Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" - Страница 73

Принятое фатальное решение неожиданно создало в жизни цель, придавая всему вокруг вполне чёткий смысл.

Утренний обход, процедуры… Томашевский больше ничем не тяготился, никого не ждал.

Некого ждать. Да и нужен ли кто?

Он не открыл глаза, когда в очередной раз хлопнула дверь в палату.

Он не открыл глаза, когда кто-то крадучись прошелестел обувью по свежевымытому линолеуму.

Он не открыл глаза, когда в очередной раз кто-то склонился над его кроватью.

Он не хотел открывать глаза, но над ухом прозвучал до боли знакомый голос и сильная, энергичная рука ощутимо похлопала его по плечу:

— Серёжа!

— Ты?! Не может быть! Как ты меня нашёл?!

Комментарий к “Свободные отношения” – Глава 20 Конец второй части.

====== “Другая жизнь” – Глава 1 ======

«Зачем я это сделал?!» — запоздалые сожаления нахлынули при взгляде на удаляющуюся спину Вадима. Впрочем, сожаления слишком робкие, чтобы броситься вдогонку, отобрать пакет и, бросив всё, ехать за скорой в дежурную больницу.

«Пусть. Сперва Шурик», — Эрик стряхнул морок и свернул домой, туда, где ждал наверняка обеспокоенный исчезновением возлюбленного Саша.

Широков, против предполагаемого, не сновал по квартире, заламывая руки, не бегал по подъезду, не рыдал на кухне, утирая сопли краем скатерти, он попросту спал поперёк кровати, как будто мгновенно вырубился прямо в той позе, в которой упал.

«Что ж, объяснение откладывается на завтра», — как бы ни хотелось Эрику решить все вопросы прямо сейчас, будить среди ночи мальчишку, который, по сути, ни в чём и не виноват, чтобы выставить его из дома, совесть не позволяла. Совесть сегодня и вовсе разыгралась не на шутку, обеспечив своему хозяину, в триаде с памятью и фантазией, очередную бессонную ночь.

При воспоминании о случившемся с Томой тряслись поджилки, и стоило только представить, что ему в пути снова стало плохо, что врачи не справились, сердце тревожно и болезненно частило.

— Вадим? Ты на месте? Как он?

— Относительно стабильно.

— Переплюнь!

Звонок немного успокоил, но неуёмное желание делать хоть что-нибудь заставило Эрика слоняться по квартире до самого утра. Широкова он разбудил за час до будильника: предстоял долгий разговор и сборы — затягивать прощание и отъезд не имело смысла.

— Саш! Саша, подъём!

— Э-э-эрик! — мальчишка расплылся в довольной улыбке и потянулся, сонный, за поцелуем. — Эрик! — не получив желаемого, он перешёл на требовательные интонации.

— Вставай, Саша, умывайся, приходи завтракать.

— Ты зачем в такую рань меня будишь? Ещё спать и спать можно, — Широков недовольно рухнул лицом в подушку.

— Разговор есть, вставай. Я не шучу, — строго отрезал Эрик и вышел.

Как построить беседу и с чего начать, он так и не придумал: хоть на размышления и оказалась потрачена почти вся ночь, мысли постоянно сворачивали с заданного направления и крутились, в основном, вокруг того, как и почему всё произошло, не касаясь того, как с честью выйти из сложившейся ситуации. Всё та же осмелевшая совесть лепила откровенное «никак», и Эрик верил ей, как верил и в то, что он есть самый настоящий подлец, причём в отношении обоих своих любовников — бывшего, которого больше всего хотелось сделать настоящим, и настоящего, которого хотелось поскорее оставить в прошлом. Самое же страшное заключалось в том, что только несчастье, случившееся с Сергеем, в полной мере остудило пыл Эрика. Иначе он упоённо продолжал бы играть в любовь с Сашей Широковым, и остановился бы только тогда…

Эрик сам не знал, что именно должно было остановить его. Да полно, собирался ли он останавливаться? Загубить свою жизнь, жизнь Саши, жизнь Серёжи, чтобы доказать…

Что, собственно, намеревался доказать и кому, Эрик теперь тоже не совсем понимал. Силу характера? Самостоятельность? Смелость? Так не хватило смелости даже на то, чтобы раскрыть свои истинные желания и чувства перед дорогим сердцу человеком! Неужели же того и добивался — мстительно поставить на грань выживания, подвесить между мирами любимого, чтобы убедиться, умеет ли тот любить?

Стоило сперва понять, что есть любовь. Потребность присваивать, обладать, перекраивать чужую душу, чтобы удобнее было и проще, и легче? Или всё-таки умение понять, с благодарностью принять всё, что дают, и не требовать ничего больше, способность отдать себя без оглядки, без остатка и не требовать ничего взамен?

— Так что за спешка? Куда ты так торопишься с утра пораньше?

— Саш, сядь. Послушай меня внимательно. Я очень виноват перед тобой. Вряд ли я заслуживаю прощения, чтобы о нём просить…

— Что? Звучит так, будто ты, как минимум, собираешься признаться в измене, — бесшабашно рассмеялся Шурик и отхлебнул из чашки, явно находящийся в добром расположении духа.

«Ни о чём не подозревает! Какой же я мудак! Втянул ребёнка во взрослые игры…»

— Можно и так сказать, Саша. Но правильнее будет сказать, что я не тебе изменил, а с тобой.

— Погоди, но как? Ты же мой парень… — замешкался Широков. — Как так-то?

— Я ошибся, я не люблю тебя, Саша.

— Ошибся?! Как можно ошибиться в таком?

— Да, ты прав, я обманул тебя, если называть вещи своими именами.

— Это всё из-за Томашевского, да?

— Да.

— Из-за того случая в твоём кабинете? Я, правда, так плох в постели?

— Нет, Саш. Ты пойми, я просто люблю его.

— А я — ненавижу! Значит спал ты со мной и жить к себе позвал, чтобы любовника подразнить? А без этого всего вам никак было свои проблемы не решить? Надо было третьего втянуть.

— Я виноват.

— Не пойму, что вы все в нём находите, а? Ладно, дед — на хорошенького мальчика грех не соблазниться, но тебе, Эрик, на что эта вышедшая в тираж, увядающая давалка? Неужели же она, взаправду, так виртуозно сосёт?!

— Рот закрой, иначе…

— Что — иначе? Врежешь мне, может быть? Только не говори, что собирался расстаться со мной по-хорошему!

— Мне бы хотелось. Я знаю, что это невозможно. Я один виноват перед вами обоими. Ты умный и добрый мальчик, я верю, ты способен понять. Сегодня ночью Томашевского увезли в реанимацию. Я не могу потерять его.

— Лучше бы он сдох! Всем было бы от этого лучше!

— Не смей! — тяжёлый удар кулаком по столу.

— Да пошёл ты!

— Нет, Саша, это ты проваливай вон отсюда!

Собрался Широков на удивление быстро. Пытаясь представить себе последствия расставания, Эрик больше всего опасался слёз — извечная неспособность Саши сдержаться в критической ситуации пугала и обезоруживала. Однако, Шурик не заплакал. Напротив, разыскивая по шкафам, углам и стульям свои немногочисленные пожитки, он был зол и собран, а на предложение Эрика подвезти до Кутузовского ответил категорическим отказом и вызвал такси.

Распрощавшись со своим неудавшимся сожителем, Эрик попробовал было вздохнуть с облегчением, но никакой лёгкости не почувствовал.

«Серёжа ждёт!» — мысль о том, что Томашевский придёт в себя и не обнаружит рядом с собой никого, приводила Эрика в состояние до того неуютное, что он едва смог заставить себя перехватить кусок хлеба с чаем и побриться перед выходом из дома.

«До работы осталось… — он на бегу вгляделся в стрелки на циферблате любимых часов. — Да какая разница, сколько времени осталось, если его там нет!»

Самый шок ждал Эрика в дежурной больнице: там его тоже не оказалось.

— Да не может этого быть! — орал он на всю регистратуру, но отменить неопровержимого факта не мог: Томашевский Сергей в журнале регистрации значился как больной, добровольно отказавшийся от госпитализации. — Он без сознания был!

— Мало ли, так бывает. Пришёл в себя и отказался, — дородная, внушительная медсестра вещала до того авторитетно, что не поверить ей было очень трудно. — Видите, вот в этой графе написано «Томашевский С.В.»

— Это не его подпись, не его почерк!

— Послушайте, молодой человек, я не понимаю, чего вы от меня хотите? Здесь вашего родственника нет. Ночью я не дежурила, и вам могу показать только журнал, заполненный по всем правилам.