его при закрытых дверях, но потом отдумали и валяют при открытых.

Вот ввели подсудимого.

В зале шепот, переговоры.

Проходит некоторое время.

— Суд идет! — раздается возглас судебного пристава.

Сбоку крутится молодой адвокат-еврейчик.

Дверь к публике открывается и входят три убелевших сединой старца. Это члены Окружного Суда. Она садятся.

Всюду торжественное молчание.

Председатель начинает дело.

— Вы же Петр Егоров Трындин, он же Илья Федотьич?

— Я, — отвечает смело подсудимый.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело