Коллекция неловкостей (СИ) - Сойфер Дарья - Страница 20

— Почему бы и нет. Это будет полезный воспитательный момент. Публичная порка. Не думаю, что она после такого еще хоть раз выкинет подобный фокус.

— И правда! Помнишь, перед спартанцами водили пьяных рабов для профилактики алкоголизма. Может, и мы, глядя на нее, больше капли в рот не возьмем. Я — за!

— Ладно, — надулась Рада. — Но первое критическое замечание — убью всех!

Сначала всем было смешно. На снимках она вышла забавно: корчила рожи, принимала нарочито зазывные и замысловатые позы, изображала какую-то фифу. Денис даже начал икать от смеха. От комментариев он, честь ему и хвала, воздержался, но ржал совершенно бессовестно. Поэтому Рада требовала удалять порочащие ее картинки. Хотя и самой ей было весело смотреть на эти дурачества.

Но вдруг Эндрю щелкнул клавишей, и на экране высветилась фотография, заставившая всех стихнуть. Видимо, в какой-то момент она устала кривляться, и он поймал ее в движении, в ту секунду, когда улыбка сошла с лица, а в глазах сквозила печальная задумчивость. Как будто все напускное веселье, в которое она окунулась ради забытья, вдруг спало пеленой, и выглянула печаль, которую она тщетно пыталась задавить. Она застыла в полуобороте, растянутая футболка сползла с плеча, растрепанные пряди упали на лоб, рот приоткрылся, а зеленые глаза блестели. Рада впервые увидела себя такой: свежей, юной и какой-то потерянной.

— Вот это я понимаю мастер! Сделать шедевр из этой дурынды! — наконец изрек Денис и перевел свои восторги на английский.

— Эндрю, я даже не знаю, что сказать! Это чудо! Перешли мне этот файл, пожалуйста.

— И мне, — попросил брат. — Хоть можно будет тебя людям показать.

А Тоха ничего не сказал. Но Рада поймала его взгляд и заметила в нем то ли нежность, то ли что-то еще, о чем она и мечтать боялась. А потом он моргнул, отвернулся, и все исчезло.

Выходные Рада провела за переводом, и была очень довольна тем, что ей удалось проделать львиную долю работы. Благо никто не мешал — Денис с Антоном пропадали на прогонах, Эндрю — на выставке. Единственным неприятным событием был звонок от матери, которая, отругав дочь за публичное падение с лестницы, сообщила, что прилетает в четверг. Они с Томом решили остановиться в отеле, чтобы «не мешать молодежи». Рада прекрасно знала свою мать, поэтому понимала, что на самом деле Тамара Игоревна не хотела, чтобы молодежь мешала ей: она не любила жить с большим количеством народа, предпочитала часами торчать в персональной ванной и получать завтрак от прислуги. В общем, Рада была даже довольна таким поворотом событий, потому что переносить собственную мать больше одного-двух часов в сутки ей было не под силу.

Поэтому она с удовольствием поработала над переводом. Пребывая в приподнятом настроении, она влезла в любимые джинсы и легкомысленную блузку на пуговичках. Немного подкрасилась — совсем чуть-чуть, захватила портфель с ноутбуком, чтобы поработать на лекции по философии, и, напевая песенку «I’m crazy for loving you…», отправилась в универ. Она была настроена на победу по всем фронтам.

Нога давала о себе знать, но Рада не собиралась лишаться автомата по философии и долгожданной встречи с Романовым. Прихрамывая, как истинная поклонница доктора Хауса, она вскарабкалась на верхний ряд поточной аудитории и погрузилась в перевод. Лектор монотонно читал про патристику. Из уважения она попыталась вслушаться.

— Апологетические, или, как их еще называют, защищающие отцы во II веке пытались доказать совместимость христианского учения с философией Древней Греции.

Впрочем, некоторые, к примеру, Юстин, а затем и Афинагор представляли христианское учение как некую новую философскую систему. Ко II же веку относится и спор с гностиками…

На этом мозг Рады дал сбой, и девушка, тряхнув головой, вернулась к работе. Упаси, Господи, грешные души философов, этих изощренных истязателей юности! Соседка по парте дремала, подперев голову рукой.

Рада прочитала новый абзац романа, набросала русский текст и перечитала, что получилось:

«Граф вошел в покои и замер. Его юная подопечная, свернувшись клубочком. безмятежно спала на огромной кровати. Узкий корсаж платья открывал взору нежные холмики тугой девичьей груди, вздымавшиеся в такт дыханию. Молочную кожу оттеняли тяжелые медные локоны, струящиеся по плечам и шелковым подушкам. Щеки Розы покрывал румянец, мягкие губы во сне приоткрылись и словно звали отведать их медовой сладости. Подол платья приоткрывал изящную лодыжку. Ричард Уиллоуби стоял, не в силах шевельнуться. Кровь кипела в его жилах, и темная, жаркая страсть зажигалась в его груди».

Она хихикнула про себя. Ну и похабщина! Однако перед глазами проносились картинки, нарисованные не в меру живым воображением. Она представила, как будто это она, такая юная и неискушенная, спит на шелке и бархате, а в опочивальню входит Романов… Щеки загорелись, и Рада решительно оборвала соблазнительный видеоряд, сохранив и закрыв файл. Нет уж, лучше она вернется к переводу дома, перед английским ей такие переживания ни к чему.

После философии девушка вышла на улицу с традиционным стаканчиком кофе из автомата. Ей хотелось бегом подняться в аудиторию, где проходил английский, но она держалась из последних сил, ибо не собиралась показывать Романову, что спешит встретиться с ним. Она всю свою сознательную жизнь провела рядом со старшим братом, поэтому четко знала: мужчины не любят, когда девушка волочится за ними и сама ищет встречи. Она будет вести себя, как ни в чем не бывало, и если она ему действительно нравится, и в тот раз он хотел ее поцеловать, пусть сам даст ей знать. Уговаривая себя быть спокойной и безразличной, Рада все же не удержалась и провела по губам блеском. Да, она будет безразличной, но ведь никто не говорил, что нельзя при этом хорошо выглядеть!

Романов был пунктуален и появился в аудитории вовремя. Украдкой затаив дыхание, онанаблюдала за ним с самым повседневным выражением лица. Как он поведет себя, увидев ее? Заметит ли, что ее не было в пятницу? Покраснеет? Вспомнит?..

Но он лишь скользнул по ней взглядом, прошел к столу, поздоровался со студентами. Занятие было будничным, сначала он отметил присутствующих, потом стал рассказывать про сложные прошедшие времена и диктовать примеры для разбора. Рада обрадовалась, что Александр Николаевич не дал повода сплетням. Но вскоре ей даже стало обидно: неужели она — настолько непримечательный эпизод для него? Ведь это она должна была гордо игнорировать его, а он… Нет, понятное дело, что она не ждала бурных объятий, неоднозначных слов и пылких взглядов, но хоть как-то он должен был отреагировать! Ни один мускул на лице не дернулся! К концу пары она была уже основательно не в духе. Когда же Александр Николаевич попрощался с учениками и первым вышел, Раде захотелось что-нибудь разбить об стенку. Фыркнув, она вышла и направилась к дальним лифтам в противоположном конце коридора, чтобы уж точно не столкнуться с преподавателем. Она была одна на темной площадке между лифтами: занятие было поздним, а из ее сокурсниц никто не собирался давать лишние круги по университетским коридорам. Лампа мигала, за окном в сумерки погружался город. Зажглись фонари, но на небе остались последние оранжевые мазки заката. Рада нажала на кнопку, прислонилась к стене и устало прикрыла глаза.

— Неужели английский язык всегда вызывает у Вас такое плохое настроение? — раздался у нее над ухом знакомый голос.

— Александр Николаевич? — она вздрогнула.

Романов стоял рядом и довольно улыбался.

— Но как Вы узнали, куда я пошла? И почему…

— Почему решил Вас догнать? Ну, во-первых, я беспокоился о Вас в прошлую пятницу. А во-вторых, решил, что можно вместе прогуляться до метро. Вы ведь не на машине сегодня?

Подъехал лифт, возвестив о себе коротким звонком. Рада шагнула в раскрытые двери, Романов последовал за ней.

— Нет. То есть, да. То есть… Я не думаю, что Вам все это нужно.