Мудрец. Сталкер. Разведчик - Успенский Михаил Глебович - Страница 63

– Неужели в Зоне риска не хватает? – сказал журналист. – Я так в Испании вёл чисто растительную жизнь с устрицами и тинто бланко.

– Там, парень, риск человеческий, естественный. Там и адреналин настоящий. А здесь всё такое… нелюдское…

Тут вмешались Мыло с Киндером и стали пенять Матадору, что он деньги на ветер пускает ради своей блажи, а вот побегал бы он наперегонки с кровососами, как все добрые люди, или хотя бы с припятскими кабанами, которые могут выпустить кишки не хуже мелких испанских бычков.

Мыло же на вопрос, почему он Мыло, ответил кратко:

– Гыгыена…

…Майский глядел в бинокль, медленно поворачиваясь по кругу, и думал, что его фильм так и начнётся – с бега быков в Памплоне, благо студия им. Довженко теперь богатая…

– Внимание! – воскликнул он. – Со стороны Периметра к нам едут гости…

Теодор Аблязизович Пак было имя ненастоящее. Вроде как Рустам Святославович Кац, если кто понимает. А как по-настоящему Большого звали, никто не знает или не помнит. Начинал он простым вольным сталкером и кликуху «Большой» получил не по причине богатырского телосложения, а потому что в запале крикнул своему старшему после очередной затрещины: «Я уже большой!» Так и повелось, так и прошёл он славный боевой путь от отмычки до гранд-мастера. Жил как все, в рейды ходил как все, денежки спускал в барах как все…

Только проснулся он однажды в своей комнатёнке задрипанной, потянулся и объявил: «Больше так жить нельзя!» Потом этот слоган во всех барах вывешивали…

Ну, не он первый так думал и не первый провозглашал по тяжёлой утрянке, только встал Большой, посмотрел на остатние финансы, тяжелёхонько вздохнул, собрал все вещи и пошёл прочь из Зоны, даже не поправив здоровья.

И целый год не давал о себе знать.

Потом в Предзонье стали появляться какие-то новые люди. И были эти люди страховыми агентами.

До этого в Зону кто только не совался – и с российской, и с украинской стороны – в надежде срубить лёгкую деньгу или же просто скрыться и переждать до лучших времён. И такие чудаки находились. Проще бы им было в жерле действующего вулкана отсиживаться.

Были среди них и отставники, и бандиты, и безработные, и погоревшая на экзаменах абитура, и, конечно, шпионы всех мастей и разведок, а вот страховых агентов не бывало. Во всяком случае, в профессиональном качестве, а биографий здесь не спрашивали.

Обыкновенно такой агент подходил к вольному сталкеру и заводил с ним разговор о том о сём, о семье, о здоровье; можно было за такую настырность и в пятачину заработать, но страховщики только утирались и свою линию гнули: ну вот станешь ты калекой, инвалидом, а у тебя ведь родители есть, а то и детки, ты же не волк-одиночка, как Байконур с Идолом, ты о перспективах думать должен…

Некоторые начали задумываться. Потому что разве это жизнь: похмелье, рейд, парочка артефактов, барная стойка, драка, похмелье, рейд, внезапная «утренняя звезда», найденная по редкой удаче, эйфория – а потом или кровосос из кустов, или незамеченная «жарка», или бандитская пуля и кирдык. Кирдыка никому не хотелось.

А вот если уважаемый вольный сталкер Вирус согласен не дотла пропиваться, а какую-то сумму вносить в качестве страхового взноса в «Сталкербанк»… а в случае увечья… а в случае гибели… а если ни увечья, ни гибели, так запросто можно открыть когда-нибудь Своё Дело…

Что это за диво такое – «Сталкербанк»? Что общего может быть между сталкером и банком? С банками даже последние жмоты и скопидомы (а таких в Зоне тоже хватало) старались не связываться: сегодня он банк, а завтра его с собаками ищут…

Осторожный народ был в Зоне. Недоверчивый и подозрительный – такова жизнь. Жмоты и скопидомы, однако, потихоньку стали выспрашивать: что за банк, кто его учредил, откуда взялся…

Так ведь это сам Т. А. Пак! – радостно говорили агенты. – Вы же его знаете! Вы же сами его Большим нарекли, так вот – истинно большой человек вышел из ваших забубённых рядов!

Вскоре Большой и собственной персоной нарисовался. Верхом на «бентли». И даже в костюме-тройке, и сидел этот костюмчик на Большом так, словно сами синьоры Дольче энд Габбана его подгоняли на заказчике, ласково оглаживая по интимным частям. И нос у Большого теперь не сломанный кулачищем покойного Трактора, а благородный такой носик римско-греческого типа.

Собрать вольных сталкеров трудно, их и убедить-то собраться невозможно.

Но была у Большого хорошая такая убеждалка. Или убедиловка. В твёрдой валюте.

В Предзонье, за гостиницей «Тарасова хатка», воздвиг знатный гость целый павильон для собрания, вроде Летнего театра в Юрмале. Да ведь летом и было дело. В конце форума обещана была жрачка и выпивка от пуза а-ля фуршет. А многим и просто поглядеть хотелось на перерожденца, сменявшего сталкерскую волю на буржуазную роскошь.

И вот вышел Большой к трибунке (а трибунка-то старая, с гербом СССР, в каком-то сельском клубе нашли), и воскликнул Большой:

– Мужики!

– Мужики все на покосе, – отозвался кто-то из зрителей, говорили, что Грибок.

Большой смутился и поправился:

– Товарищи!

– Товарищи все в Пхеньяне! – не унимался Грибок.

– Коллеги! – Большой пошёл на хитрость.

– А коллеги все на Янтаре, в белых халатах! – сказал неумолимый Грибок, доказав тем самым свою сущность.

Соратниками Большой не стал людей навеличивать, поскольку Грибок наверняка заметил бы, что соратники все в погонах.

– Короче, я к вам с делом пришёл, – сказал наконец Большой, и Грибку нечего было возразить. – Больше так жить нельзя. Мы не америкосы-хищники на Клондайке и не варнаки с Ленских приисков. Идёт двадцать первый век, и этот век бросает нам вызов…

И пошёл, и пошёл.

Всякий Клондайк рано или поздно прекращается, сказал он. Или золото кончится, или монополии протянут туда свои хищные лапы и начнут промышленную добычу. А вот если бы на том же долбаном Клондайке регулярно происходили землетрясения, после которых открывались бы всё новые россыпи и жилы, то до сих пор так бы и ковырялись отважные одиночки, потому что драгу там не поставишь и шахту не пробьёшь, если то и дело меняется рельеф местности. Вот в таком положении вольные сталкеры и находятся.

Эту аллегорию грамотный растолковал неграмотному, и все согласились, что Выброс – то же землетрясение, если не хуже.

Вольные сталкеры, продолжал Большой, будут всегда, сколько их ни ставь вне закона. Да хоть раком ставь! И артефактов много не бывает. Ведь большинство из них к тому же на Материке быстро теряют свои спасительные (или губительные, или ещё какие) свойства. Поэтому сталкеры без работы не останутся. А, значит, нужны, просто-таки необходимы им и охрана труда, и техника безопасности, да и колдоговор, в конце концов, необходим…

Тут, говорят, сталкер по прозвищу Коммунист провозгласил:

– Верно! Даёшь социалистический способ производства! Вставай, проклятый заклеймённый!

Большой сказал, что Коммунист отчасти прав, но лишь отчасти, потому что социализм в Зоне организовать, конечно, можно, только вот хабара больше не будет и много людей придётся вывести в расход во имя. Значит, нужны материальная заинтересованность и частная собственность – и здесь, и на Материке. На первых порах пусть будет страховка, а потом, на базе страхового фонда, можно и развернуться…

При слове «фонд» народ нехорошо насторожился, поскольку в нашем коллективном бессознательном это понятие тесно сопряжено с безудержным воровством и приобретением прогулочных яхт размером с «Титаник».

Нет, сказал Большой, у нас другой будет фонд, правильный. Под вашим контролем. Скидываемся же мы, если у кого несчастье? Не волки же мы позорные? Разве мы не славяне? Каждый из нас заслужил после рейда, пусть и неудачного, и медосмотр, и баньку, и чистые простыни, и сытный ужин, и выпивку не до усрачки, и немного женской ласки, не связанной с венерическими заболеваниями. Да и законную свою нужно утешить: маленько денег послать! Щоб нэ журылася та нэ турбовалася… И не обогащать перекупщиков и тех, кто за ними стоит…