Борьба или бегство (СИ) - Уманский Виктор Александрович - Страница 28

Когда мы оторвались друг от друга, в ушах у меня шумело. Таня молча смотрела на меня, и в её глазах мне почудились электрические всполохи.

Внезапно я почувствовал, насколько мне жарко, и негнущимися пальцами стал расстёгивать куртку.

* * *

Наш номер оказался очень просторным и состоял из спальни и гостиной, совмещённой с кухней. Деревянные стены прекрасно сохраняли внутри тепло. Повсюду висели фотографии: похоже, это были несколько поколений семьи нашей хозяйки. Вместе со старомодной деревянной мебелью это создавало настоящий зимний уют.

Я посчитал спальные места. Их оказалось шесть: два на кровати в спальне, два на диване в гостиной и два на креслах.

- Надо было всем вместе сюда заселиться, - сказал я. - Ребята просто заходили бы всегда по-тихому.

- Можно было бы им в окно верёвку спускать.

- А лучше - верёвочную лестницу. В следующий раз мы подготовимся лучше: экономика должна быть экономной! - я воздел палец к потолку.

Испытание, к которому я так долго готовился, было совсем близко. В груди и ногах поселился холод, и в ду́ше я долго не мог отогреться.

Только приняв горизонтальное положение, я осознал истинную степень своей усталости. Помимо того, что я целый день провёл в дороге, меняя транспортные средства и таская багаж, меня ещё и морально вымотало волнение. На секунду прикрыв глаза, я почувствовал, как комната вокруг меня начала вращение, и поскорее распахнул их снова.

Таня закончила водные процедуры и зашла в спальню. Длинная серая футболка с енотом... и всё. Нет, конечно, трусики под футболкой имелись, уверен в этом... Я залюбовался стройными и сильными ногами.

- Хорош пялиться! - проворчала она, покосившись на меня.

- Да ладно, твои ноги - не худшее зрелище. На что в этой комнате ещё пялиться?

- Ты всегда был мастером делать комплименты.

Таня выключила свет и залезла в постель. Я попытался обнять её, но она лежала неподвижно, и это оказалось непростой задачей. Поднявшись на локте, я поцеловал её, но губы, меньше часа назад отвечавшие мне страстно, теперь безжизненно ослабли. В смущении я отстранился. Глаза ещё не привыкли к темноте, и безэмоциональное лицо Тани показалось мне маской. Меня едва не передёрнуло.

- Что я делаю не так?

- Всё это - плохая идея, - скучно ответила она.

- Почему?

Внезапно губы её искривились от подступающих рыданий. Она отбросила одеяло и села на колени, уставившись на меня. В темноте я смутно различал растрёпанные волосы и маленький упрямый подбородок.

- Если я пересплю с тобой, то буду считать себя шлюхой!

Ой-ёй-ёй. Приехали.

- Послушай, Тань... Ты мне нравишься. И не говори, что я не нравлюсь тебе - после твоего поцелуя я в это не поверю.

- Нравишься! Но я встречаюсь с Андреем.

Вот теперь, судя по голосу, она готова была расплакаться.

- Ты его любишь?

Она молчала.

- Не знаю, - наконец ответила она. И всхлипнула, опустив голову.

- Послушай, если бы ты его любила и изначально была против секса со мной, то не давала бы мне надежду, не соглашалась бы жить со мной и не целовала бы меня!

Возможно, в моих словах была и своя правда, и своя подлость, но это меня абсолютно не интересовало. Рядом со мной сидела на кровати девушка, которую я хотел до безумия. Мой разум не отключился, нет, он мобилизовал свою немалую дипломатическую хитрость для достижения одной цели. Если бы я считал, что помочь может признание в чувствах, или, скажем, отрицание любой эмоциональной составляющей, или шантаж - думаю, я пошёл бы на это, не задумываясь. Я заговорил высокопарно:

- Я ведь говорил: для меня секс отделён от чувств. Ты принадлежишь другому - ладно, я смирюсь. Но, раз уж мы рядом, давай получим от этого удовольствие. По-моему, это будет правильно, а история наша станет цельной и законченной. После Австрии ты вернёшься к Андрею и будешь сама разбираться, любишь ты его или нет, а сейчас мы можем просто быть вместе.

Таня молчала, сидя с опущенной головой. Я осторожно сел рядом. Потом бережно отодвинул прядь волос с её лица и начал целовать её веки и скулы. Таня чуть подняла голову, и наши губы встретились. Мы целовались долго и нежно, и кончиком носа я чувствовал слёзы на её щеке. Затем я аккуратно опустил её на спину и впервые в жизни занялся сексом с плачущей девушкой.

* * *

Таня лежала, прижавшись к моему плечу. Говорить не хотелось. То, о чём я мечтал так долго, случилось. Но сцена, предшествовавшая сексу, выглядела весьма мрачно. Это была сделка: Таня отдалась мне только потому, что я ясно дал понять: после Австрии я больше не стану вмешиваться в её отношения с Андреем.

Это вызывало гнетущее ощущение и действовало на самооценку не лучшим образом. Теперь было очевидно: Таня воспринимала меня только как друга и, наверное, любовника. Но это было её право, да и мне, пожалуй, не стоило жаловаться на такой расклад. Однако мои чувства к ней были живы, и здесь, в Австрии, от них было не скрыться.

Что ж, терять было нечего! Я решил, что отдамся своему чувству полностью, постаравшись за отпущенный срок передать Тане всю свою нежность. Неделя вместе - это ведь так много, когда ты влюблён. Практически целая вечность.

Но нельзя было забывать: Таня не моя. Она не испытывала ко мне того чувства, что испытывал к ней я. Поэтому по возвращении в Москву я отойду в сторону. Пусть потеря будет горькой, но я уже буду готов. У меня впереди достаточно времени, чтобы во всей полноте осознать и прочувствовать факт: после Австрии наше с Таней «вместе» закончится.

* * *

Прошедший день вымотал меня до предела, я чувствовал лёгкое головокружение и тошноту. Мышцы зудели. Минут через десять Таня уснула, её дыхание стало равномерным и глубоким. А вот ко мне сон не шёл. Подобно посвяту или бару в Мюнхене, Австрия представлялась мне испытанием, и я долго настраивался на него, мобилизуя силы. Да и решение взять всё от этой недели не способствовало успокоению: организм считал, что расслабляться рано. Так я и лежал: час, другой. На третьем часу я начал понемногу проваливаться в зыбкую дрёму, время от времени выныривая на поверхность. Когда мне всё же удалось заснуть, сны мои были тревожными. За сорок минут до будильника я проснулся, и уже окончательно. Несмотря на то, что сон мой продлился всего около трёх часов, я чувствовал себя абсолютно бодрым.

Утро осветило комнату бледным светом, разогнав по углам тени ночных слов и слёз. Таня всё так же мирно сопела, тёплая и серьёзная во сне. Улыбнувшись, я тихо выбрался из-под одеяла и пошёл на кухню делать кофе.

Рассвет прогнал и тяжёлые душевные переживания Тани. Когда она проснулась, я поцеловал её в скулу. Потом в нос. Потом в губы. Она была тёплой, сонной и податливой, и я почувствовал дикое желание, сопровождавшееся натуральным головокружением. Когда спустя двадцать минут кто-то из ребят постучал к нам в дверь, Таня сладко стонала, и мне пришлось зажать ей рот ладонью. Открывать я не пошёл.

Когда после этого мы в панике бегали по номеру, натягивая одежду и набивая контейнер едой, я позволил себе пошутить.

- Вчера ночью ты плакала, и я думал: неужели секс со мной столь ужасен. А сегодня - уже стонала. Либо я расту в этом деле, либо ты привыкаешь и смиряешься...

Таня ткнула меня в бок кулаком. Удар у неё был поставлен.

* * *

От Фента до Зёльдена протянулась узкая автомобильная дорога по склону горы. От обрыва её кое-где отделял низенький заборчик, а кое-где - абсолютно ничего. Водитель нашего автобуса, похоже, знал дорогу наизусть и гнал под сотню. Он уверенно вписывался в повороты, угол которых был скрыт от нас скалой. Людей бросало друг на друга вместе с лыжами и досками. В перерыве между полётами из угла в угол Таня призналась, что обидно было бы умереть, не покатавшись в Альпах.

- Не волнуйся, они постоянно так ездят, - неуверенно ответил я, вцепившись свободной рукой в поручень и пытаясь не отрезать соседу голову сноубордом.

В Зёльдене мы погрузились на канатку. Кабинка поползла от опоры до опоры в окружении гигантских елей. Внизу, среди снегов, горная река лизала блестящие чёрные камни и ледяную корку у берега, время от времени ныряя под мостики.