Это было в каменном веке. Охотники на мамонтов. Пещеры красной реки - Уэллс Герберт Джордж - Страница 76

Он приоткрыл один глаз и увидел, что ночь кончилась и наступил день. Печальный вздох вырвался из груди звереныша; он снова закрыл глаза и положил острую мордочку на вытянутые лапы.

Пленник чувствовал, однако, что там, за частоколом, происходит что–то необычное, новое. Это была первая весна в его коротенькой жизни. Кончики его толстых лап покалывало, словно он отлежал их за ночь. Волчонок вздохнул так глубоко и протяжно, что облако пыли взметнулось вокруг его головы. Какое ему дело, что в мире весна и наступают теплые дни, раз он все равно обречен томиться на привязи в глубине темной и сырой пещеры?

Нум услышал этот вздох и понял, что его маленький пленник проснулся. Спрыгнув с частокола, мальчик подошел к волчонку и присел перед ним на корточки. Як вздрогнул и, не открывая глаз, прижал уши к затылку. Поведение Нума всегда приводило волчонка в замешательство. Молодой хозяин вообще обращался с ним вполне разумно, но временами вел себя так странно, что Як не знал, что и подумать.

Вчера, например, он пожелал во что бы то ни стало научить Яка танцевать на задних лапах!

Як ненавидел подобные шутки. Он не любил также слышать, как хозяин смеется: ему казалось, что Нум насмехается над ним. Как раз в эту минуту Нум весело рассмеялся, и Як заворчал, сердито оскалив острые клыки, но не открывая глаз, потому что не выносил лукавого насмешливого взгляда молодого хозяина, когда на того находило его непонятное настроение.

— Як! Як! Слышишь? Весна!

Волчонок только крепче прижал уши к голове. Он не понимал языка людей; звуки членораздельной речи казались ему дикими и неизменно вызывали удивление. Радостный голос Нума нестерпимо раздражал волчонка; вся шерсть на его спине встала дыбом.

— Вставай, лентяй, хватит спать! На дворе весна!

Абахо в свою очередь приблизился к маленькому волку. Рука его легла, мягкая и успокаивающая, на взъерошенную серую шерстку. Як не шевельнулся. Он терпел с грехом пополам прикосновение этой большой худой руки, когда–то заботливо промывавшей и перевязывавшей его раны. Рука была ласковой, но твердой, и волчонок испытывал к ней некоторое доверие. Мудрый Старец никогда не старался вывести Яка из терпения. Он разговаривал с волчонком ровным и спокойным голосом, маленький хищник иной раз тихонько скулил и повизгивал, когда Абахо гладил его, потому что эти мягкие прикосновения напоминали ему ласки матери–волчицы. Если бы Як жил вдвоем с Абахо, он, без сомнения, научился бы лизать эту дружескую и добрую руку.

Но с Нумом волчонок всегда держался настороженно; мускулы его были напряжены, шерсть на спине стояла дыбом. От молодого хозяина можно было ожидать в любой момент какого–нибудь подвоха. Не то чтобы Як ненавидел Нума — совсем нет! — он просто не доверял ему.

В маленьком диком сердце волчонка жило воспоминание о том, как Нум спас ему жизнь, и он ощущал смутное чувство благодарности к мальчику. Но это совсем не означало, что Як должен безропотно сносить бурные проявления дружеских чувств молодого хозяина, его непонятные выходки и оскорбительный, насмешливый смех.

Если Нум надолго оставлял волчонка в покое, Як любил, положив лобастую голову на вытянутые лапы, следить, как молодой хозяин быстро ходит взад и вперед по пещере, наклоняется и выпрямляется, гибкий словно тростник, и проворный, как белка, пытаясь разрядить накопившуюся в мускулах молодую энергию. С Нумом Як мог бы бегать до потери дыхания, прыгать через препятствия, взбираться на холмы и скатываться в лощины, с ним он мог бы играть!

Но, увы! Все усилия Нума были направлены к тому, чтобы зверек почувствовал его превосходство над собой. Зажав в своих ладонях острую черную мордочку, он заставлял волчонка глядеть ему прямо в глаза и торжествовал, когда Як, не выдержав пристального взгляда мальчика, опускал веки. Он непременно хотел научить волчонка давать лапу, а протягивая ему кусочки мяса, высоко поднимал их над головой Яка, чтобы тот встал на задние лапы или прыгнул вверх… И проделывая все это, он весело смеялся. Як изо всех сил сдерживался, чтобы не укусить обидчика, потому что Нум был тем, кто давал ему пищу, а еще потому, что однажды попробовал огрызнуться и был строго наказан.

Нум искренне огорчался этой явной неприязнью, причины которой он не умел осознать. Мальчик всей душой хотел, чтобы они с Яком стали друзьями. Видя, с каким удовольствием волчонок позволяет Абахо ласкать и гладить его, Нум молча уходил в темный угол пещеры и сидел там надувшись, снедаемый обидой и ревностью.

Абахо советовал Нуму проявлять больше терпения и выдержки, не кричать так громко на Яка, не насмехаться над ним. Но терпение отнюдь не было главной добродетелью его молодого ученика.

С каждым днем весна вступала в свои права. Долина Красной реки оживала и расцветала на глазах. Нум с такой тоской во взоре следил с высоты частокола за этим буйным обновлением природы, что в конце концов Абахо скрепя сердце разрешил ему покидать пределы пещеры, не удаляясь от нее, разумеется, слишком далеко. Абахо охранял мальчика во время этих вылазок, следя за ним с гребня частокола, где Нум соорудил из зеленых веток удобное ложе, чтобы Мудрый Старец не утруждал свою больную ногу. Полулежа в этом подобии гамака, Абахо смотрел, как Нум бьет острогой форелей на перекатах Красной реки, вздувшейся от быстрого таяния снегов и катившей мимо них свои мутные, красноватые от глины, буйные воды. Крепкое дубовое копье, прислоненное к частоколу, было всегда у него под рукой на случай опасности. Но глаза Мудрого Старца частенько отрывались от созерцания юного ученика и задумчиво устремлялись вдаль, на юг, откуда должны были вернуться Мадаи, если они вообще когда–нибудь вернутся. Нум сплел для волчонка новый, более длинный ремень, и перевел его наружу, за пределы частокола. Як быстро научился бегать вокруг молодого деревца, к которому был привязан, скакать и прыгать как можно выше. Мускулы его крепли и твердели, острые белые клыки обещали достигнуть внушительных размеров.

Присев на задние лапы, волчонок наблюдал за полетом ворон, носившихся над ним с громким карканьем, или, склонив голову набок, тревожно прислушивался к далекому рычанию двух пещерных львов, бродивших уже несколько дней по вершинам холмов, подстерегая стада оленей, перебирающихся на летние пастбища. Но самое сильное впечатление производили на Яка рыболовные успехи Нума. Волчонок так полюбил нежное розовое мясо форелей и лососей, что хвост его помимо воли начинал весело вилять, когда Нум подходил к нему с трепещущей рыбиной в каждой руке. Первое время резкие движения рыб пугали волчонка. Нум украдкой посмеивался, глядя, как Як то пятится назад, то с бесконечными предосторожностями возвращается к своей добыче и снова удирает, визжа от страха, славно форель укусила его за нос. Однако очень скоро Як научился прижимать бьющуюся рыбу к земле и, оглушив ее, съедать без остатка, громко причмокивая от удовольствия.

Волчонку пришлись по вкусу не только лососи и форели. Он обожал яйца водяных птиц да и от самих птиц не отказывался. Нум ставил на диких гусей и уток хитрые силки и ловушки, а Мудрый Старец ощипывал птиц и жарил в пламени костра, нанизав на гибкий ореховый прут. Не брезговал Як и речными моллюсками, сваренными в бульоне из душистых трав по рецепту, известному одному Абахо.

Полный желудок делал волчонка добрее и уступчивее. Сидя под деревцем на берегу реки, он с доброжелательным интересом следил за ловкими движениями своего молодого хозяина.

Как–то погожим днем Нум, стоя на прибрежном валуне с острогой в руках, подстерегал громадного лосося, укрывшегося между двух подводных камней. Лосось отдыхал на пути к прозрачному горному ручью в верховьях Красной реки, где была его родина.

Все внимание мальчика было сосредоточено на этой великолепной добыче. Як смотрел на Нума затаив дыхание и время от времени облизывал губы острым розовым языком.

Абахо рыбная ловля интересовала мало. Взгляд Мудрого Старца был направлен в глубину долины, как это случалось теперь с ним все чаще и чаще.