Нарциссы (СИ) - "Scarlet Heath" - Страница 65

..

И они вышли из машины. Здесь было заметно холоднее, чем в городе, и ледяной воздух моментально проник в легкие, выстужая все внутри. Вечная зима. Это ли не худший конец света?

Потонув по колено в придорожных сугробах, они все же смогли выбраться на некое подобие тропинки.

- Я опасаюсь, как бы нам не пришлось проделывать оставшуюся часть пути на снегоходе, а не на машине, - сказал Владимир Николаевич озабоченно. – Господи, не припомню я такого ужасного ноября.

Его замечание было встречено тревожным молчанием. Когда они наконец добрались до ближайшего домика, первое, что попалось им на глаза – это собачья конура за забором. Пустая конура. Рядом лежала присыпанная снегом цепь с ошейником. Пустым ошейником. Он не был расстегнут. Как будто собака, которая сидела в нем, просто исчезла. Собственно, так, похоже, и было.

- Ну что ж, думаю, нас никто не покусает, - вздохнул Саша, открывая защелку на калитке.

Занесенный двор встретил их тишиной.

- Какой ужас… Что же все-таки произошло с этим миром? – удрученно спросил Владимир Николаевич, обращаясь к звенящей тишине.

Они поднялись по занесенному крыльцу, с трудом открыли такую же занесенную снегом дверь. Они сами не знали, зачем делают это, ведь уже и так было понятно, что в доме никто не живет. Больше не живет.

Внутри было три комнаты, кухня и прихожая. Туалет, по всей видимости, располагался где-то на улице. Комнаты дома были настолько выстужены холодом, что там было нисколько не теплее, чем на улице. Разве что ветра и снега не было.

Пока Юля, Марина и Владимир Николаевич осматривали комнаты, прикасаясь к остаткам жизни людей, что когда-то обитали здесь, Саша заглянул в холодильник. Там стояли банки со сметаной, молоко, сыр и колбаса. Проверять, насколько они хорошо сохранились, Саше совсем не хотелось, а вот согреть чаю перед дорогой не помешало бы.

Электрического чайника он не нашел, поэтому включил газовую плиту и поставил маленький эмалированный чайничек на огонь. Чайник уютно зашуршал, а в помещении сразу почувствовался живой дух. В ящике стола Саша нашел шоколадку и крекеры и позвал всех пить чай.

Он думал о том, что им потребуется немало мужества, чтобы преодолеть все это. Мысль о мертвом Петербурге уже маячила в голове, и Марина уже не казалась такой радостной, как в начале их пути. Впрочем, шоколад и горячий чай смогли немного развеселить ее.

- Мы не должны сдаваться! – сказала она. – Наверняка в большом городе мы найдем выживших. Если даже в нашем маленьком городе нас нашлось четыре человека. Возможно, выжившие Питера уже объединились в какую-нибудь общину вроде нашей. Было бы здорово найти их!

И они обсуждали, как будут искать выживших, какие объявления смогут расклеить. Они даже выдвинули смелое предположение, что выжившие уже сами догадались расклеить объявления по городу, что поможет им еще быстрее встретиться друг с другом. Это были смелые мечты, но о чем еще можно говорить, когда сидишь на холодной кухне заброшенного домика на краю света? Если не допускать хотя бы маленькой надежды, можно просто умереть от ужаса и одиночества, которые только и ждут, как бы вцепиться в сердце и откусить от него здоровенный ломоть.

Отдохнув и набравшись смелости для дальнейшего путешествия, они вернулись в машину, стараясь не оглядываться на покинутую деревню. Обходить остальные дома казалось им бессмысленным.

- Поедемте дальше, - сказал Владимир Николаевич. – Темнеет в это время быстро, так что нам лучше постараться проехать как можно больше до темноты. А на ночь придется подыскать ночлег в какой-нибудь деревеньке вроде этой.

И они поехали дальше.

Марина больше не смотрела в окно, похоже, окружающие пейзажи начали угнетать ее, и девушка погрузилась в чтение какой-то книги. Саша увлекся стрелялкой у себя в телефоне, а Юля вытащила из-под куртки свернутый дневник Виктора Валентиновича. Она так и не открыла его за эти три дня. Но зачем-то взяла с собой. Поволокла за собой след из прошлого.

«Возможно, его лучше прямо сейчас выбросить в окно, - подумала Юля. – Возможно, это причинит мне меньше страданий».

Она покосилась на Сашу, ожидая его молчаливого осуждения. Если бы Саша сказал ей сейчас: «Не читай его, убери его, это плохо, это тебе не нужно», она, пожалуй, послушалась бы его. Но Саша либо действительно не замечал, что у нее в руках дневник, либо старательно делал вид, что не замечает.

В любом случае, Юля не собиралась размахивать им как флагом у него перед носом. Набравшись храбрости, она открыла первую страницу. Чтение против воли моментально захлестнуло ее сознание. И Юля уже не смогла бы остановиться, даже если бы захотела. Она читала ровные строчки, и ей казалось, что она слышит его голос в голове. Тихий спокойный голос. Ей казалось, что она может увидеть, как он писал все это. Склонившись над тетрадкой в желтом свете настольной лампы, сгорбившись и нахмурившись. Он был таким осязаемым, что ей казалось, она может подойти к нему сзади и коснуться его плеча. Ей хотелось его коснуться.

«Вести дневник – совершенно не мое. Никогда этим не занимался, и сам не знаю, зачем вдруг делаю это сейчас. Мне просто кажется, что мои мысли больше не умещаются в моей голове. Голова разрывается от слов, которые я не могу сказать. Мне совершенно не с кем поделиться тем, что происходит со мной сейчас.

Я не могу точно определить, когда это началось. Это просто случилось, и когда я все понял, то был уже бессилен что-либо менять. Я просто осознал, что теперь Юля – часть моей жизни.

Возможно, мне не следовало заходить так далеко и целовать ее в парке тогда. Я сам не понимаю, что нашло на меня. Я никогда так не вел себя! Я пугаю себя. Я сам себе противен.

Мне тяжело контролировать эти чувства, они рвутся наружу, готовые подмять под себя всю мою жизнь. Мы слишком часто встречаемся, возможно, мне следует ограничить общение с ней хотя бы на какое-то время. Когда Юля обнимает меня, когда она рядом, я с ума схожу от невыносимого желания. Я чувствую себя самым отвратительным человеком в мире. Да я и есть самый отвратительный человек.

Что мне делать? Что делать? Я каждую ночь задаю себе этот вопрос, когда лежу без сна и разглядываю тени на потолке. Разум советует мне подождать, и я привык слушать разум, ведь я всегда был рациональным человеком. Но какая-то часть меня противится этому, какая-то часть меня хочет прижать ее к себе, целовать, не отпускать. И это мучительно. Мне мучительно быть рядом с ней. Я отвратителен».

«Я не должен так поступать с ней. Юля – самый удивительный человек из всех, что я когда-либо знал. Она замечательная девушка, и она заслуживает лучшего, чем старый скучающий преподаватель с кризисом среднего возраста. Я всегда думал, что этот кризис обойдет меня стороной. Мне были противны сорокалетние мужики, заводящие себе молоденьких любовниц. И вдруг это случилось со мной.

Ненавижу себя. Я не хочу, чтобы у нас все было так. Это слишком пошло, ненавижу пошлость. Не хочу видеть ее своей любовницей. Хочу видеть ее своей невестой, возлюбленной, своей женой. Только это правильно, только так все должно быть, а не иначе.

Но иначе не получается. И мне все сложнее становится контролировать свои чувства».

Юля закрыла дневник и посмотрела на проносящиеся за окном заснеженные пейзажи.