Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" - Страница 75

Эрик разрывался на части весь день. Невозможность дозвониться до Вадима, который так и не включил телефон, вызывала стойкое желание бросить всё и сбежать, обзванивать и объезжать все подряд столичные больницы, чтобы разобраться, наконец, со странной ошибкой, неведомым образом закравшейся в систему. Однако, дела оказались настолько запущенны, что связали по рукам и ногам.

Лишь ближе к ночи, когда здание опустело, и самые настырные партнёры предпочли здоровый отдых неуёмным притязаниям, он в ужасе понял, что так и не смог найти Сергея. Эрик снова набрал номер Барышева.

«Абонент вне зоны…» — безучастно констатировал металлический голос.

— Вадим, это же всё твоя работа, да?! — выпалил Эрик, захлёбываясь вслух внезапным пониманием. — Сволочь, ты снова меня провёл! А я, идиот, снова тебе поверил!!!

====== “Другая жизнь” – Глава 2 ======

Вмешательство Вадима объяснило бы всё происходящее — любой абсурд становился вполне возможен со связями и возможностями этого человека. И даже задаваться вопросом, зачем тому устраивать подобный спектакль, не было надобности — Вадим сам раскрыл личные мотивы, практически прямым текстом объявил, что недостоин доверия, а Эрик… Эрик, в точности, как при первой встрече, принял откровенность за чистую монету и сам отдал в руки соперника контроль над ситуацией и над Томой.

В ту жуткую ночь, когда Сергей умирал у него на руках, Эрик готов был поклясться, что является единственным, кто необходим ему. Очередная ошибка? Ведь Томашевский не проронил вслух ни единого слова — лишь жесты, взгляды, прикосновения! Что если все слова и мысли, приписанные Сергею, были только лишь выдумкой обнадёженного воображения Эрика?

«Ведь о помощи он попросил не меня! Что если на самом деле Тома выбрал Вадима, как я выбрал Шурика? Что если я, без дураков, не нужен ему больше?» — эта версия объяснила бы тот факт, что Тома до сих пор не позвонил сам.

«Нет! Я не мог ошибиться!» — спорил он сам с собою.

«Ещё как можешь! Ты настоящий простофиля, и твой гонор только упрощает задачу любому, кто вознамерился тебя обмануть!» — такова была горькая правда, и честно оспаривать её можно было только с объективными аргументами на руках.

Картинка реальности сыпалась, непрерывно перестраивалась прямо на глазах, как, случается, «плывёт цифра» в телевизионном вещании — одно сплошное искажение. Эрик твёрдо знал одно: сдаваться сейчас нельзя. Мучимый инстинктивной потребностью делать хоть что-то, он загрузил из Сети список телефонов московских больниц.

«Ну где-то ты есть, Тома. Должен быть!»

На обзвон государственных медучреждений ушла уйма времени, но, в итоге, Томашевского Сергея не обнаружилось нигде.

Список частных клиник оказался короче. И снова — ничего. С одинаковой любезностью женские, девичьи и, изредка, даже мужские голоса твердили на разный манер один и тот же ответ: «Нет такого, ничем не можем помочь».

И закричать бы, как утром в дежурной больнице: «Да не может этого быть!» — только теперь уже совсем не осталось ясности, кто и в котором месте его обманывал. Самый ужас был в том, что если Вадиму достало смелости совершить похищение человека, едва избежавшего клинической смерти, то и забрать его мог куда угодно, хоть к себе домой, хоть в застенки клуба, и пока Томашевский сам не подаст хоть какой-нибудь знак, местонахождение его останется тайной.

Если только… Поиски станции скорой помощи, с которой была направлена бригада реаниматологов пришлось отложить до утра среды. График дежурств в режиме сутки через трое автоматически перенёс встречу с непосредственными участниками событий на пятницу.

Эрик чувствовал, что сходит с ума от бессилия. Он обрывал телефоны, регулярно наведывался в «Cherry Pie», а одну из ночей и вовсе провёл в дежурстве у клуба, пытаясь застать неуловимого директора на месте, но Барышев как сквозь землю провалился.

В четверг днём, правда, на телефон вдруг свалилось системное сообщение о том, что «абонент» появился в сети, но линия лишь на короткое время осталась занята, а потом снова оказалась отключена.

Работа, как назло, рвала на части, Эрик решительно не успевал ничего. Звонки, совещания, срочные встречи с влиятельными людьми и партнёрами, подчинённые, требующие тотального контроля, вопросы, требующие немедленного решения, когда никаких решений нет! Как быть, если нет даже понимания самого вопроса? Как быть, если нет ни времени, ни моральных, ни физических возможностей справиться со шквалом запросов?

Осталось одно желание: бросить всё, закрыться в кабинете и не пускать никого, чтобы разобраться с единственно важным делом — исчезновением Серёжи. Или малодушно напиться до беспамятства, чтобы хоть на краткий срок забыть обо всём.

Нельзя. Руководство конторой — последний акт доверия со стороны Томашевского. Или его прощальное проклятие?

Дурные мысли и предчувствия круглосуточно, беспрерывно пытали мозг. Усталость, мучительная жажда лечь и уснуть в конце концов, просто выключиться хоть ненадолго, входила в резкий диссонанс с абсолютной неспособностью Эрика унять нервное возбуждение.

Голова отказывалась соображать, концентрация рассеивалась и нервы вибрировали перетянутой струной. Рау едва ориентировался в происходящем, едва держал себя в руках, готовый сорваться в любую секунду на первого встречного.

Утром в пятницу Эрик снова атаковал приёмный покой злосчастной больницы, откуда исчез Сергей. Он требовал показать записи с камер видеонаблюдения. Он орал, как ненормальный, игнорируя указание руководства оформить какую-то заявку и ждать её рассмотрения. Он, наверное, в итоге вломился бы на пост охраны и залез в компьютер собственноручно, но был выведен за ворота под руки и возвращаться уже не стал: был ли здесь Серёжа и с кем был, догадаться не составляло труда, а информацию о том, куда его увезли, считать с беззвучного видео не представлялось возможным.

В пятницу днём Эрик два часа простоял около станции скорой помощи, чтобы дождаться, наконец, появления той самой машины. Он едва не врезал вышедшему на смену врачу реанимационной бригады, когда тот начал объяснять, мол, его обязанность — доставить больного до стационара и не дать ему скончаться по дороге, что и было сделано, а дальнейшая судьба несчастного никак его не касается.

— Вы же знаете, где он! Для чего вы врёте?! Сколько вам заплатили?! Я дам больше! — Эрик поспешил убраться восвояси, когда понял, что водитель набирает «112».

Ощущение всепоглощающей лжи вокруг сводило с ума. Подозрительные взгляды в офисе, стихающие при его появлении шепотки…

Новость о болезни Томашевского распространилась сразу вслед за известием об его увольнении, и кто стал её источником, сомнений быть не могло — только Шурик знал обо всём доподлинно, ведь ни отцу, ни Кате Эрик не смог рассказать начистоту, что же, в действительности, произошло, а они, очевидно, были в курсе. Молчали, впрочем, и вид принимали нейтральный.

Осторожно выяснить, не известно ли им о его местонахождении, Эрик, конечно, пытался, но безрезультатно: оба с разной степенью откровенности выразились, что если бы и обладали нужной информацией, то Эрику бы не сообщили точно.

Отец демонстративно избегал даже здороваться. Сдержанная, всегда приветливая Катя прятала глаза, принося документы на подпись, а кофе подавала с таким скорбным видом, что вскоре Эрик предпочёл обходиться без него. Шурик, спешно переведённый в штат одного из технических отделов, смотрел волком и был подозрительно молчалив.

Самое же страшное, что о Томашевском поползли сплетни — неприятные, приправленные необходимой порцией дыма, которая всегда свидетельствует о сокрытии огня.

Театр абсурда — и Эрик Рау в главной роли. Он чувствовал, что не верит даже самому себе.

Отец позвонил вечером в субботу:

— Эрик, мне помнится, ты спрашивал про Серёжу.

— Спрашивал.

— Я был у него. Всё в порядке, он поправляется.

— Папа, где он? Как ты его нашёл?

— Неважно, Эрик. Тебе не нужно это знать.