Арахна
(Рассказы о пауках. Том II) - Шебуев Николай - Страница 11

Молодой поляк догадался, о чем думают все остальные рыцари, хоть и не решаются ему сказать прямо. Заметил он и их скрываемый пока страх. Поэтому он издевался над ними, говоря в лицо, что, дескать, если они боятся паука, что же тогда делать с драконом? И как-то, вооружившись до зубов, он поскакал в долину, самонадеянно решив не возвращаться до тех пор, пока его конь не растопчет, или его рука не придушит паука. Вокруг него прыгали свирепые псы, на руке сидел сокол, к седлу была приторочена пика.

Наполовину со страхом, наполовину со злорадством наблюдали из замка его мнимые друзья-рыцари, как он спускается в долину, и с нетерпением стали ожидать возвращения отважного юнца. А тот уже скакал по опушке елового леса к ближайшему хутору, зорко осматривая местность. Увидев дом и людей возле него, он кликнул собак, снял с головы сокола колпачок и вынул из ножен кинжал. Сокол, щурясь от света, посмотрел на хозяина, дожидаясь знака, но вдруг снялся с перчатки и взмыл в воздух, а прибежавшие на зов псы взвыли и бросились наутек. Напрасно рыцарь метался взад и вперед и звал их: собак он больше не увидел. Тогда он поскакал к людям, надеясь хоть что-нибудь выведать у них. Те стояли и ожидали его приближения. Когда же он подъехал ближе, крестьяне вдруг завопили и побежали кто к лесу, кто к ущелью, поскольку все увидели, что на шлеме рыцаря сидит черный, огромных размеров паук, ядовито и злорадно таращась на них. Рыцарь, не подозревая, что предмет своих поисков он носит на себе, распаленный гневом, гнал коня вслед за бегущими и кричал, кричал все яростнее, бешено нахлестывая коня, пока не сорвался вместе с ним в долину с отвесной скалы. Там потом были найдены его тело и шлем: паук расплавил шлем и впился в мозг рыцаря, опаляя его адским огнем до тех пор, пока того не настигла смерть.

Смертельный ужас охватил обитателей замка. Они позакрывали все окна и двери, но не стали чувствовать себя уверенней; они искали избавителя, но долго не могли найти человека, который способен был бы увлечь их за собой. Наконец деньгами и посулами им удалось соблазнить одного приехавшего из далеких краев священника. Он вызвался со святой водой и молитвами выступить против злодея. Правда, для этого он не стал подкреплять себя молитвами и постом, а с раннего утра сидел в пиршественной зале и не считал ни кубков, ни кусков съеденной дичи. Однажды, в разгар очередной попойки, все вдруг замерли, руки у сидевших за столом застыли в оцепенении, сжимая кубок или вилку, рты остались раскрытыми, а все взоры устремились в одну точку. Только фон Штоффельн продолжал тупо допивать свой кубок и рассказывать о каком-то своем геройском подвиге в стране язычников, не подозревая, что у него на голове сидит громадный паук и пялится на рыцарский стол. Когда разливающийся по жилам жар достиг его мозга, он вскрикнул, схватился руками за голову, — но паука уже на ней не было! С огромной скоростью пробежал он по лицам рыцарей, и никто из них не смог защититься. Один за другим вскрикивали они, пожираемые огненным жаром, а паук тем временем озирал этот кошмар, сидя на тонзуре священника, который, не желая расстаться с кубком, пытался вином загасить пламя, сжигавшее его. Паук оставался неуязвимым и все так же таращился с высоты своего трона на ужасное зрелище, пока последний рыцарь не испустил предсмертный крик.

В замке остались в живых лишь несколько слуг, которые никогда не издевались над крестьянами и с участием относились к их нуждам. Они и рассказали о случившемся в замке. Мысль о том, что рыцари поплатились за свои злодеяния, не утешила крестьян, их страх становился все сильнее и сильнее. Многие пытались бежать из долины, но именно они в первую очередь становились жертвами паука. Их трупы потом находили на дороге. Другие спасались бегством высоко в горах, но паук подстерегал их и наверху, где они уже чувствовали себя в безопасности. Чудовище изощрялось в злобе и дьявольском коварстве. Оно больше не ошеломляло неожиданными нападениями, не пронизывало внезапным смертельным огнем, а сидело перед человеком в траве или висело над ним на дереве и таращило на него свои страшные глаза. Человек, не выдержав, бросался бежать, а когда, обессилев, останавливался и опускал глаза, паук все так же сидел перед ним, злобно пялясь. Человек снова бежал и снова вынужден был останавливаться и переводить дух — и снова паук сидел перед ним. И только когда жертва, выбившись из сил, не могла уже бежать дальше, паук медленно подползал и умертвлял ее.

Кое-кто в отчаянии пытался сопротивляться: не бессмертный же он, — и, увидев паука в траве, бросал в него многопудовые камни, бил его киркой или топором, — но напрасно. Самый тяжелый камень не мог придавить паука, самый острый топор не брал его, и совершенно внезапно паук оказывался на лице охотившегося за ним человека, совершенно невредимый, и беспощадно убивал охотника. Бегство, сопротивление — все было напрасно. Безнадежное отчаяние наполнило души людей, населяющих долину и горы. Единственный дом пощадило чудовище, в единственном доме оно никогда не появлялось: это был дом, где жила Кристина и из которого она пыталась похитить дитя. Своего мужа Кристина подстерегла на отдаленном пастбище, где она излила на него свою бешеную ярость. Как это происходило, никто не видел, но там нашли его обезображенный труп: на лице мужчины застыло выражение невыразимой боли. Но в свой дом она не заходила: боялась ли она чего-то или решила в конце концов оставить его, никто не знал.

Но и в этом доме поселился не меньший страх, чем в остальных домах поселка.

Благочестивая мать выздоровела и теперь боялась, но не за себя, а за своего преданного сына и его сестренку. Мать не спала ни днем, ни ночью, а верная бабушка делила ее заботы и бдения. Они вместе молились Богу, чтобы Он дал им силы бодрствовать, чтобы Он помог им спасти невинных детей.

В эти долгие бессонные ночи им часто казалось, что в темном углу сидит притаившийся паук или что он заглядывает в окно. Но тем истовее молили они Бога о помощи и защите. Женщины запаслись было оружием, но когда узнали, что ни камень, ни топор паука не берут, отказались от мысли убить его. Однако все более отчетливо у матери зрел план. Она думала схватить паука руками и так одолеть его. Ей казалось также, что если ей и не удастся раздавить паука, она, возможно, сможет схватить его, и если Бог даст, куда-нибудь запереть и таким образом обезвредить. Ей приходилось слышать о том, как знающие люди запирали духов в расщелине скалы или дерева, забивали в щель гвоздь — и дух оставался там до тех пор, пока кто-нибудь этот гвоздь не вытаскивал.

Внутренний голос побуждал ее поступить так же. Женщина долго обдумывала план избавления от паука. Она проделала щель в балке, находившейся ближе всего к ее правой руке, когда она сидела у колыбели, приготовила затычку, точно подходившую к щели, окропила ее святой водой и приготовила молоток. Днем и ночью молила она Бога дать ей силы для победы над чудовищем. Однако временами дух ее уступал плоти, и глубокий сон смыкал глаза, а во сне к ней приходило видение паука, пялящегося на золотые локоны ее сына, и тогда она прогоняла сон и ощупывала руками волосы мальчика. Никакого паука она не обнаруживала, а на личике ребенка играла улыбка: так улыбаются дети, когда видят во сне своего ангела. Матери же казалось, что изо всех углов сверкают ядовитые глаза паука, и сон подолгу не приходил к ней.

И вот однажды, после долгого бдения, она заснула. Ей стало сниться, будто погибший благочестивый пастор возник перед ней откуда-то издалека и закричал: «Женщина, проснись, враг пришел!» Трижды он звал ее, и только на третий раз разорвала она оковы сна, и когда с трудом подняла тяжелые веки, то увидела, как по кроватке медленно карабкается набухший ядом паук и приближается к лицу ее мальчика. И тогда, с именем Бога на устах, она быстро схватила паука. Лавина огня обрушилась на нее, прошла по руке и достигла сердца, но материнская верность и любовь помогли ей сжать пальцы в кулак, а Бог дал ей силы вытерпеть все это. Преодолевая смертельные муки, она сунула паука в приготовленную щель, а другой рукой вставила туда затычку и надежно забила ее молотком.