Ковчег 47 Либра - Штерн Борис Гедальевич - Страница 37

Ковчег огибал планету с севера на юг, и к концу облета взору широкоугольной камеры открылся феномен, каковой куда легче было приписать фантазии художника, чем прихоти Природы, — правильный шестиугольник, обрамляющий южный полюс. Этот шестиугольник был мощным атмосферным потоком, разделяющим гигантский полярный циклон и шесть антициклонов, расположившихся вокруг на одном расстоянии от полюса ровно через 30 градусов долготы. Трудно поверить, что эта фантастическая геометрия — не более чем погодное явление.

В центре шестиугольника на самом полюсе зиял огромный глаз, имеющий ту же природу, что и глаз урагана, но сравнимый по размеру с земным шаром. Там не было поверхности, воронка уходила в глубокие темно-коричневые слои атмосферы, придававшие глазу зловещий вид. Ковчег заканчивал маневр, уходя по гиперболе со стороны южного полюса. Темный злой глаз гиганта долго и пристально следил за улетающим караваном.

Если планета е могла вызвать восторг у зрителя земного происхождения, то планета d — шок, жуткое ощущение дежавю. Дело в том, что это был Юпитер собственной персоной. То же самое красное пятно. Те же вихревые полосы и белые овалы. Те же Ио, Европа, Ганимед и Каллисто. Сестра Ио точно так же была бурно-вулканической, и длиннофокусный телескоп в деталях записал фонтан извержения размером в четверть диаметра спутника. И только точные измерения могли показать, что красное пятно — чуть сдвинуто к югу, а Галилеевы спутники отличаются от наших собратьев своими массами примерно на десять процентов. Пролет вокруг Нового Юпитера погасил значительную часть азимутальной скорости Ковчега, после чего его орбита стала сильно вытянутой. Следующий шаг — планета с, призванная сделать орбиту Ковчега почти круговой но уже гораздо меньшего размера.

Планета с будто сошла со страниц давней теоретической статьи Йорана Кирка и Алекса Селина «Эволюция планет земной группы на дальнем краю зоны обитаемости при повышении светимости звезды-хозяйки». Это был холодный, но оживающий мир. В основном ледяной и снежный, но с первыми реками и морем. 47 Либра, как и любая звезда главной последовательности, с возрастом становилась чуть ярче. Раньше планета с сильно напоминала Марс, хотя была в два раза тяжелей. Но обогрев чуть усилился, и вся твердая углекислота, похороненная в полярных шапках, испарилась. Атмосфера стала толще, включился парниковый эффект, и теперь стал таять уже водяной лед — поначалу вблизи экватора во впадинах. Потекли реки, и в самом низком месте планеты — в пустынной каменистой чаше — появилось первое море. Настоящее море с открытой водой и волнами. Раз появилась открытая вода, значит, включился ее круговорот. Низменность, по сути, геологический аналог земного океана, занимавшая четверть планеты, стала оазисом, где плавали кучевые облака и шли дожди. Другой доселе сухой океан, более мелкий, тоже стал подавать признаки жизни — на его дне появились озера. А континенты остались заснеженным высокогорьем. С них в океаны стекали ледники — реки брали начало с их тающих языков и впадали в озера или в море. Это был по-своему красивый мир: очень прозрачный воздух, темно-синее небо, ослепительно снежные горы, красноватые скалы, голубые ледники, песчаные дюны и пляжи, синее море, где не хватает только чаек. В пейзажах 47 Librae c сквозила радость оживания. Если бы можно было телепортировать сюда живописца для адекватной передачи духа планеты, то для этой миссии стоило выбрать Рокуэлла Кента.

В статье Йорана и Алекса пробуждение мерзлых планет выражалось в графиках температуры, толщины атмосферы, объема осадков, полученных численным моделированием. Получалось, что если на планете с залежами углекислого и водяного льда есть глубокие низменности на несколько километров ниже среднего уровня поверхности, то при разогреве звезды они превращаются в оазисы со стабильно положительной температурой и открытой водой. Это происходит резко, за десятки тысяч лет, но как только в низменностях появились моря, дальнейшее потепление тормозится: свежий снег, ложащийся на континентах, отражает свет, планета получает меньше тепла.

Теперь оттаивающая планета была отснята в деталях, изучена вдоль и поперек — все данные отправились в Солнечную систему. Если там остался кто-то, способный принять эти данные, хоть на Земле, хоть на Марсе, то через шестьдесят лет там будет величайший праздник — открытие нового, по-своему чудесного мира. И это будет только прелюдией.

Наконец Ковчег прибыл в конечную точку пути. Два спутника Селины предоставили ему прекрасную гавань: высокую резонансную орбиту. Они находились в резонансе 1:4 друг с другом, будто специально сохранив устойчивую резонансную орбиту 1:2 для Ковчега. Конечно, на Земле ничего не знали про эти спутники. Не будь их, Ковчег встал бы на чуть более высокую орбиту, но зачем же отказываться от такого сюрприза, как орбитальный резонанс?

Маршевый двигатель остановился, но реактор продолжал работать ради передатчика — количество данных, подлежащих передаче в Солнечную систему, требовало многих мегаватт мощности. Первыми ушли снимки планеты разрешением сто метров на пиксель — на них уже хорошо читалась ее география. Океан занимал три четверти поверхности. Материков было три: Северный, размером с Евразию, Южный меридианный, формой и размером похожий на Южную Америку, и Южный широтный, протянувшийся на 8 тысяч километров с запада на восток между 35 и 60 градусами южной широты.

Вскоре ожил Арсенал — от него отделились три зонда, которые вышли на низкую околополярную орбиту и занялись своим главным делом — детальной съемкой планеты. Сначала — широкоугольные снимки всей поверхности — континентов, океанов, полярных льдов. За три недели виртуальный глобус планеты с разрешением пять метров был готов. Селина оказалась тектонически активной планетой, как и Земля: островные дуги, молодые горные хребты, действующие вулканы. И столь же влажной: большую часть суши пересекала развитая речная сеть. Столь же теплой, даже чуть теплее. И облачный покров Селины походил на земной — те же завитки циклонов, перистые и кучевые облака. Единственное существенное отличие: Селина была биологически мертвой от сотворения. И все же, будь присутствие душ создателей Ковчега на его борту не просто метафорой, эти души бы сейчас ликовали.

Когда виртуальный глобус был готов, передатчик Ковчега отправил его в направлении Солнечной системы, затратив на это около тераджоуля. Зонды приступили к более детальной съемке континентов и островов, особо присматриваясь к рекам и морским берегам. Все данные тут же перебрасывались на Ковчег, Система которого приступила к выбору места посадки.

Стратегия выбора места оказалась одной из самых конфликтных задач во всей истории Ковчега. Основные баталии развернулись вокруг так называемых весовых коэффициентов. Что важнее, близость к берегу океана или близость к реке? Скальный грунт или низкая сейсмичность? Насколько важна близость гор и какого типа должны быть эти горы? А не окажется ли близость гор роковой, если начнется оледенение? Какова оптимальная высота над ближайшим урезом воды? Ни по одному из вопросов не было консенсуса, наоборот, полемика все больше переходила грани приличия. Голосование в таких случаях никогда не дает адекватного результата, как, впрочем, и жребий, к которому призывали прибегнуть отчаявшиеся стороны.

Тогда Билл Пак, бывший в то время руководителем Сегмента проблем прибытия, заявил, что задача провалена полностью, и надо все начинать с нуля: менять подход — строить модели, осмысливать данные по экзопланетам, которых накопился неподъемный воз, разложить по полочкам все, что мы знаем о геологии, о климате планет, о климатических катастрофах. Перебрать все мыслимые состояния 47 Librae b — и проработать все климатические и геологические сценарии. И когда все это будет сделано — тогда и оптимизировать на всем наборе моделей всяческие весовые коэффициенты, коэффициенты кросс-корреляции и т. п. Биллу возражали: