Бесконечная дорога (СИ) - Ольховская Влада - Страница 63

Под конец ей казалось, что она идет навстречу горному потоку. Это было так странно: она по-прежнему находилась в пустом зале, но чувствовала силу, направленную на нее. Айви вытянула вперед дрожащую руку; так утопающий хватается за свое последнее спасение. Собрав остатки сил, она повернула ручку и толкнула дверь.

Она даже не смотрела, куда шагает, ей хотелось как можно скорее избавиться от ледяной хватки страха. Она не прогадала: едва она попала внутрь, как ужас исчез, она преодолела его. Айви лишь теперь поняла, какой ценой это далось ей: она тяжело дышала, на лбу проступил пот, сердце колотилось так, будто хотелось разбить оковы грудной клетки и вырваться наружу.

Но она справилась, и это главное. Чуть оправившись, Айви наконец смогла посмотреть, куда она попала.

Первым, что поразило ее, был туман. Он стелился по земле, как бесконечное белое море, сиял, давая скупой свет, а над ним раскинулась темнота. В этом зале не было ни стен, ни потолка, потому что и самого зала, похоже, не было. Перед Айви будто открылась другая грань реальности.

От двери начиналась дорога, едва различимая под туманом. По обе стороны от нее возвышались каменные колонны, раскрошенные временем, надломленные, треснувшие, поднимавшиеся куда-то вверх, к пустоте. Эта странная галерея уводила далеко вперед, но Айви уже видела, к чему.

Там возвышалось нечто непонятное — то ли очень старый камень, то ли древний алтарь для жертвоприношений. На нем стоял деревянный сундук со сложным замком, один из тех, в которых самые богатые купцы или служители короля перевозили свои сокровища.

Увидев его, Айви сразу поняла: все ради него. Этот зал, туман, дорога — все служило тому, чтобы уберечь сундук, а точнее, нечто, скрытое в нем. Вряд ли это было то сокровище, за которыми гонялись люди — зачем Антаре хранить золото и камни? Нет, это наверняка было нечто более ценное для змеиной принцессы.

Каждый шаг давался Айви с трудом, она больше не испытывала необъяснимого страха, она просто боялась, что дорога развалится под ней, увлекая ее в пустоту. Но камни легко выдерживали ее вес, позволяя двигаться дальше. Она все равно не спешила; Айви не сводила глаз с сундука, пытаясь понять, что там. Она не гадала, она осторожно тянулась к той памяти, которую они с Антарой делили на двоих. Там должны быть ответы!

Она представляла себе этот сундук, пытаясь узнать, что в нем. Оружие? Нет, точно нет. Магический артефакт? Нет, Антара ими не пользуется, они ей просто не нужны. Но что тогда, что?

Неожиданно в памяти мелькнул образ: свиток. Небольшой добротный пергамент, свернутый, закрепленный печатью. На пергаменте — одно-единственное слово.

Это было воспоминание Антары, настолько опасное, что она сама себе не позволяла постоянно держать его в памяти. Она скрыла его, спрятала в этом уголке, чтобы при необходимости вернуться к нему и использовать.

Возможно, это была слабость Антары — или величайшая сила. Айви нужно было узнать это, она должна была прочесть слово! Она двинулась вперед быстрее, не зная даже, сможет ли открыть сундук, но она должна была попытаться.

Айви не прошла и половины пути, когда вдруг почувствовала, как невидимая сила тянет ее назад. Она захлестнулась вокруг талии девушки, как петля незримой веревки, и потащила к двери, к залу, к свету — подальше от тайны и слова.

Из темноты прозвучал голос Антары:

— Ты и так зашла дальше, чем следовало бы. Пора возвращаться к управлению нашим телом, живи, пока у тебя еще осталось время!

Он был слаб, почти беспомощен, испуган, но жив. Почему-то жив.

Годы, проведенные в игрушечном теле, были непрекращающейся чередой страдания. Он перестал чувствовать ход времени, лишь по изменениям в Эсме он мог наблюдать, что оно проходит. Это было отчаяние, которого он не пожелал бы и врагу — даже ведьмам, никто не заслуживает таких мук.

Нет, он не чувствовал боли — его заколдованное тело вообще не было способно чувствовать. Но если бы ему дали выбор, он бы предпочел самые жестокие пытки той безысходности, что поглощала его все эти годы.

Он знал, что вся его семья мертва, что за это никого не накажут. Знал, что ведьмы — зло, но никого не мог предупредить. Он знал, что они собираются убить Эсме! Он видел, как она плакала, как страшно ей было, слышал, что ей говорили о нем. Его душа разрывалась на части в том крохотном мирке, что оставила ему ведьма Раиле, но во внешний мир не попадало и тени его агонии.

Лишь одно утешало Инриса и давало ему сил не сломаться: Эсме не забыла его. Сколько бы ни прошло времени, она помнила его, доверяла только той игрушке, которую считала похожей на него, даже не подозревая, что разговаривает с ним. Инрис знал о ней даже больше, чем раньше, но никогда не мог ответить ей, стереть ее слезы, обнять, когда ей было страшно. Он просто думал о ней и надеялся, что она, магическое существо, хоть что-то почувствует.

Она радовала его: вместо той болезненной затравленной девочки, которую желала увидеть в ней Раиле, она выросла маленьким воином, которого всегда видел в ней Инрис. Она сама, без его помощи, догадалась, что представляют собой ведьмы на самом деле. Она не простила их — и Инрис понимал, что это не только из-за их преступлений, но и из-за его гибели тоже. Он так гордился ею — своей отважной Эсме.

Но даже когда она решила открыто выступить против ведьм, он не надеялся снова стать человеком. Он думал, что умрет! Он столько лет был куклой — не ел, не пил, не спал, не дышал воздухом, и его душу в этом мире удерживала только магия Раиле. Он не сомневался, что когда с ведьмой будет покончено, он просто погибнет. Инрис не боялся, он хотел этого — какой смысл жить, если он все равно не сможет быть с Эсме?

Но неожиданно магия обратилась вспять. Он лежал на полу в спальне Эсме, там, куда упала игрушка, когда дворец ведьм начал сотрясаться от магической атаки. Ему было больше лет, чем когда Раиле превратила его в куклу, значит, время все-таки шло для него, и это время было у него украдено. Он был изможден до предела, со стороны он наверняка смотрелся лишь скелетом, обтянутым бледной нездоровой кожей. Его мышцы будто растворились за годы бездействия, он был не в силах двинуться, он мог лишь хрипло дышать, ожидая, что с ним будет дальше. Он снова стал человеком, но пока не слишком отличался от куклы.

Он даже не удивился тому, что королевские солдаты, ворвавшиеся во дворец, приняли его за труп. Он пытался сказать им, что еще жив, но из его пересохших губ не вырвалось ни звука. Его потащили к костру, где поспешно сжигали погибших, опасаясь заточенной в их телах магии, когда капитан отряда остановил их, он лично проверить, дышит ли Инрис. Он знал, что ведьмы обычно не похищали мальчиков, и это показалось ему странным.

Он и обнаружил, что Инрис еще жив, приказал отправить его к целителям. К этому моменту ведьмы уже были уничтожены, дворцом завладели королевские войска, а заколдованные девочки просто исчезли — и Эсме вместе с ними. Инрис высматривал ее до последнего, но потом его утомленное сознание просто угасло.

Он пришел в себя лишь через много дней, в обители настоящих сестер Солнечного Света. Они выхаживали тех, над кем годами издевались ведьмы. С помощью магии и целебных трав они сумели вернуть в тело Инриса жизнь и силу. Он теперь мог говорить — и он сразу спросил об Эсме.

Однако никто в обители не знал, где она. Сестрам было известно, что многие дети, использовавшиеся ведьмами для заклинаний, погибли, спасти удалось лишь тех, кто еще не превратился в магическую форму жизни. А молодая девушка с алыми волосами сюда и вовсе не поступала — возможно, она погибла, а может, военные увезли ее куда-то еще.

Инрис понимал, что она вполне могла умереть, она ведь стала первой, кто выступил против ведьм. Но он отказывался верить в это: если судьба провела их через такие испытания, они обязаны встретиться! Он поклялся себе, что найдет ее, какую бы цену ни пришлось заплатить. У него только Эсме и осталась в этом мире…