Исцеление (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 53

— Так долго?! Но я хотела именно у нее… Подруга так ее рекомендовала…

— Извините, она слишком загружена. Ничем не могу помочь.

Он сбросил звонок и предусмотрительно отключил звук. Потом и на своем телефоне тоже. Ника совсем о себе не заботится с этим бизнесом… Не успел он обрадоваться, что не придется делить любимую женщину с Марком и фирмой, как ее завалили заказами и приглашениями провести мастер-класс. И все было ничего, пока она не переоборудовала всю его кухню в мультифункциональное нечто из нержавеющей стали. Не домашний очаг, а военный штаб межгалактических войн, где вместо карт наступления — графики и таблицы заказов. Одно приятно: Паше перепадали пробные порции и всякие лакомые остатки тортов, кремов и муссов, что на фигуре сказывалось бы не лучшим образом, если бы не сгорало потом ночами в спальне.

Месяц платонических отношений стал, пожалуй, самым тяжелым испытанием в его жизни. Что ж, сам виноват. Больше он даже близко не подходил к травмоопасным видам транспорта: боялся, что снова не сможет прикоснуться к Нике так долго. Пока не случилось то, что случилось. Теперь ей предстоит операция, а потом два месяца восстановления. Два долгих месяца.

Репкин пошел мыться в оперблок, бригада уже ждала его. Паша облачился в робу, маску и шапочку и прошествовал на непривычное для него место по ту сторону экрана. Незнакомый анестезиолог в круглых очках кивнул на свободный стул, приглашая Исаева присесть, но тот замер, увидев любимую на столе. Ника лежала, распятая между монитором и капельницей, и смотрела на него с улыбкой.

— Я тебя люблю, — прошептала она.

— И я тебя, — только чувство неловкости перед коллегами не дало Паше раскиснуть и броситься к ней.

Вместо этого он сглотнул, кашлянул и сел на предложенный стул, пытаясь изобразить спокойствие и мужскую надежность. Его колотило от невозможности что-то сделать и повлиять на ход событий. Давненько он не был в операционной как зритель, и эта роль его не устраивала.

— Ну, Исаевы у нас готовы? Оба? — Репкин зашел, подняв стерильные руки вверх.

— Готовы, — ответила Вероника.

— Сергеич, ты присматривай за главой семейства, — обратился Репкин к анестезиологу. — Нашатыря ему, если что.

— Все нормально, — буркнул Паша. — За монитором следи. Давление не высоковато?

— Так, дружище, жена твоя — вот, — Сергеич нахмурился. — Остальное — наша забота. Не представляю, как в Америке врачи работают, когда у них там проходной двор из родственников…

— Во всем свои плюсы, — резонно заметил Репкин. — Радуйся, что мы не пошли естественным путем. Тогда он бы тут сутки всем нервы мотал. Так, народ, приступаем. Олечка, готовь расширитель…

— Ты маме звонил? — тихо поинтересовалась Ника.

— Нет, как договаривались. Чтобы не нервничала. Только Катьке. Она там уже какие-то вещи для приготовила.

— Не знаешь, Лена отвезла на презентацию мини-пирожные?

— Понятия не имею! — Паша с трудом сдерживался: пустая болтовня мешала ему вслушиваться в разговор за экраном. — Наверное!

— Чего ты злишься?

— Потому что ты даже сейчас думаешь про свои заказы! Кстати, тебе пять минут звонили по поводу свадебного торта.

— Правда?! И что ты сказал?

— Отказался, разумеется. Ей нужно уже через пару недель!

— Зачем так сразу! Может, я бы и смогла…

— Нет, Ника! До октября слышать ничего не хочу!

— А что, вы делаете торты? — встрял в разговор любопытный анестезиолог.

— Да, — Ника оживилась. — Я — кондитер. Если вам что-то понадобится…

— Поверить не могу, — фыркнул Паша. — Хотя бы сегодня отвлекись от работы! Надеюсь, ты сюда не притащила визитки? Хватит того, что ты на нашу свадьбу сама делала все десерты!

— Хочешь сделать хорошо — сделай сам. Между прочим, всем понравилось.

Господи, она даже теперь, прикованная к столу, в дурацкой голубой шапочке умудрялась умничать. Как же ему хотелось сейчас расцеловать ее до потери сознания, чтобы она кроме его имени больше ничего не могла произнести…

— Сейчас будем извлекать, — объявил Репкин. — Надя, вот здесь… Нет, аккуратнее, ага… Вероника, мы тебя немного покачаем, не волнуйся…

Паша стиснул пальцы замком так, что они хрустнули. Он должен был хоть куда-то деть руки, чтобы не рвануть туда и не вмешаться в процесс.

— Пошли-пошли-пошли… Надя, сильнее! Ага, держим…

Раздалось хрюканье, хлюпанье и вдруг… тоненький писк. Паша замер. Писк усилился и перешел в сердитый басовитый крик.

— Десять сорок, — Репкин взглянул на настенные часы.

— Мамочка, у вас мальчик, — медсестра пихнула им с Никой под нос склизкий окровавленный комочек на подносе и куда-то унесла.

— Боже, какое чудо, — голос жены доносился словно откуда-то издалека.

— Так, работаем дальше… — продолжил Репкин. — Отсос. И вот здесь убери.

Снова хрюканье.

— Десять сорок три.

— Второй мальчик, — другая сестра продемонстрировала Паше младенца и тоже исчезла.

— Почему он не кричит? — забеспокоилась Ника.

— Все нормально, брат его немного прижал, — одна из ассистенток перегнулась через экран. — Сейчас им займется неонатолог.

Секунды тянулись медленно, Паша напрягся, соленая влага жгла воспаленные от недосыпа веки. И, наконец, к первому сердитому присоединился второй пронзительный крик. Впервые в жизни Исаев был счастлив услышать детский плач. Наклонился поцеловать любимую: она тоже беззвучно плакала от счастья.

— Как думаешь, они в порядке? — она судорожно шмыгнула.

— Так, пациентку мне не нервируем, — анестезиолог тронул Пашу за плечо. — Мамочка, будете плакать, мне придется дать вам поспать.

— Нет-нет, — всхлипнула Ника и поморгала. — Я больше не буду.

— Так, папаша, детей будем смотреть? — подошла к ним медсестра в розовом костюме, наверное, из детского. — Первый мальчик два девятьсот десять, девять баллов, второй чуть меньше, два семьсот пятьдесят, семь баллов. Оба пойдут сразу в детское отделение. Хотите пока пойти подержать?

— Так нечестно, — обиделась Ника. — Я тоже хочу.

— Не расстраивайтесь, вам их вечером принесут покормить, — сестра улыбнулась. — Ну что, идем?

— Я быстро, — выпрямился Паша. — И потом сразу к тебе.

Его проводили в небольшую комнатку, усадили на лавку и выдали два пищащих, туго спеленутых кабачка. Он бережно взял их, прижал к себе, боясь шевельнуться или выронить. Только сейчас до него дошло: двойня! Как же они будут справляться? Это сейчас ему детей положила на руки медсестра. А как взять их из кроватки самому одновременно? А если они будут плакать сразу? И ночью, получается, спать вообще нельзя будет?

Его обуяла такая туча эмоций, что он и сам не мог разобраться, что чувствует. И страх, и волнения, и нежность, и любовь, и благодарность Нике.

Едва ощутив родное тепло, мальчишки перестали плакать. Второй, который был чуть краснее брата, казалось, уснул, а первый пытался моргать и сурово смотрел на отца. Надо же, разница — какие-то три минуты, но старший уже настолько серьезнее. На кого они похожи? Как их назвать? Ника что-то выписывала из словаря, что-то предлагала, а он только отмахивался, не хотел загадывать заранее. Все говорили ему, что стоит увидеть ребенка, как имя придет само. И где оно? Ничего не приходит, ничего не понятно… Двойня… Для них же, наверное, надо придумывать похожие имена? Или как это вообще принято?

Руки затекли, но Паша не мог двинуться. Это нормально, что ему уже хочется их положить, а он не может? Кювезы слишком далеко, ногой не дотянуться. Но ведь если встать, то кто-то из детей может выскользнуть… И где медсестра? И надо бы сфотографировать, а как это сделать, если заняты руки?

Младший, словно почуяв страх, недовольно закряхтел, и Паша принялся раскачиваться всем корпусом из стороны в сторону. Ничего, справятся. По крайней мере, их с Никой двое, да еще и две тетушки, и бабушка Надя, которая наверняка будет ругаться, когда узнает, что рождение внуков произошло без ее ведома…

После кесарева теперь держат пять суток, значит, надо купить кроватки, собрать, все вымыть… А еще ванночки, комод, белье… Может, попросить Репкина задержать Нику еще на пару дней? Нет, так долго он без нее просто не выдержит.