Неприкаянное Племя: Сурвивалист (СИ) - Аразин Александр Михайлович - Страница 41

- Серега, поверь, ты не пожалеешь.

- Конечно, а сейчас извини, - я развёл руками, демонстрируя своё сожаление. - У меня назначена встреча с магами, не мог бы ты подождать?

- Лучше, я схожу к своим (мы тут недалеко в лесочке разбили лагерь) и сообщу радостную весть.

Когда убийца ушёл, мой желудок требовательно заурчал. Достав из инвентаря какой-то бутерброд, я принялся его спешно поглощать, параллельно пытаясь переодеться в чистую одежду. Ночь была в самом разгаре, а сделать предстояло ещё очень много... как всегда.

Свадьба.

Небо начало сереть, но в спальне было всё ещё темно. Прохладный утренний ветерок врывался в комнату сквозь открытое окно, с трудом шевеля тяжёлыми шторами и надувая парусами лёгкие занавески. Я сидел на пустой холодной кровати, сжимал в кулаке письмо и бездумно пялился в стену; встал, подошёл к окну, сложил лист и разорвал, затем повторил это снова и снова, а потом выбросил в окно. Ветер подхватил обрывки бумаги, унеся их в неизвестность, но слова... слова остались, как будто выжженные раскалённым прутом в моем сознании.

«Мой родной, прости, что не смогла сказать тебе этого в глаза. Если бы ты знал, как трудно мне собраться с мыслями и все сказать. Даже в письме, когда ты не видишь моё заплаканное лицо.

Нам нужно расстаться, и ты сам знаешь причину грядущей разлуки. Не думала, что мне будет так сложно подобрать нужные слова. Ты научил меня любить, с тобой я наслаждалась каждой минутой этой жизни. Ты разукрасил будни и стал её смыслом. Ты подарил мне счастье и безусловную веру, которая будет согревать меня в часы расставания. Я понимаю, что никогда и никого не смогу подпустить так близко к своей душе.

Всё это время я жила и живу мыслями о нас и чувствами к тебе. Ты и сам знаешь, как я люблю тебя, и что разлука с тобой бесконечно ранит моё сердце. Я всё время прокручиваю моменты из нашей истории - знакомство, твои слова, звонки и, конечно, нашу встречу. В тот день я была самой счастливой из женщин... Я отдала бы очень многое, чтобы всегда быть рядом с тобой, но обстоятельства сильнее нас (перечёркнуто) меня... Серёженька, мне кажется, ты всё поймёшь и простишь.

Грусть охватит моё сердце, но я не перестану чувствовать тебя.

Слёзы наполнят мои глаза, но я не забуду твоего лица.

Тоска пронзит мою грудь, но я буду дышать в унисон нашей любви.

Прощай».

Буря необычайно-ярких эмоций, обрушиваясь как штормовые волны, захлестнула меня: недоверие (не может быть, это шутка?); отрицание (Яри не могла так поступить!); жалость (а как же я теперь? что мне делать?); злость (пусть проваливает! тоже мне «принцесса», обойдусь без неё). В конец обессилев, с раскалывающейся головой, я упал на кровать и отключился.

- Серёга! Тёзка! Подъём!!! - наглый гном бесцеремонно тряс меня за плечо... лучше бы он этого не делал.

Мозг ещё не включился, мои глаза оставались закрытыми, но я сразу же ощутил давящее чувство одиночества и только спустя несколько секунд вспомнил: Яри ушла! Яри ушла...

- Мисальдер! Мать твою, - не унимался Громыхайло, - враг у ворот замка! Скоро начнётся штурм монастыря, подъём!

- Что? Кто? - Заторможено переспросил я, но постепенно слова гнома дошли до адресата.

Мне потребовалось приложить ощутимое усилие, чтобы покинуть позу эмбриона и встать на ватные ноги. Словно пьяный, шатаясь, равняя все углы в комнате плечами, я поплёлся к выходу. Во время спуска по винтовой лестнице, ко мне начали возвращаться силы и во внутренний двор замка я вышел уверенной походкой; ускорился, пробежал сквозь распахнутые ворота внутренней крепостной стены, вошёл в башню и взлетел на внешнюю стену.

Отсюда открывался прекрасный вид на зелёную идеалистически-мирную долину: в монастырь направлялись несколько телег, загруженных мешками с зерном; на дальних полях у деревни крестьяне обрабатывали землю; в безоблачном небе мелькали силуэты ласточек и... никакой вражеской армии у стен монастыря не наблюдалось.

- Это что такое? - Зло прошипел я, поворачиваясь к гному лицом. - Шутки шутишь...

Тёзка спокойно встретил мою вспышку гнева и, уверенно глядя в глаза, произнёс:

- Ну вот, почти на человека стал похож, - почесал бороду и добавил, - если бы не красные глаза... и причёска, и вялость, и бледность, и...

- Да ты знаешь, во сколько я заснул! - моему возмущению не было предела: недосыпаешь, недоедаешь, расстаёшься с девушкой (!), а от, так называемых, «друзей» ни грамма сочувствия. - Под утро. Понимаешь? Под утро!

- Серёга, посмотри на солнце, - гном потыкал в небо корявым пальцем. - Уже обед завтрашнего дня... то есть, день сегодняшний, но проспал ты больше суток.

- Сколько? - от неожиданности я едва не плюхнулся на пол.

Гном сочувственно посмотрел в мои выпученные от удивления глаза и беспощадно уточнил:

- Сутки, немного больше. Самое интересное, ты ни на что не реагировал; Олег предлагал облить тебя водой, но я решил применить трюк с осадой - подействовало.

- Больше суток, - заторможено повторил я и неожиданно вспомнив, добавил: - Это же завтра свадьба.

- Да, - кивнул Громыхайло. - Как и положено, на третий день после сватовства.

- Столько всего надо сделать...

Друг внимательно посмотрел на меня, как будто сомневаясь, что я способен на адекватные поступки, не говоря уже о свадьбе. Он встал рядом, хлопнул меня по руке и, словно чего-то опасаясь, прошептал:

- Серёга, если сомневаешься... если не хочешь, то ну её, эту свадьбу. Пропетляем как-нибудь и без союза с Бреговичами.

- Поздно, - я отрицательно качнул головой. - Помолвка состоялась, теперь откажись я и у ордена будет столько проблем, что конфликт с Шиманьским нам покажется детсадовской ссорой. - На миг мне захотелось поддаться на уговоры тёзки, плюнуть на всё и поехать искать Яри. Остановило меня не чувство ответственности за судьбу соорденцев или жителей епископства, а письмо Ярославы, точнее говоря - способ, которым девушка решила сообщить о расставании. Почему-то письмо я воспринимал как личное оскорбление, ведь написав его, Яри лишила меня последней возможности услышать любимый голос, увидеть её глаза. - Не переживай. Если я обещал, то всё сделаю, а дальше... посмотрим.

- Не нравится мне это твоё «посмотрим», - буркнул гном. - Ну, ладно, как говорится: Утро вечера мудренее. Будем разгребать проблемы по мере их поступления.

- Что-то случилось? - Насторожился я.

- Из глобального - ничего. В монастырь свозятся продукты, для праздничного банкета; наши барды разучивают свадебные гимны; портной ждёт тебя в монастырской келье...

- Вы его заперли что ли?

- Почему? По замку он может спокойно перемещаться, но выходить за крепостные стены мастеру запрещено.

- Вот вы даёте, - сказал я, восхищенный наглостью друзей.

- Сам виноват, - категорично отрезал гном. - Ему вежливо сказали: Подождите, мисальдер пока занят важными делами ордена, но этот твердолобый баран заладил: Меня в городе десятки клиентов дожидаются... Ну не дурак? Пришлось ограничить его в свободе передвижения.

- Понятно. Надеюсь, больше вы никого не арестовали и не казнили?

- Нет. Зато вчера в монастырь пришёл Фармак и дожидается пока ты проснёшься.

- Ой, блин! - в сердцах, я хлопнул кулаком по ладони. - Не хорошо-то как получилось: сам назначил встречу и не явился на нее.

- Я переговорил с ним, - гном воровато оглянулся (нет ли кого-нибудь поблизости) и продолжил: - Мы мило пообщались, насколько я понял, ты хочешь привлечь его к службе в моей организации?

- Да. У него есть необходимые навыки и подходящие люди.

- Ага, ага, - кивнул Громыхайло, взял меня под локоть и увлёк за собой. Мы неспешно шли по крепостной стене, а тёзка продолжил, тоном секретного агента: - В принципе, парень он подходящий, проверенный, но я предлагаю отослать его из монастыря.