Чужие руки (СИ) - Верт Александр - Страница 11

10

Иван сидел в палате и смотрел на пустую кровать, где еще вчера спала Рита. У Кости уже начался рабочий день. Его расхваленный кофе показался хирургу самым обычным, впрочем, он едва ощутил его вкус, убеждая себя, что все сделал правильно.

Теперь больница ожила словно муравейник. Иван слышал голоса, но смотрел только на кровать. Ему некуда было спешить, у него впереди еще много дней в этой маленькой больничной палате. К нему, наконец, приходило чувство потери: и Риты, и рук, и карьеры, и просто любимого дела.

Именно в таком состоянии его и застал главный врач со своим сыном. Мужчины буквально вломились в палату, едва не налетев на вторую кровать.

– Какого черта, Иван?! – закричал Николай Петрович. – Что это?!

Он тряс перед лицом Северина раскрытой истории болезни.

– Протокол операции, – ответил мужчина, не поднимая на кричавшего главного врача глаза.

– Как это понимать?! В моей больнице! Вот это…?!

– Что «это»?! – строго спросил Северин, наконец, посмотрев Николая Петровичу в глаза. – У Вас в больнице штатный врач не может провести операцию?

– Но ты же ее не проводил! Кто?!

– Там подпись моя, почерк мой, какие еще вопросы? – отрешенно спросил мужчина.

Николая Петрович оскалился.

– Да я тебя по статье уволю!

«Интересно, по какой?» - подумал Иван, но молча прикрыл глаза.

– Пациент в реанимации, тяжелый, – подсказывал молодой Николай Николаевич в модном накрахмаленном халате, под которым вместо медицинского костюма была представительная рубашка.

– После таких операций пациенты всегда в реанимации, и их состояние довольно тяжелое. Я не вижу причин сомневаться в последующей состоятельности швов и анастомозов, поэтому уверен, что если вы не накормите его сейчас – а командовать в реанимации, Николаша, Вам никто не даст – с пациентом все будет в полном порядке. Потом его заберет первая хирургия, я уже договорился.

Молодой человек только рот открыл, не зная, что сказать.

– Вы забываетесь! – вскрикнул Николай Петрович.

– Да пошел ты к черту! – внезапно заявил Северин, понимая, что его тошнит уже от этих людей. – Увольняйте! Не уволите - я сам заявление напишу. Рожи ваши бюрократские я видеть больше не в состоянии! Пошли вон отсюда!

– Иван Северин! – рявкнул главный врач, становясь в позу и буквально сминая историю болезни. – Вы все еще в моей больнице.

– А мне казалось, она государственная.

– Государственная, но из платной палаты мы вас мигом выбросим.

Иван рассмеялся. Это было уже последней каплей. В нем что-то словно взорвалось. Усмешка превратилась в оскал. Не будь гипса на руках и правой ноге, он непременно бы ударил мужчину. Иван невольно дернул пальцами, стараясь сжать их в кулаки куда сильнее всех прежних раз, вызывая дикую боль, скользящую разрядом до самых локтей и отзвуком поднимающуюся к плечам.

В беспомощном гневе он дернул ногой, сбрасывая со здоровой левой ноги резиновый тапок, а тот угодил Николаю Петровичу прямо в нос.

– Проваливайте, твари, – прорычал Северин.

Стало тихо. Бывший заведующий второй хирургии и главный врач просто гневно смотрели друг на друга.

– Что здесь происходит? – спросил прибежавший на шум заведующий травматологического отделения.

Это был крупный лысый мужчина, похожий скорее на члена банды, укравшего медицинский халат, чем на врача. Олег Петрович, а именно так звали мужчину, при всем своем виде, был человеком интеллигентным и справедливым.

Главный врач, не в силах уже говорить, покрывшись пятнами, показал мужчине историю болезни.

Тот посмотрел только на подпись и, не вникая, сообщил:

– Иван Сергеевич, на данный момент, пациент нашего отделения, и, учитывая тяжесть его травм, я рекомендую отложить все разговоры на потом, а сейчас пройдемся в мой кабинет.

Иван даже не поверил, что все эти люди оставили его.

Мужчина знал, что поступил правильно, но тихо завыв, просто рухнул в кровать, злясь на весь мир. Он только теперь почувствовал, что жизнь его рушится, а сам он при этом едва ли способен держать себя в руках. Хотелось крушить все вокруг, но Иван просто физически был на это сейчас не способен.

Его карьера хирурга действительно закончилась, и та ночная операция была последней.

11

Рита, придя домой, от усталости сразу уснула.

Ее накрыл странный сон, подобный видению. Она вышла на сцену театра в белом халате. Ей предстояло сыграть молодого талантливого врача с большим будущим.

– Но ты не актриса, ты – врач, – сказал ей человек из зрительного зала.

Девушка удивилась и тут же поняла, что стоит не на сцене, а в больничном коридоре.

– Ты – врач, – сказал чей-то голос, но никого вокруг не было.

– Я – актриса, Маргарита Алюшина.

– Ты – врач, – повторил голос.

Рита хотела возмутиться, взмахнула руками и ощутила их тяжесть. Испуганно посмотрев на свои руки, она поняла, что ее кисти прячутся в чем-то странном. Она сначала подумала, что это гипс, вспоминая руки Ивана, но присмотревшись, с ужасом поняла, что это бетон.

Вскрикнув, Рита вскочила, внезапно проснувшись.

Выдохнув, она встала, остудила свою безумную голову водой, окончательно приходя в себя, и решила все же заняться поступлением. Включив компьютер, она нашла в сети «Грозу» Островского, посмотрела на заглавие, на список действующих лиц и просто выключила монитор. Ей не хотелось читать никаких пьес и играть ничего не хотелось.

Отправившись на кухню, Рита заварила себе чай, сделала любимый салат: просто кислые яблоки с капустой, немного соли и щепотка сахара. По новой привычке отрезала ломтик колбасы, тонко и аккуратно, положила его на хлеб и тихо заплакала, глядя на этот идеальный откровенно Ритин бутерброд.

Северин был прав, она стала снова собой, только при этом вместо счастья ощущала пустоту и отчаяние. Этой ночью она чувствовала свое предназначение. Она точно знала, что находится на своем месте, там, где должна была быть, а теперь не понимала ни кто она, ни зачем.

Дрожащими руками она вытирала одинокие слезы, вспоминая вчерашний разговор с Иваном.

– Почему ты не стал писателем? – спрашивала она. – Не верю, что с такими записками ты не мечтал об этом.

– Мечты мечтами, но на писателей не учат. Всегда нужна профессия.

– А журналистика? Разве не идут туда мечтающие писать?

Иван усмехнулся.

– Не думаю, что меж журналистом и писателем действительно много общего, по-моему, нисколько, но это вопрос убеждений, а со мной все было проще: я с детства мечтал быть врачом. Мне было около пяти, когда я попал в больницу, в детскую хирургию с банальным аппендицитом. Ничего серьезного, но меня впечатлили грозные дяди в белых халатах, а потом я повзрослел, многое переосмыслил. В университет поступал уже как романтик с убеждением, что иду спасать людей, а потом и это сползло, осталось только понимание, что я сделал правильный выбор.

Мужчина даже пожал плечами и посмотрел в сторону.

– Это трудно объяснить. Просто это неотъемлемая часть меня.

– Как невидимый орган, – прошептала Рита теперь в пустоту, понимая, о чем тогда говорил мужчина.

Именно в этот миг зазвонил телефон.

Рита всхлипнула, смахнула последнюю слезу и ответила, не глядя на экран.

– Да, – бодро ответила она, невзирая на мокрые от слез глаза.

– Рита, ты снова не приедешь на репетицию? – спросил Марат Арнольдович, явно не собираясь здороваться.

Больше книг Вы можете скачать на сайте — Knigochei.net

Его манера называть занятия репетициями всегда забавляли Риту. Она считала это оригинальным, а теперь подобное сравнение показалось ей неуместно гротескным. Речь шла о посиделках полукругом, и чтении монологов, иногда импровизациях. Это были занятия, на худой конец вечера, но не репетиции.

Маргарите вдруг стало противно. Она вспомнила тучного дяденьку с глупой безвкусной бородой, который тот гордился. Борода нынче в моде, и все носили бороду, вот только Северину она, как считала Рита, шла, хоть и старила его, а ее педагога делала смешным.