Схватка
(Повесть о ростовских подпольщиках) - Агуренко Борис Петрович - Страница 20

— Бежать из «Мавритании»! Такого еще не бывало, — покрутил головой Татаринов.

Действительно, такого еще не бывало. Накануне Марии Малинской с трудом удалось выбраться из Новочеркасска. На поезд она не попала. Но группа офицеров пригласила красивую барыньку (Мария была в соответствующей одежде) с собой до Старочеркасска, а оттуда в Ростов пароходом. Пришлось согласиться. В пути, конечно, не откажешься в такой компании поужинать. И пока пароход шлепал плицами в сторону Ростова, гулянье господ офицеров продолжалось. Поэтому Мария явилась к Борко чуть-чуть навеселе, но спокойная: ей удалось неплохо сделать нелегкое дело. И вдруг — арест. Этель пыталась успокоить мать:

— Мамочка, это недоразумение. Вот увидишь — разберутся и отпустят.

Мария старательно изображала себя сильно пьяной и вела себя дерзко, вульгарно, козыряла знакомствами с офицерами.

В «Мавританию» их доставили глубокой ночью. Так как допросить сразу не смогли, записали документы и заперли девушек в маленькой комнатушке возле канцелярии до утра. Этель стала стучать в дверь. Подошедшему часовому сказала:

— Что надо? Еще мне, девушке, объяснять надо! Отведи в туалет!

Часовой выпустил девушку, повел ее по коридору. Дверь комнатки в глубине здания он то ли забыл запереть, то ли не посчитал это Нужным. Как только Этель с сопровождающим отошли подальше, Мария выглянула в коридор и приняла решение, на осуществление которого, она понимала, у нее один шанс из ста, — бежать. Поправив шляпку с вуалью, небрежно перебросив через руку сумочку, Мария твердым шагом пошла к выходу. Ее уверенная походка, слова, сказанные часовому у выхода: «Скоро смена, дружок!» и ослепительная улыбка произвели удивительный результат. Никто не подумал, что это узница, решили, что эта красивая дама — жена или знакомая кого-то из офицеров. Хватились минут через двадцать. Но Малинской-Смирновой, конечно, и след простыл.

Борко объясняла:

— Мы очень мало знакомы. Познакомились в компании армейских офицеров. Знаю, зовут ее Вера. И все. Случайное знакомство.

…Когда Буртылев, умывшись и позавтракав, собирался отправиться на одну из явок, Анна вдруг вбежала в комнату из кухни:

— Стражники!

Бежать? Невозможно, да и, может, не нужно: документы в порядке.

Дверь распахнулась. Старший стражник перешагнул через порог и сказал:

— Всем оставаться на местах. Кто хозяин? Где ваша квартирантка Смирнова?

Аресты волнами прокатывались по Дону. В Ростове, Новочеркасске, Таганроге число арестованных достигло нескольких десятков.

Работники контрразведок Донской и Добровольческой армий гордились делом рук своих: разгром большевистского подполья удачно совпал с началом наступления деникинских войск на севере. Им казалось, что все, вкупе взятое, означало для большевиков крах.

Несомненно, удар деникинцев был страшной силы. И наносился он опытной рукой.

Но красные выстояли, сумели задержать врага на подступах к Москве. Деникин даже растерялся: он уже уверовал, что против его силы не устоит ничто, и вдруг — на тебе! Но об этих тревожных симптомах в белом стане пока что мало кто догадывался, тем более в Ростове, ставшем теперь глубоким тылом.

В Донбюро еще не знали о провале. Оттуда на старую явку явились его посланцы Вольмер и Сидорчук. Оказывается, товарищи в Донбюро решили превратить Ростов в посреднический пункт для связи с армией красно-зеленых и даже рекомендовали ростовчанам направить под Новороссийск группу активных подпольщиков.

Хорошо, что пришли Вольмер и Сидорчук на явку, с которой был связан сам Васильев. Большинство явок, о которых знали Абросимов и Василенко, были разгромлены. Да, успешная работа подполья в течение четырех месяцев притупила у некоторых руководителей — и прежде всего у Васильева — чувство опасности. От осторожности они незаметно перешли к небрежности. Но решающей причиной провала было предательство Василия Абросимова и Емельяна Василенко. Будучи членами комитета, они знали многое, почти все. И теперь, спасая свои жизни, каждый по-разному совершил предательство.

Абросимов передал письмо комитету: «Товарищи! В последний раз осмеливаюсь вас назвать товарищами. У меня не хватило мужества умереть революционной смертью, и я невольно сделался предателем». Почему-то дальше он пытался успокоить подпольщиков: «Выдавать ростовских товарищей не буду. Я буду работать в контрразведке в Великокняжеской и смогу там быть полезным партийной организации».

Письмо вызвало в комитете бурю гнева и отвращения. Особенно мучительно переживал это Васильев: он так верил Абросимову, всегда защищал его от нападок товарищей, которым претили его казакоманство, пьянство, нечистоплотность в отношениях с людьми. Теперь же Васильев не верил ни одному его слову: что значит — «не буду выдавать ростовских?» Значит, он будет выдавать только пришлых, посланных Донбюро. Так, что ли?

— Какая подлость! — возмущенно закричал Андрей и, повернувшись к собравшимся товарищам, подвел итог: — Нам необходимо уходить. Будем пробираться на советскую территорию. Здесь оставим временную группу с опорой на железнодорожников — их Абросимов и Василенко не знали. По одному пробираемся в Авиловку, там есть надежные укрытия. Там ждем документов, денег, указаний. Все. Это решение. Товарищ Анна, прошу вас задержаться…

С Анной, секретарем комитета, Андрей был откровеннее, чем с кем-нибудь другим:

— Вы попробуйте встретиться с Вернидубом. Он уже в состоянии активно работать. Нужна срочная связь с Донбюро, да и неизвестно, промолчит, скажем, Василенко о самом Вернидубе или скажет. Нам нужны указания, документы, деньги. Посылайте Дмитрия, а сами к нам, в Авиловку. Я сегодня увижусь с одним товарищем — и в путь. Каждый час пребывания в городе может быть смертельным.

Анна смотрела на Васильева, слушала, но не понимала: денег нет — ясно, арестован казначей. Но документы? Они хранились у Васильева. Где же они?

— Я их позавчера уничтожил, как только узнал об арестах, — отводя в сторону глаза, Васильев нехотя продолжил: — Поторопился явно, можно было перепрятать.

Дмитрий должен пройти. Выехавшая три дня назад Варя Глазепа добралась до Харцызска, дальше не удалось: явку в Харцызске то ли поменяли, то ли провалили. Ниточка лопнула! Дмитрий должен идти путями, известными ему одному.

Вернидуб с готовностью согласился отправиться в дорогу, опасную и тяжелую. Он передал Анне часть своих денег, несколько чистых бланков, паспортов.

Васильев даже Анне не сказал о прибытии представителей Донбюро Вольмера и Сидорчука. «Успеется! — решил он. — Если будет необходимо…» Тем более разговор сегодня предстоял хотя и короткий, но не из легких: нужно было объяснить Вольмеру сложившуюся в городе ситуацию, предложить взять руководство подпольем на себя. Контрразведке о новичках неизвестно. Он, Васильев, передаст им запасные личные явки…

Вольмер выслушал внимательно довольно сбивчивый рассказ Андрея. Васильеву понравилось спокойствие товарища. Его серые глаза утомленно щурились, но не мигали, казалось, он взвешивал, прикидывал что-то, известное ему одному.

Выслушав Васильева, Вольмер встал, молча пожал ему руку, потом сказал:

— Явки…

Так неожиданно встал Вольмер во главе Ростово-Нахичеванского подпольного большевистского комитета, хотя сюда его посылали совсем для другого дела.

Ему пришлось в трудные дни возглавить подполье, удержать его нити, не дать им порваться. А угроза тому была.

Абросимов выдал штаб боевой дружины. Контрразведчики нагрянули к Тюхряевым, когда Василия Васильевича не было дома: он поехал в Батайск за оружием, доставленным из Тихорецкой. В доме все перевернули вверх дном. Простукивали половицы, стены, то же делали и в сарае. Ликующие контрразведчики тащили оружие, вырытое из тайника в сарае, в цветочнике нашли печать штаба дружины. Арестовали Наталью, и она вскоре очутилась в одной камере с Марией Николаевной Спириной, Этель Борко и другими женщинами, девушками, чьи судьбы были так или иначе связаны с, подпольем. Арестовали тестя — портного Рымарева. А через день засада у дома выследила и самого Василия Васильевича, вернувшегося в город. Уже были арестованы Погорелов, Бессмертный, Цук, Клецкин и другие члены дружины.