Другая жизнь (СИ) - "Haruka85" - Страница 31

Продолжая ежедневное общение в интернете, он стремился быть как можно ближе к любимому брату и делал всё, чтобы не разорвать контакт. Тёмка тоже отчаянно не хотел отпускать Серёжу:

«Я не смогу тут без тебя больше», — едва не ревел он, провожая брата в аэропорт после коротких зимних каникул.

«Потерпи, время быстро пролетит, — шептал Сергей в ответ. — Я заберу тебя отсюда, хочешь?»

Артём недоверчиво кивнул.

План Томашевского не выдерживал строгой критики. Валентин Сергеевич вряд ли согласился бы отпустить второго сына в переполненную соблазнами столицу, да и сам Тёмка звёзд с неба никогда не хватал. Однако Сергей отказываться от своих слов не собирался, вернулся спустя годы, потому что обещал.

В последний раз он приезжал в Норильск после второй зимней сессии. Предъявив зачётку, заполненную оценками «отлично» по всем экзаменам, Серёжа, наконец, с облегчением заметил, что родители как будто немного смягчились, смирились с его отъездом. Во взгляде отца временами стало появляться что-то отдалённо напоминающее гордость за «неудачного» отпрыска. Как же, никто из сыновей знакомых-приятелей не залетал так высоко. Тем более что Ильюха, папкин любимчик, напротив, доставлял всё больше хлопот. Незадолго до совершеннолетия он уверенно заявил родителям, что плевать хотел на их мнение, и ремня бояться перестал. Он бросил лицей, ударился в разгул и на работе до сих пор держался только благодаря отцовским заслугам.

Илья был просто создан для того, чтобы создавать проблемы, но в тех давних событиях, перевернувших Серёжин мир вверх дном, сыграл, скорее, роль инструмента в руках судьбы.

Недалёкий ум и неукротимое разрушительное начало среднего брата волей обстоятельств сломали хрупкое равновесие, с таким трудом достигнутое Сергеем.

Неприятности пришли с той стороны, откуда Сергей с некоторых пор с тревогой ожидал их постоянно. Проявившуюся в подростковом возрасте склонность к представителям собственного пола Томашевский привык скрывать так тщательно, что никому из родных и в голову не пришло бы заподозрить его в чём-то подобном. Хотя и в школе, и во дворе Сергей регулярно порождал подозрительные взгляды и гадкие слухи со стороны сверстников, он мог быть уверен на все сто процентов, что ни единого доказательства у них нет — компромата не существовало в природе.

Внешность, повадки, увлечения — фантазируйте на здоровье, кто же запретит? Тем более, что сохранять видимость спокойствия, безмятежно улыбаться и вовремя давать сдачи Сергей научился хорошо. О том, как позже захлёбывается адреналином его сердце, как трясущиеся пальцы выводят в тетрадях неровные каракули мимо строк, не знал никто.

Никто и не узнал бы, но бурная, бьющая ключом московская жизнь, равнодушная к чужим бедам и радостям, незаметно подточила бдительность Томашевского и ослабила самоконтроль.

Томашевский торчал в Норильске вот уже неделю. Каникулы тянулись и тянулись. Если бы не Артём, он, скорее всего, отыскал бы десяток причин не прилетать вовсе, не видеть беспросветной мглы полярной ночи, не выслушивать уродливые в своей косности планы родителей на всю его дальнейшую жизнь, учитывающие уйму мельчайших деталей, кроме одной — мнения самого Серёжи…

Томашевский медленно сходил с ума. Он был влюблён и до того поглощён своим первым взаимным чувством, что вся Москва внезапно стала синонимом одного-единственного человека. Мысль о том, как могли бы сложиться каникулы, останься Сергей в столице, изматывала тем сильнее, чем дольше не звонил Игорь. Не имея возможности проявить инициативу, Томашевский гипнотизировал взглядом телефон, совершенно не замечая, как его самого пристально изучают.

Неделю, бесконечную неделю, Сергей томился ожиданием и подозрениями, не считая себя вправе проявить инициативу и хотя бы написать СМС. Любовник позвонил накануне отлёта. Раздосадованный Томашевский наивно полагал, что убедил себя не брать трубку или хотя бы не отвечать с первого раза, и уж точно не хватать телефон после первого же гудка, но рванул к телефону, сшибая на своём пути мебель. Вдруг ОН передумает разговаривать, оскорблённый до глубины души недостаточным уважением со стороны любящего ученика?

— Игорь! — радостно воскликнул Сергей, едва мобильный оказался приложенным к уху, и затаил дыхание.

Голос в трубке ловко плёл лёгкую и бессмысленную беседу, пересыпанную шутками про полярных мишек и дежурными вопросами о настроении, досуге и здоровье родителей, не добавляя ни слова о себе. Это было больно. Хотелось перебить, прервать это неуместное веселье, упрекнуть, потребовать ответа, где любовник пропадал всю неделю, почему не вышел на связь раньше, как обещал, зачем заставил ждать. Хотелось объяснить, какой мучительной была неизвестность, но Серёжа не смел. Знал, что Игорь не потерпит прекословия. Знал, что сам согласился на эти правила, вступая в неравные отношения с мужчиной зрелым, состоявшимся, женатым. Знал, но запретить себе мечтать и надеяться в свои робкие девятнадцать не умел.

— Ну что ты притих, малыш? Обижаешься? — ласково спросил профессор.

Глупо было думать, что любовник ничего не понимает. Игорь Николаевич был умён, проницателен, и от его внимания не ускользала ни одна мелочь. Если он чего-то не замечал, то только в том случае, когда замечать не хотел. Сегодня решил заметить. Зачем?

— Что ты! Конечно, нет. Просто соскучился. Приятно слышать твой голос, — слова лжи так легко мешались с правдой…

Нужно было быть полным идиотом, чтобы верить, будто Игоря Николаевича действительно интересует, чего Серёжа хочет на самом деле. Серёжа идиотом не был.

— Я встречу тебя завтра, будь готов.

— Спасибо. Буду, — предупреждения не были излишни, но на самом деле, Томашевский привык быть готовым всегда. — Люблю тебя, — шепнул он прежде, чем разговор оборвался, и впервые за неделю он почувствовал что-то похожее на умиротворение.

— Ха! Серый, да у тебя, никак, личная жизнь наметилась?! — напомнил о своём присутствии Илья, когда Серёжа, наулыбавшийся вдоволь, вышел, наконец, в гостиную.

Убегая с телефоном в пустующую после ужина кухню, он убедился, что средний брат прочно залип в онлайн-игрушку и наглухо отгородился от внешнего мира наушниками, младший с головой ушёл в уроки, а отец крепко спит после смены. Мать только-только умчалась на ночное дежурство, и Сергей был полностью уверен, что разговор прошёл без свидетелей. Ошибка обошлась дорого.

— Да ну тебя! — отмахнулся Томашевский, на ходу прикидывая, что конкретно мог услышать Илья.

— Ну уж нет! — средний брат решительно преградил дорогу, лишая шанса скрыться от неприятных расспросов в комнате младшего. — Люблю-скучаю-целую-обнимаю — это я понять могу, бабы млеют от подобной лапши. Нет, сам до такого ни за что не опущусь, конечно, но от тебя другого и ожидать нечего!

— Илюх, отвали, дай пройти! — Сергей попробовал протиснуться вперёд.

— Не-не, Серый, погоди, я не договорил! С кем ты сейчас разговаривал? — брат нехорошо прищурился и выверенным жестом засучил рукава.

— Отвали, сказал, — упрямо повторил Томашевский, отчаянно жалея об отсутствии карманов: оставлять телефон без присмотра было категорически нельзя, а свободные руки, он чувствовал, понадобятся в любую секунду.

От крепкой братской оплеухи Серёжа успел увернуться, а вот на ответный выпад в непосредственной близости от стеклянного серванта с посудой не решился. На том и погорел. Сбитый с ног менее предусмотрительным братом, он оказался безвылазно погребён под его массивной тушей и грудой осколков.

— Что ты творишь, придурок?! — стоило большого труда высвободить кисти, больно прижатые коленками противника к шершавым половицам. — Положи телефон!

Бесполезно. Илья, издевательски хмурясь, развернул список принятых звонков:

— Так и есть, Игорь! А я уж чуть было не убедил себя, что ослышался! — он нажал на вызов и прислушался. — Ну, кто там у нас?! Бородатая женщина? О! Гудки! — Илья включил громкую связь.

«Игорь, не бери трубку, только не бери трубку!» — мысленно молил Серёжа, но проникновенное «да, малыш?», сказанное, вне сомнений, голосом мужским, услышали уже и отец, и Тёма, выскочившие из своих комнат на грохот борьбы.