Вероятное. Начало конца (СИ) - Смит Деметриус - Страница 64

Так было и при их разговоре в квартире номер семь в Ацинате. Тогда Эльдар впервые почувствовал, что она его друг и ей можно доверять. Она так крепко обняла его тогда и прижала к себе. Она хотела получить его уверенность, какую он испытывал, приближаясь к своей цели. Так было и при их разговоре на мосту. Энн говорила то, что на самом деле думала. То, чем она возвысила Эльдара, напомнила ему, что на кону их риска и боязни совершать ошибки. И это было так правильно, так искренне и так близко. И так было постоянно за те дни, что они провели вместе. Она заботилась о нем. Каждый раз, когда они оставались одни или могли сказать друг другу что-то важное, пожелать удачи и просто обнять, случайно коснуться руки, будто они ощущают эти чувства в последний раз, Эльдар упускал это. И каждый раз она хотела большего, хотела немного заботы, что так не хватает ему сейчас и того внимания, чем он сполна наделен.

Но Эльдар этого не замечал. Сейчас он стоял посреди коридора и понимал, что пропустил все те взгляды, улыбки и сладкий тембр голоса мимо себя. Он не замечал тех прикосновений, тех моментов душевного спокойствия и расслабленности, которые она ему дарила. Он не замечал этого просто потому, что думал о своем – о долге, о мире, о спасении. Со своими мыслями о чем-то глобальном он совсем забыл о человеческом, таком обычном, что так долго таилось в нем, о чем он часами думал раньше, но сейчас даже не замечал и будто не хотел чувствовать. Все мгновения, когда можно было спокойно обдумать все, что происходит вокруг, он тратил на нечто глобальное. Но не на то человеческое, что не могло занять место в жизни, но так сильно волнующее сейчас, когда он догадался и понял это. И сейчас прочувствовал все на себе одним потоков приятного волнения и тревожности. Он понял, что так старательно хотела сказать девушка в больших очках, за которыми скрывались самые искренние глаза и самая счастливая улыбка, что так редко появлялась на ее лице из-за него.

Та вина, что теперь волной обрушилась на него перед Энн, иглой колола ему прямо в сердце. Эльдар стоял посреди коридора и туманно смотрел на снимок, не воспринимая ничего, что происходило вокруг, кроме стука дождя о крепкие стекла. Он повернулся, посмотрел на закрытую дверь самой дальней комнаты, за которой отдыхала Энн, но вновь отвернулся. Он так хотел пойти туда и лечь рядом с ней, вновь почувствовать это тепло, что долгие семь дней с момента знакомства не ценил и не воспринимал серьезно. Ему так захотелось вновь услышать ее голос и почувствовать запах, что одним воспоминанием вызывал у него дрожь. Он хотел остановить эти душевные терзания, просто прижаться к ней и насладиться, забыв обо всем.

Но он боялся. Он должен сесть в кресло и все тщательно обдумать, дать себе время. Но о чем еще можно думать, если все и так понятно, нужно просто действовать, дать волю тому, что он чувствует и высказаться. Но что, если он вновь ошибается и сделает только хуже? Что, если это просто нечто дружеское. То, к чему она стремилась и теперь не хотела терять, поэтому не обращала на него внимания, давая отдохнуть от себя и подумать обо всем. Но тот мимолетный поцелуй час назад под деревом, то крепкое объятие в бункере, та нежная рука на щеке, что привела его в чувства, тот протяженный неловкий взгляд в особняке. Что это значит? Как объяснить то, что он сейчас к ней чувствует? Эльдар представил себя обычным неуверенным в себе мальчишкой, что так хочет подойти к девочке и подарить ей цветок, но боится. Девочка ждет и хочет взять цветок. И она не боится, потому что она сделала все. Она раскрылась ему и ей остается только ждать встречного шага. Хотя бы одного маленького шага и тогда он сможет сделать и второй, и третий шаг и, наконец, дойти до нее. Но если он этого не сделает – ей придется отвернуться.

Эльдар оторвал последний снимок и положил его в карман, понимая, что он должен сейчас пойти к Энн и поговорить. Хотя бы попытаться исправиться, уменьшить ту боль, что он сейчас ощущает из-за чувства вины, и попробовать заставить ее улыбнуться. Какой же он трус! Не может сделать обычного шага, не может просто зайти в комнату. Он ведь знает, что она его поддержит, даст шанс.

– Я ведь взрослый человек, – судорожно сказал он сам себе и развернулся к двери в самую дальнюю комнату.

Эльдар сделал несколько шагов и остановился рядом со стеной, все еще сомневаясь и пытаясь придумать себе отговорку.

– Должен, – вновь сказал он, схватился за ручку и надавил на нее.

Раздался глухой щелчок, и дверь со скрипом открылась. Эльдар оказался в просторной комнате с аккуратно расставленной мебелью и большим решетчатым окном, сквозь которое пробирался сгущающийся уличный свет. Горела причудливая настольная лампа в виде орла, освещая небольшую часть комнаты, вместе с картинами, шкафом и небольшой кроватью, на котором удобно расположилась Энн, поджав под себя ноги.

Девушка что-то быстро писала в записной книжке и перебирала листы, быстро проворачивая голову из стороны в сторону, будто пыталась заглянуть на две странички сразу и сделать пометки. Как только Эльдар вошел, Энн сразу же подняла голову, задержав взгляд на недописанной строчке. Она выглядела сонной и уставшей, но по-прежнему светлой и яркой.

– Привет, – сказала она и улыбнулась. – Ты еще не спишь? Почему?

– Я... я принимал душ, – ответил он и попытался улыбнуться, но понял, что лучше этого не делать и сохранять спокойный вид.

– Нужно отдохнуть, – продолжила Энн. – Завтра снова отправляемся в путь, и ты должен быть в хорошей форме. Может быть, завтра мы дойдем до лаборатории, и ты достигнешь своей цели.

– Еще несколько десятков миль, – проговорил Эльдар, осознав, что не знает, как начать разговор. – Через лес Индитима. Сложно будет пройти это расстояние за день.

– Тебе виднее, – кивнула Энн, отложив записную книжку на стол. – Или Гарри. Он найдет путь.

– Да, он может, – Эльдар запнулся, но сразу же свалил свою нервозность на кашель. – Ты что-то писала? – сказал он, закрывая рот ладонью и указывая на стол.

– О своем, – кратко ответила Энн. – Надо иногда выплеснуть что-то на бумагу. Не хочу держать это в себе и думать об этом. Так легче заснуть.

– Ясно, – произнес Эльдар.

Он готов был разбежаться и удариться о стену из-за того, что сам загнал себя в тупик, но вместо этого облокотился на спинку стула и попытался сделать серьезный вид, но все равно оставался растерянным мальчиком с бушевавшими чувствами в груди и неугомонным сердцем.

– Прости меня, – неуверенно сказал он. – Я идиот. Я был прав и в то же время так по-глупому ошибался. Забыл, что есть что-то еще, кроме меня и всего мира. Такой наивный придурок, – он усмехнулся сам себе и отвернулся к стене, стараясь подобрать слова. – Я не знаю, что случилось. Но что-то заставило меня задуматься о том, кто мы друг для друга. Я не задумывался об этом раньше, потому что попросту не замечал того, что происходит совсем близко. Я постоянно смотрел куда-то вдаль и думал о том, что нас ждет. И сейчас я стоял и разглядывал снимок и понимал, что я все-таки не такой уж и гений. Гении так не поступают. Они не забывают, не пропускают мимо себя, они замечают и все видят, а я ничего не видел. И сейчас я чувствую вину перед тобой... Да, может быть, я ошибаюсь. Черт, да, я ошибаюсь! Но я уже в этой комнате и начал говорить. Я не могу оставить тебя так, будто ты для меня ничего не значишь. А ты многое для меня значишь. Я хотел бы быть рядом, хотел бы ответить тебе взаимностью, если она во мне еще есть. И я, правда, этого хочу. Но я так сильно заблуждаюсь и ничего не понимаю. Сейчас я чувствую к тебе гораздо больше, чем просто к подруге и...

Он перестал говорить и решился посмотреть на девушку. Энн с легким удивлением и улыбкой на лице сидела на кровати и смотрела ему прямо в глаза. Казалось, что она ждала этого, но сама не могла найти слов.

– Иди сюда, Эльдар Милик, – мягко сказала она, расставляя руки в разные стороны и выпрямляясь.

Но Эльдар не бросился к ней объятья. Что-то внутри по-прежнему останавливало его, оттаскивало назад и заставляло вернуться на «исходную», дать себе подумать. Этот барьер, что он был не в силах разрушить сам, сопровождал его везде. Он казался таким хрупким, но его было невозможно разбить самому, даже прикоснуться, нельзя было довериться тому, что было за ним, и что за неизвестная тьма там скрывалась.