Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" - Страница 60

— К себе, извини, не повезу, — Эрик упрямо поджал губы. Осмелься Саша настаивать, непременно нарвался бы на грубость, но…

— Тогда я здесь выйду.

— Где — здесь?! Где конкретно? — переспросил Эрик, нетерпеливо поглядывая на медленно отсчитывающий секунды таймер светофора.

Вместо ответа Саша отстегнул ремень, легко спрыгнул на проезжую часть, не глядя по сторонам, пулей понёсся через перекрёсток по диагонали и скрылся во дворах.

— Куд-да?! Твою же мать! Вот сучонок!

Длинные гудки — сброс, длинные гудки — и снова без ответа.

Наскоро набранное смс: «Вернись, идиот. Гопники не дремлют!» — отправка.

Тишина.

«Саша, не психуй, а то уеду без тебя!» — тишина…

«Не ищи неприятностей на свой тощий зад!» — ничего.

«Сучонка» след простыл, ругаться стало решительно не на кого, и о том, чтобы идти искать Сашу в дебрях забитых машинами дворов, даже речи быть не могло. Но, тем не менее, не скупясь на отборную брань, Эрик аккуратно свернул в проезд и сунулся вглубь квартала, а когда ожидаемо заехал в тупик, спешился и продолжил поиски на своих двоих.

«Как последний идиот! До самого утра рыскать в поисках этого чудовища, заработать цыпки и едва не обморозить уши! Ведь как сквозь землю провалился!» — вдобавок ко всем неприятностям, под конец Эрик умудрился заблудиться в бесконечном лабиринте десятков и десятков однотипных многоэтажных бетонных коробок, выстроенных даже не рядами, а совершенно бестолковыми загогулинами. Шурик так и не нашёлся — будто сквозь землю провалился.

До дома Рау добрался, когда порядочные граждане уже начинают сладко ворочаться в своих постелях и снисходительно поглядывать одним глазом на отключенные по случаю воскресенья будильники. Привычно глянув на тёмное окно Серёжиной квартиры, Эрик с удивлением вдруг обнаружил, что хоть и витал мыслями рядом с Томашевским весь прошлый день, не имея никаких сил отделаться от них, до того увлёкся скандальной выходкой своего юного любовника, что после звонка из каптёрки ни разу больше о Сергее не вспомнил. Тем большим шоком было столкнуться с ним лицом к лицу, вывернув со стороны дальней, не видной со стороны двора, парковки к подъезду.

— Привет!.. — сворачивать с намеченного пути было поздно — оба слишком очевидно заметили друг друга.

«Откуда — в такую рань?!» — бухнуло сердце.

— Доброе утро, — не снимая наушников, по-соседски нейтрально обронил румяный с мороза Томашевский, проскользнул мимо замершего в проходе Эрика и торопливо свернул к лестничному маршу.

«Не твоего ума дело!» — сам собой нашёлся справедливый ответ.

Первым трусливым желанием Эрика было сбежать — сделать вид, будто забыл что-нибудь архиважное в машине.

«Да какого чёрта?!» — тут же возмутилось самолюбие.

В груди что-то необъяснимо сжалось, будто невидимая когтистая пятерня впилась прямо в душу и немилосердно дёрнула, увлекая следом за скрывшимся из виду бывшим любовником и другом — тоже бывшим.

После бессонной ночи, проведённой в бегах, Эрик едва передвигал ноги, однако догнать Сергея оказалось легко: тот, при всей видимой торопливости движений, поднимался медленно, его тяжёлое дыхание прерывали приступы надсадного кашля.

«Ещё один придурок! Дохает, как курильщик со стажем, а всё туда же — снова без шапки, — разглядывая сгибающееся в три погибели тело с расстояния в один пролёт, Эрик вспоминал, что кашель из-за стены прорывался время от времени на протяжении всей прошлой недели, а на больничный Сергей так и не ушёл. — Молока горячего с маслом и содой срочно — и в постель!» — многолетняя привычка вытаскивать Томашевского из затяжных простуд сработала на автомате.

Эрик прописал лечение, даже не задумываясь о том, что подобная забота теперь совершенно не его дело.

Вешая ключи на крючок, он почувствовал что-то похожее на сожаление от того, что остался в тишине квартиры один: разошлись, не прощаясь, не глядя друг на друга, как будто и не было шести рука об руку прожитых лет.

«Чёрт, Тома!.. Что же мы творим?!» — и жгучее желание выбросить прошедшую неделю из жизни, и сумасшедшая в своей отваге мысль отмотать секунды назад, вырваться из мрака сомнений, вырваться из сумрака неосвещённых комнат обратно на лестницу, нагнать независимо шагающую на расстоянии фигуру, схватить, спеленать в крепком объятии, прижать к себе и не отпускать, пока не простит, не забудет. Пока не простится, не забудется… Или просто с разбега удариться в дверь напротив всем весом, ударить кулаком, не вспоминая об электрическом звонке. Стучать, пока не откроет, не простит, не забудет, не заберёт обратно свои ключи, потому что… Да, потому что всё поправимо в этой жизни, кроме самого её окончания.

СМС-сообщение тряхнуло коротким разрядом мобильный в кармане:

«Виноват я — и уйду, а ты останешься.

Мне б молчать, но сердце умоляет:

В месте моего последнего пристанища

Прошепчи однажды: «Я прощаю!»

Люблю.

Саша».

Мурашки хлестнули крапивой по коже. Во рту пересохло. Если избавиться от мыслей о Томе Эрик безуспешно пытался целую неделю, и вернулись они с полтычка, то о Шурике Эрик точно так же с полтычка позабыл, даже несмотря на роскошное приключение, которое тот устроил.

Что ж, мальчишка взял реванш: «Всё поправимо в этой жизни, кроме самого её окончания! — гулко забилось в мозгу. — Доигрался, Эрик Александрович?»

Кроваво-алыми брызгами на снегу расплескается жизнь юного, горячего, яркого и чистого в своих чувствах мальчишки? Грязно-белыми ошмётками рассыплется смерть на изломанной оболочке, лишённой души и света? Кошмар, главным героем которого был все эти дни был другой человек, вернулся.

«Тома умный, взрослый, сильный. Тома не наделает глупостей, — Эрик с силой прижал смартфон к уху. — Томе наплевать. Сашка, только возьми трубку! Что ты творишь?!» — та же обрывающаяся череда гудков. Снова сообщения…

«Возьми трубку, идиот!»

«Саша, что случилось, где ты?»

«Просто назови адрес, я приеду!»

«Я устал. Ничего не хочу», — откликнулся!

«Мы оба устали. Я зря вспылил. Прости».

«Где ты?»

«Саша, не молчи! Пожалуйста!» — только бы достучаться.

«На том же месте».

«Скоро буду. Никуда не уходи!» — бежать, срочно.

Даже обуваться не пришлось — как пришёл Эрик, так до сих пор и стоял истуканом в прихожей. Хлопнул по карману куртки — ключи на месте, сигарету в зубы — прикурил сразу, к чёрту дым в подъезде, законы и правила.

— Эрик! — Томашевский — длинная, чёрная тень в кое-как распущенном шарфе поверх пальто — в проёме напротив.

— Прости. Не сейчас, — торопливо бросил Рау и метнулся мимо.

Бегом по лестнице. Бегом к машине.

«Потом. Всё потом», — вопрос жизни и смерти перепуганного влюблённого Шурки, который доверился и оказался грубо отвергнут. Эрик слишком хорошо знал, что такое — быть отвергнутым. Слишком. Достаточно, чтобы запретить самому себе отвергать.

— Саня! — Широков, нахохлившийся, смурной, зябко перетаптывался у того же самого светофора, от которого совершил побег, глядел себе под ноги, почти не обращая внимания на плотный поток ползущих мимо машин. Эрика он, правда, заметил сразу, но навстречу не спешил, дождался, пока тот найдёт себе место на парковке у кафе и подойдёт сам.

— Сань? — Рау внимательно ощупал взглядом сгорбленную фигуру, осторожно тронул за плечо. — Пойдём скорее.

— Зачем?

— Пойдём в машину, ты замёрз совсем, да и не стоит вот так, на виду у всех, — Эрик осторожно привлёк к себе продрогшего почти до синевы Шурика. Усадив беглеца на заднее сиденье, надёжно скрытое тонировкой от окружающего мира, Эрик опустился рядом и первым делом заблокировал все двери — мало ли что ещё за идеи роятся в отчаянной голове Широкова. Да и расслабляться опасно, когда люди кругом — довольно эпатажа.

— Малыш… — холодные, онемевшие, будто неживые губы не спешили раскрываться под напором поцелуя. — Ну что ты со мной делаешь? — горячие ладони по обветренной, шершавой от лёгкой, едва заметной небритостью щеке.