Взгляни на птиц небесных (СИ) - Чередий Галина - Страница 26

– Извини. Но мы с адвокатом реально ничего не можем сейчас сделать. Могу обещать только, что присмотрю за клубами, пока ты тут отдохнёшь.

Мусса взревел в ярости и пнул решётку.

– Уймись, а! Не усугубляй своим поведением. Я привезу тебе одежду и, может, что-то еще?

– Мою женщину. Можешь? – усмехнулся невесело Мусса, сдаваясь.

– Прости, брат.

ГЛАВА 15

Элоди

Утро. Привычная боль во всем теле. Тошнит. Очень сильно.

Ноги кажутся налитыми свинцом из-за отеков и невыносимо болят, но Элоди все равно заставляет себя подняться. Нельзя позволять себе раскисать, нужно бороться. Но, кажется, день за днем лекарства и слабость словно вытравливают в ней само желание жить. Наваливается апатия – липкая, тягучая.

Все вокруг становится безразлично. Нет желания даже подойти к окну, как в первые дни, и посмотреть на жизнь снаружи. На птиц на подоконнике и людей там, внизу, на снующие машины.

Все это будет, даже если её завтра вдруг не станет, и никто из них этого даже не заметит. Всем наплевать. Есть только один человечек, ради которого Элоди должна бороться.

У Валюши, по большому счету, никого, кроме неё, нет. Конечно, Олег согласился позаботиться о дочери, пока Элоди проходит курс химиотерапии. Но она не настолько наивна. Олегу не нужна была дочь раньше. Когда Элоди попросила его о помощи, он согласился, но с условием. Для всех они опять семья. Выйдя из больницы, ей предстоит начать разыгрывать спектакль под названием «счастливое воссоединение». Бывший муж ясно дал ей понять, что без этого брать на себя обязанности отца он не намерен. Она была нужна ему для каких-то целей, а не от большой любви, а собственную дочь Олег, похоже, воспринимал как обузу, так сказать, отягощение к Элоди. Это добавило ей отчаяния, но какие у неё еще были варианты?

София предлагала свою помощь, но Элоди прекрасно знала, каким властным и жестоким был муж Софии. Он не станет терпеть девочку слишком долго, если вдруг лечение Элоди затянется. А бросать малышку с места на место, когда она и так уже оторвана от матери – это просто жестоко. Но последние события заставили её пересмотреть собственное решение. Олег не давал ей возможности поговорить с дочерью уже больше двух недель. И это вовсе не добавляло ей спокойствия и желания обратить все силы на борьбу с болезнью. Хотелось все бросить и сорваться к дочери, потому что сердце просто саднило в тоске.

Вчера она уже не выдержала и все же попросила Софию поехать к Олегу и увидеться с Валюшей, хоть и испытывала стыд за то, что отказалась от её помощи вначале. Но в её положении стыд и прочие лишние эмоции стоило проглотить.

Элоди поднялась и на дрожащих ногах дошла до туалета. Из зеркала на неё смотрела чужая женщина, худая, как щепка, с болезненной кожей и тусклыми ломкими волосами. Только ввалившиеся глаза были прежними.

Мусса говорил, что цвет её глаз заставил его буквально обомлеть при первой встрече. Мусса. Зачем его лицо и голос непрошено снова и снова возвращаются к ней? Ведь лишняя боль – это не то, что Элоди сейчас готова вынести. Это перебор.

Её сердцу стоит высохнуть, перестав, наконец, истекать кровью, истощая и так её едва живое самообладание.

Элоди горько усмехнулась своему отражению. Мусса отказался от неё, когда она выглядела еще вполне прилично. Что бы он сказал, увидев её сейчас? Скривился бы в жалостливом отвращении? Но какая теперь разница? Он, в ту, последнюю их встречу, четко указал ей ее место. Просто партнерша для классного секса. Ничего больше. Никакой нежности, привязанности или поддержки. А она не смогла этого принять. Ей именно тогда нужно было больше от него. Нужно было всё.

Уходя тогда, Элоди чувствовала себя униженной и преданной. Но, выплакавшись и остыв, поняла, что во всем виновата сама.

Она сама пошла на эти отношения, зная, что Мусса не даст ей ничего больше. Он честно обо всем предупредил.

Сама придумала себе, что между ними зародилось что-то большее, чем встречи для взаимного удовольствия. Романтичная идиотка!

Сама позволила себе полюбить Муссу, прекрасно представляя, кто он.

Ведь Лиля была права. Элоди не могла поддерживать отношения и не вкладывать при этом в них всю свою душу. Поэтому их встречи с Муссой, что бы она ни говорила вслух, были для неё готовой западней. Которую она заботливо создала своими же руками, и в которую вошла, даже не оглянувшись и не дав ни одного шанса сомнениям.

Хотя что значит «позволила полюбить»? Разве в её силах было хоть как-то противостоять тому, что творилось в душе, когда он рядом? Разве она не зарекалась себе сто раз, уходя от него, что это была их последняя встреча? Что она сможет заставить себя не отвечать ему на звонки и СМС и не будет больше с ним видеться.

Но совсем без него ей было в тысячу раз больнее, чем с ним, хоть Элоди и осознавала при этом, что у неё нет постоянного места ни в его жизни, ни в его душе.

Она слабовольная дура? Тогда – да. Но больше уже нет.

Умываясь, Элоди гнала от себя все мысли о Муссе и их короткой связи. Да, это была просто связь. Не в том смысле, что она делала их близкими, а скорее в его будуарном значении начала прошлого века. Когда в слово «связь» вкладывали нечто чисто плотское и даже постыдное. Не нужно больше об этом помнить. Это осталось в другой жизни.

День пошёл по привычному кругу.

Взвешивание. За эти двадцать дней с начала терапии она потеряла уже 12 килограмм. И это, похоже, не предел.

Попытка позавтракать. Как и все последние дни – безуспешная.

Обход. Доктор улыбается каждой из них, и невозможно понять, что он думает на самом деле.

Потом молодая медсестра очень долго тычет иголкой, но не может найти вены. Самих уколов Элоди почти не чувствует. Словно нервные окончания онемели за эти дни.

Приходит старшая медсестра, и Элоди устанавливают постоянный катетер и оставляют под капельницей.

Таблетки горстями, и снова тошнота. Элоди уже буквально не помнит, каково это, когда тебя не тошнит.

Она открывает дневник – просто тонкую тетрадку в полоску. Её прежняя соседка посоветовала вести его. Нужно знать, чем и как тебя лечат, сказала она. И Элоди послушно записывала все процедуры и названия лекарств. А так же и собственные переживания и ощущения.

Только с каждым днем росла слабость и вместе с ней внутреннее безразличие. И все тяжелей было заставлять свои бессильные руки выводить даже эти буквы. До конца первого курса химиотерапии еще десять дней. Потом домой, немного реабилитироваться, и снова анализы и боль. А дальше, может, еще лечение. Сколько этих циклов будет в её жизни?

Её соседка сказала, что она прошла через восемь курсов химии и облучение. А два дня назад её выписали. Умирать. Потому что надежды больше нет.

Что, если и с ней будет точно так же? Что, если она напрасно тратит отпущенное ей время на сидение в этом аквариуме, вместо того, чтобы провести его как можно больше с дочерью. Чтобы быть хотя бы уверенной, что та будет помнить её спустя годы.

Слёзы, которых, вроде, уже не осталось за все эти дни, опять закапали на тетрадный лист, и некоторые, с таким трудом выведенные буквы стали кривиться и расплываться. Кого она оплакивает? Себя? Или ту жизнь, что не проживет? Или то, с чем придется столкнуться её крошечной доченьке, если её не станет?

Но нет! Элоди не готова сдаться. Потому что она нужна Валюше. Потому что у них двоих есть только они и больше никого.

Раздалось знакомое гудение, и Элоди потянулась к телефону.

– Как ты, подруга? – Элоди сразу по голосу поняла, что София на сильном взводе.

– Со мной все нормально. Как там Валюша? Ты уже видела её?

– Че-е-е-рт! Ладка, я не хочу тебе говорить… Тебе только этого сейчас и не хватает… Только твой Олег просто урод моральный! Говнюк просто, каких свет не видывал! Я глаза ему выцарапать хотела, ты уж извини. Тварь он!

– София! Объясни мне нормально хоть что-то! – Элоди почувствовала, как сердце забилось, и она стала задыхаться.