Время вьюги. Трилогия (СИ) - "Кулак Петрович И Ада" - Страница 234

  Даже ее персональный ключ к северному раю раньше болтался на шее у него, а не у нее. Проклятый колокольчик оставался холодным как льдинка даже в очень теплых помещениях. В конце концов, маг не выдержал и засунул его в кожаный мешочек, соорудив из истинно северного амулета некое подобие рэдской ладанки. Он сам бы не смог ответить на вопрос, почему снял его только этим утром. Наклз не верил ни в аэрдисовского бога, ни тем более в дэм-вельдских молодцев с топорами, и еще меньше он верил в то, что, существуй они все на самом деле, они стали бы кому-то помогать. Во всяком случае, математика их никогда не учитывала.

  Маг огляделся. Передний ряд занимал свидетели. Несколько стульев остались пустыми, на остальных сидели издерганная Зондэр, молитвенно сложившая руки на коленях, спокойная, как скала Магда, перед началом заседания громко вещавшая о приключениях какого-то драгуна после страшной пьянки, Витольд Маэрлинг, еще несколько военных из полка и, к изумлению Наклза, там же маячил тускло-каштановый затылок Эрвина Нордэнвейдэ. Бывший лейтенант занял стратегическую позицию в самом углу. Пришли еще несколько нордэнов и нордэн, которых маг видел впервые в жизни. Вообще бросалось в глаза обилие гостей с Архипелага. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что это не к добру.

  Во втором ряду сидели крупные воротилы и дамы в меховых манто. Вот уж кому пришлось отвалить немалые деньги за места. Впрочем, было вполне возможно, что этот зал станет первой ступенью к разделу "наследства Рагнгерд", а желающие прибрать его к рукам могли позволить себе и не так раскошелиться.

  Его высочество великий герцог Эдельберт восседал во втором ряду по центру. В зале суда, конечно, не могло быть ложи, как в театре, но другого слова при взгляде на его место Наклзу на ум не приходило. Рядом с Эдельбертом вольготно расположилась великолепная Эйрани. В руках дамы поблескивал миниатюрный лорнет.

  Магу сделалось совсем тошно.

  В третьем ряду сидел он, несколько смутно знакомых ему армейских и, как ни странно, Эдельвейс Винтергольд и чета Маэрлингов. В отличие от "хозяев жизни", развалившихся спереди, они держались подчеркнуто корректно и официально. Этим, конечно, не требовалось поддерживать свой социальный статус, выкупая элитные места и демонстрируя меха и бриллианты, скорее приличествующие театру. Более того, платье госпожи Маэрлинг чем-то напоминало траур.

  Дальше маг предпочитал не заглядывать. Галерку оккупировали борзописцы всех мастей. Будущие творцы народного мнения блистали стеклами пенсне и на повышенных тонах обсуждали дело. На том, что нордэна виновна, сходились все - это было модно. Но одни считали, что ее следует повесить из консервативных соображений, а другие - что из либеральных.

  За борзописцами, судя по обрывочным репликам, кормилось "либеральное студенчество". Оно, как обычно, очень громко блеяло прописные истины, вроде как то, что убивать людей - негуманно. Истины перемежались сальными шуточками, вопросами "Ну когда начнется?" и жалобами на тяготы нового учебного года.

  Правда, как только нордэне приказали встать, шум на галерке смолк. Дэмонра поднялась и застыла очень прямо, высоко держа голову.

  Наклз улыбнулся ей. Дэмонра, заметив его, изобразила в ответ некое подобие улыбки. Судя по кривизне и степени вымученности, ничего хорошего нордэна от этого дня не ждала.

  "Сейчас начнется".

  Председательствующий - незнакомый магу мужчина средних лет с внешностью типичного банкира - неожиданно бодрым голосом отрапортовал, что разбирательству подлежит дело под таким-то номером, по обвинению в том-то и том-то, предусмотренным такой-то статьей.

  Наклз порадовался, что хоть в одном Эйрани сказала правду: Дэмонру действительно обвиняли в расправе над гражданским населением на территории Рэды. Для высшей меры этого, конечно, не хватало, но при должном старании обвинения могло всплыть что-нибудь еще.

  Нордэна выслушала, в чем ее обвиняют, с каменным лицом. Наклз готов был поклясться, что никогда не видел у живых людей такой мертвенной бледности.

  Председательствующий, бодро сыпля бисером, объявлял участникам и зрителям регламент судебного заседания. Манерой речи он здорово напоминал канцлера Рэссэ. Самого старого интригана, конечно, в зале не оказалось. Канцлер никогда не пачкал руки там, где грязную работу за него могли сделать другие.

  Из полезного для себя Наклз уяснил только то, что оскорбления господ судей стоят не так уж и дорого, и, если сильно не изощряться, они по карману даже студентом с задних рядов.

  Дальше председательствующий сообщил, что стороны защиты и обвинения имеют равные процессуальные права. Дэмонра оглядела ряды и перевела взгляд на окна, из которых лился ровный солнечный свет. Нордэна довольно прищурилась. Казалось, речь судейского ее совершенно не занимала.

  Как только огласили состав участников процесса, Наклз понял ее спокойствие. Дэмонре, как выходцу с Дэм-Вельды, полагался адвокат от Архипелага. Разумеется, от него она отказалась. Обвинение представлял мужчина с чисто нордэнским именем Хакан Вайартер, высокий красавец с промороженными до самого дна светлыми глазами и неожиданной для северянина фиолетовой лентой, приколотой к безукоризненному сюртуку. Это был не пуделек с огромным бантом, а кто-то не в пример более опасный и зубастый.

  При Эдельстерне, конечно, ни один адвокатишка не позволил бы себе такой детали костюма. Увы, Эдельберт заигрывал и с демократами. Наклз, впрочем, считал союз дурака, потаскухи и либерала одобренным самой природой и, как следствие, не безобразным. Но смотреть на такое все равно оказалось неприятно, как на плесень на только что надкушенном хлебе.

  Хакан Вайартер, словно почувствовав чужой взгляд, поднял глаза на Наклза. Созерцал его несколько секунд, потом вдруг покачал головой.

  Так сторож с зарядом соли в ружье мог посмотреть на мальчишку, примерившегося угоститься соседскими яблоками без разрешения.

  Конечно, они знали, что от Наклза следует ждать сюрпризов. И дали ему понять, что знают.

  Маг неприязненно усмехнулся в ответ. Он тоже уже знал о сюрпризе, хотя и не знал, как именно его преподнесут. Но и сам заготовил ответный подарок.

  Подоплека вскрылась быстро. Едва председательствующий закончил говорить и в центр зала вышел Хакан, тяжелые двери распахнулись. В молитвенной тишине, через холодные лучи, падающие из окон и делящие пол на четкие квадраты, ровным шагом прошли двенадцать человек в одинаковых белых одеждах. Четверо последних несли какой-то тяжелый предмет, скрытый белой же тканью.

  Первыми шли девочка лет четырнадцати и женщина за тридцать. Глаза девочки скрывала повязка, а на запястьях женщины тускло переливались тяжелые костяные браслеты, размером с добрые наручники. Наклз не без раздражения подумал, что антураж соблюли идеально. Говорящая с Вьюгой, Слушающая Вьюгу и десяток свиты из богоравных тварей полета пониже. И - это следовало признать - на фоне притихших либералов, побледневших борзописцев и продажных законников эти негодяи выглядели хорошо. Во всяком случае, они были негодяями до конца и безо всяких скидок на текущую политическую ситуацию.

  - Мы протестуем против суда по серебру, - четким, хорошо поставленным голосом сообщила старшая. Ее слова прокатились по залу и замерли где-то под сводами. Наклзу отчего-то сделалось холодно. - Эта женщина подсудна стали, - продолжила она. - Я, Дагмара Рагнвейд, предъявляю свои права.

  На красивом породистом лице Хакана, уже собиравшегося начать обвинительную речь, отразилась мужественная готовность покориться судьбе. Скорее всего, он долго репетировал ее перед зеркалом, поскольку гримаска вышла вполне реалистичная.

  Наклз мельком взглянул на своих соседей. Милинда Маэрлинг несколько побледнела, но не стала комкать в пальцах шелковый платочек, как полагалось делать светским дамам в расстроенных чувствах. Лица Эвальда Маэрлинга за прической жены он не видел. А вот Эдельвейс Винтергольд подался вперед и сверлил спины жриц холодным взглядом. Наклз почему-то подумал, что ничуть не удивился бы, если бы в холеных руках "золотого мальчика" тридцати с небольшим лет оказался пистолет.