Горизонтальная война – снимая маски (СИ) - "Есения" - Страница 12

Вздохнув, я шаркнула ногой по голой, влажной брусчатке и обняла себя руками. Я не очень хорошая мать, признаю, но это не повод брать опеку над Лизой себе, тьфу, то есть матери. С тех пор как родилась Лиза я только и делала, что вкалывала, неважно, что именно это было: учёба или работа. Спасибо отцу, который помог с началом карьеры, пустив в свою компанию, хотя мать ему плешь проела за это. Мол, я должна была начинать с низов, чуть ли не дворником, чтобы познать жизнь, а тут отец, поставил менеджером на одно из направлений. Как же, слишком щедрый старт по её мнению.

Как же я ненавижу всё это.

Холод пробрался до костей, заставляя дрожать как осиновый лист. Почти бесшумно открывшаяся дверь позади, выпустила немного теплого воздуха. На плечи легло чьё-то пальто с неуловимо знакомым запахом. Дёрнувшись в сторону, я едва не упала, зацепившись о бортик пустого вазона.

— Спокойно, — хмыкнул Борис. — Ты же не хочешь получить воспаление лёгких?

Запах ментоловых сигарет пролез в нос, заставляя чихать. У меня на Бориса определённо аллергия.

— Не нужно этих широких жестов, — я сняла тёплое пальто и вернула владельцу. — Что тебе нужно?

— Почему ты нас ненавидишь? — спросил он, пуская струю дыма вверх.

— А это не очевидно? — изумилась я.

— Для меня — нет.

— Значит, и не поймёшь, — пожала я плечами, обходя его.

— Мелания, — меня остановил его намеренно расслабленный голос, в котором всё же проскользнуло напряжение.

Я застыла на месте, не смея сделать шаг. Властный голос Бориса вгонял меня в ступор с тех пор, как мы познакомились много лет назад. Потом он стал для меня слишком желанным, ну а после истории с Глебом — ненавистным.

— Держись от Глеба подальше. Из-за тебя он становится слабым.

Молча дёрнув дверь на себя, я влетела в ресторан, стараясь унять поток ярости, всколыхнувший всю душу и вывернувший её наизнанку. Перед глазами пронеслись дни, когда я была рада его синим глазам и гладким, на ощупь, как шёлк волосам.

— Мы уходим, — шепнула я Никите, склонившись.

Мама как раз толкала речь, о том, как была счастлива в браке с таким бесподобным человеком, как Сергей Звягинцев:

— Вы знаете, — мать сделала паузу, бросив на меня мимолётный взгляд. Будто с другого конца зала она могла меня разглядеть. — Серёжа был очень добрым человеком, он стал моей соломинкой. Он помог мне вернуться к жизни, когда я уже утратила надежду на счастье. Я бесконечно благодарна за эти спокойные, наполненные его любовью годы брака. В нашей жизни были моменты, когда нам приходилось делать выбор, и не всегда тот, который желало сердце, — её глаза снова нашли меня, стоящую в арке, — но жизнь на то и жизнь, чтобы из раза в раз делать выбор и следовать этому пути. Мне будет тебя не хватать, Серёжа, — всхлипнула она, вытирая слёзы с уголков глаз.

Сотни бокалов поднялись над головами. Сияющая как медный чайник мама, с благодарностью принимала соболезнования. Улучив момент, когда она отвернулась, я скользнула мимо столов к дочери. Слава богу, Борис всё ещё был на улице, а Глеб куда-то отошёл.

— Лизок, нам пора.

— Сейчас? — дочь держала в руках маленькую серебряную сумочку, исследуя содержимое.

— Да, сейчас. Что это? — я кивнула на аксессуар.

— Бабуля подарила.

Лиза развернула нутро, показывая мне стопки купюр.

— Бабушка сказала, что я могу потратить деньги на что угодно. Я давно хотела собаку. Мам, давай, купим собаку, а?

— Мы поговорим об этом позже, — я схватила её за руку. — Нас ждёт Никита.

— Мам, бабушка сказала, что Ник плохой. Что он будет склонять меня ко всяким гадостям. Почему мы живём с ним?

Раскрыв глаза, я даже не нашлась, что ответить. Ну мать, ну дрянь!

— Никита никогда и ничего плохого тебе не делал. Почему ты веришь бабушке, когда она его толком и не знает? Разве одного её слова достаточно, чтобы перечеркнуть всё наше общение? Ну правда, дочь, — я обняла её, сдувая тёмную прядь со лба. — Поехали домой.

— Но собаку мы купим? — прищурилась она.

— Я подумаю.

Пустив Лизу впереди себя, я протискивалась сквозь толпу и столики, смотря за тем, чтобы рядом не оказалось кого-то из знакомых или родных. Уже на улице, нас догнала запыхавшаяся мать:

— Ты куда ребёнка забрала?!

— Домой, мама. Завтра Лизе в школу, а время далеко за шесть часов.

Поджав губы, она недовольно проследила за тем, как Лиза села в машину идёрнула головой:

— Завтра я приеду в офис, чтобы обсудить завещание.

— Адвокат сказал, что оглашение будет только в четверг, — вяло отмахнулась я.

— Я в курсе. Мне нужно обсудить с тобой кое-что. Ничего не планируй на день.

— Посмотрим, завтра у меня будет очень много работы, — только я двинулась к своим, как кое-что вспомнила и обернулась: — ещё раз скажешь Лизе, что Никита будет её домогаться или что-то подобное — больше её не увидишь.

— Она неправильно меня поняла.

— Ну да, — кивнула я. — Тебе же лучше, если это окажется именно так. До свидания, мама.

— Знаешь, — вновь остановила она меня. — Я тебя никогда не хотела. Никогда. — Выплюнув последнее слово, мать круто развернулась и шурша платьем пошла обратно.

— Кто бы сомневался, — выдохнула я, сдерживая слёзы. — Кто бы сомневался.

Воскресенье, 23:28

Клуб «XY»

— Тебе как обычно? — высокий, худощавый бармен с неизменной улыбкой плеснул виски в пузатый бокал и поставил перед Борисом. — Впрочем, неважно, я уже налил, — хохотнул мужчина, игриво облизываясь.

— Павлик, тебе бы только поржать, — Борис поболтал виски, и придержав на долю секунды бокал у губ, сделал глоток.

Пустой взгляд Домогарова шарил по небольшому числу гостей, среди которых не было ни одной женщины. Бармен украдкой вздохнул, наблюдая за отвернувшимся мужчиной. Сколько он себя помнил, этот клиент всегда приходил и брал одно и тоже. Правда, в последующих развлечениях его фантазия играла новыми красками. Ещё никто не смог его переплюнуть, а уж в извращениях, он, Павел Морозов, знал толк.

Три зала клуба отличались обстановкой и музыкой. В одном была спокойная, почти классическая, в другом — попсовая, а в этом зале, где отрабатывал вторую смену подряд Павел, играл тяжёлый рок. Завсегдатаи были под стать интерьеру, и тем сильнее отличался этот почти родной, но такой чужой в своём костюме от Армани чувак. Длинные, бледные пальцы бармена дрогнули, когда он представил в руке пряди чёрных и гладких как шёлк волос, что сейчас висели плетью вдоль спины «Господина Никто». В выборе прозвища клиент не был оригинален, и тем страннее смотрелась маска, закрывающая половину его породистого лица. Иногда, в свете ламп, Павел ловил на себе тёмный взгляд почти чёрных глаз. Но, скорей всего, это были линзы. Этот человек точно не хотел быть узнанным.

— Ваша комната готова, сэр, — слуга в одном переднике, и тонком ошейнике вынырнул из темноты коридора слева и, почтительно склонясь, передал в руки гостя пластиковую карточку.

Павел поморщился. Ещё бы чуть-чуть задержать этого холёного самца здесь, перед ним. Чтобы запомнить сводящий до дури аромат его тела и духов.

— Спасибо.

На барную стойку веером легли пятитысячные купюры. Господин Никто никогда не зажимал денег. Его чаевые превосходили стоимость напитков в несколько раз. Бармен знал почему. Это была плата за молчание, тишину и последующую уборку.

Сделав последний глоток, Борис промокнул губы салфеткой и пошёл в недра клуба, где скрывались «сады похоти и разврата». Здесь он мог сбросить напряжение, негатив и заставить своё тело слушаться ещё одну неделю. Но с каждым днём ему становилось всё тяжелее скрывать болезненную привязанность, которая из раза в раз толкала его на омерзительные, даже по его собственным меркам, поступки.

Длинный коридор был увит свежими цветами, запах которых перебивал все остальные ароматы, присущие этому месту. Последняя комната, в самом конце была обита железом. Здесь не было и не могло быть камер. Звуки не проникали сквозь толщу стен. Взявшись за круглую ручку, он мгновение помедлил и отворил дверь.