Кто не спрятался — я не виноват (СИ) - "SashaXrom" - Страница 1
- 1/19
- Следующая
========== Часть 1 ==========
Спортивная площадка сразу за школой — их место. Никто сюда и не сунется, пока идёт перемена, потому что знают — неприятностей не оберёшься.
Даже учителя не связываются с ними — у одиннадцатого «Б» очень дурная слава — никому не хочется привлекать к себе внимание Кости Завьялова и его друзей — слишком насмешливые, слишком язвительные, за словом в карман не полезут. Поэтому они спокойно, кто, рассевшись по перекладинам турников, кто, развалившись на скамейках, лениво переговариваются, не скрываясь курят, зная, что нет таких сумасшедших, кто посмеет потревожить их.
Костя, не торопясь поправляет русую чёлку, сбившуюся на лоб, смотрит на Семёна Горохова, черноволосого и коренастого, усмехается и спрашивает:
— Ну что, с Катькой вчера было?
Горохов с раздражением отмахивается от вопроса друга:
— Да динамо эта Катька, цену себе набивает.
Костя сплёвывает на землю и как бы мимоходом бросает:
— Ну, не знаю, мне сразу дала.
Лёнька Авдеев с восхищением смотрит на их лидера:
— Да кто бы сомневался насчёт твоего таланта по мозгам ездить.
Костя довольно скалится:
— А это надо знать, что говорить и как говорить — бабы любят ушами.
Тут ребята откровенно ржут, а Лёнька, просмеявшись, уточняет:
— Ну, я надеюсь, ты их не только туда любишь.
Завьялов неопределённо пожимает плечами, потягивается и смотрит на время:
— Надо идти — урок уже минут десять идёт.
— Неохота, — зевает Горохов. — Тоже мне урок — литература. Сочинение мы в декабре уже написали, так что на литературу можно спокойно забить.
— Да ладно вам, — спрыгивает с турников Стас Баранов. — Тут осталось учиться два месяца, и здравствуй свобода — взрослая жизнь, и прощай родители и крепостное право.
— Какая тебе взрослая жизнь, Бараш? — Смеётся Завьялов. — Или ты банк ограбил, чтобы родокам ручкой помахать сразу после вручения аттестата?
— Да это я так, — сразу теряет свой восторженный вид Баранов, — метафорически.
Мальчишки снова хохочут, а Костя хлопает одноклассника по плечу:
— Вот свои познания в области метафор ты Ирине Николаевне на литературе сейчас и покажешь. Ладно, идём, пацаны. Как же без нас — и урок — не урок.
В коридорах школы пустынно — все на занятиях, и только их шаги раздаются в полнейшей тишине, отталкиваются от стен и гулким эхом разносятся дальше.
Они останавливаются перед кабинетом литературы, откуда раздаётся воодушевлённый голос Логиновой Ирины Николаевны:
— Бесспорным остаётся то, что имя Льва Николаевича имеет значение не только для русской литературы, но для литературы всего мира. Ярким примером может являться лекция, которую читал Владимир Набоков в одном из американских университетов. В полнейшей темноте он по очереди зажигал светильники и произносил имена русских классиков: Пушкина, Гоголя, Достоевского. На каждый светильник — одно имя. А потом подошёл к окну, сдернул вниз все шторы, так, что аудиторию залило потоком солнечного света, и тут произнёс имя Толстого. Понимаете, всю метафоричность этого действия, ребята?
Тут Завьялов распахивает дверь кабинета и вталкивает впереди себя Баранова:
— Ирина Николаевна, Бараш всё насчёт метафоричности понимает. Можно, мы войдём?
Учительница несколько секунд растерянно смотрит на вошедших, потом обречённо машет рукой:
— Садитесь. Сколько раз я вас просила не опаздывать, вы же отвлекаете и меня, и весь класс.
— А это, Ирина Николаевна, вместо физминутки, — фыркает Лёнька, усаживаясь на своё место.
— Ну, какие физминутки, Авдеев, в одиннадцатом-то классе, — укоряюще говорит учительница, — вы без пяти минут абитуриенты.
Костя поворачивается к учителю и снисходительно улыбается:
— Не торопитесь, Ирина Николаевна, выбрасывать нас во взрослую жизнь. Это вон Бараш мечтает об этом. А мы ещё вот эти пять минут побудем лучше детьми. Можно? Так что там с Львом Николаевичем?
— Садитесь уже, Завьялов, — вздыхает Логинова. — Так вот, ребята, как вы понимаете, этой демонстрацией Набоков как раз и хотел показать всю значимость имени Льва Николаевича для всей мировой литературы.
Костя слушает учительницу вполуха, вполне можно было и не приходить на урок, сейчас, в конце учебного года, выпускные классы, конечно, ещё под контролем, но все понимают, что это уже финишная прямая, с которой свернуть никому не удастся, а уж тем более, кого-то с неё выбросить.
Костя зевает, открывает тетрадь, рисует на полях какую-то ерунду, потом косится в сторону Кати Поповой, подмигивает ей и кивает в сторону Горохова. Катя краснеет, опускает глаза вниз и поджимает губы.
С девчонками Костя никогда не церемонился: дала — отлично, не дала — найдём другую. Как говорит его отец, зачем нужны серьезные отношения, если ты сам ещё не вполне серьёзен. Вот после института, армии, там можно подумать и об этом, а сейчас — гуляй, пока молодой. И Костя гуляет. С кем можно, и сколько можно. Со всеми сразу и ни с кем в отдельности. Он не чувствует своей вины, он никому ничего не обещает, он в курсе, что слава о нём бежит впереди него, и девчонки сами знают, с кем они связываются. А если они идут на это, значит, и все риски тоже должны учитывать. Хотя девичья наивность насчёт того, что именно она — одна такая, несравненная, исправит его, влюбит в себя — живёт в сердце каждой, кто уходит с ним вечером погулять, в надежде, что и утром он ей тоже улыбнётся.
Но Косте становится скучно уже после первого секса, реже после второго, в единичных случаях после недели так называемых отношений. И он ищет новых ощущений с новой девушкой, а ощущения, как специально, все такие одинаковые, что неинтересно становится почти сразу же.
Вот и Катя Попова, сидит на первом ряду, за второй партой, тоже ведь надеялась на что-то. Ну, а как же, красивая, умная, весёлая — кто же откажется от её благосклонного взгляда, тем более, что не каждого она этим взглядом одарит. А вот его, Костю, одарила и не раз, и не два — и в третий бы раз одарила, сама просила, но не впечатлила школьная королева, не царапнула.
Завьялов усмехается, снова смотрит на Попову пристально, вспоминает о её закушенных губах и крепко зажмуренных глазах, прерывистом дыхании, вспоминает и переводит взгляд на соседку Кати — невысокую и худенькую Олю Реутову, скромную и тихую отличницу, практически уже медалистку.
Разглядывает её оценивающе — нет, такая точно с ним не пойдёт, она в обморок от страха упадёт, если он просто подойдёт к ней. Да и с такими вообще лучше не связываться — набежит потом вся королевская рать в виде недремлющих родственников с требованиями жениться без права переписки.
Урок плавно подходит к завершению, а Ирина Николаевна уже объявляет задание на дом:
— На следующем уроке мы с вами обсудим роман Льва Николаевича «Анна Каренина». Очень хочется надеяться, что вы его прочитали.
— Надежда умирает последней, — фыркает Авдеев, смешно морща конопатый нос. — А в данном конкретном случае умирать последней будет всё-таки Анна.
— Обнадёживающее начало, Леонид, — улыбается Логинова и выходит из класса.
— У Ирочки хоть потрепаться на уроке можно, — потягивается Горохов. — А вот сейчас сорок минут с Клеопатрой. Вот тут мы сдохнем. Может, свалить? — он выжидающе смотрит на Костю, а тот пожимает плечами:
— А смысл? У нас экзамен по математике, так что сиди и впитывай знания, Сёма, — он хлопает приятеля по плечу и разваливается на своём стуле, откинув голову на задний стол.
— Пацаны, — в класс вваливается запыхавшийся Бараш. — Я сейчас мимо учительской проходил, ну и кое-что случайно услышал…
— Кое-что случайно подслушал, ты это хотел сказать? — смеётся Горохов.
— Да какая разница, — отмахивается от его слов Стас. — Короче, у нас новенький.
— В смысле? — Авдеев недоверчиво хмурит брови. — Какой новенький может быть в конце учебного года, да ещё и в выпускном классе?
— А вот это-то самое интересное, — торжествующе говорит Баранов. — В старой школе был какой-то скандал, я не особо понял, о чём они говорили, но мелькнула фраза насчёт нетрадиционной ориентации.
- 1/19
- Следующая