Фагоцит разбушевался (СИ) - Величко Андрей Феликсович - Страница 44

Второе - никто не работает, но планы выполняются и перевыполняются.

Третье - планы выполняются и перевыполняются, но в магазинах ничего нет.

Четвертое - в магазинах ничего нет, но у всех все есть.

Пятое - у всех все есть, но все недовольны.

Шестое - все недовольны, но все голосуют «за».

Судя по тому, как смеялся Гагарин, он этого анекдота раньше не слышал. А отсмеявшись, спросил:

- Вить, ты не боишься, что нас слушают на Земле?

- Все, что передает станция, я контролирую. Теоретически где-то может быть спрятан маленький магнитофон, но как он поймет, когда писать, а когда нет? Да и пленка сама собой в спускаемый аппарат не загрузится. Но даже если бы слушали, тоже ничего страшного. На меня и так стучит, наверное, больше десятка человек, и это только те, кто на регулярной основе.

- Неужели и близкие тоже?

- Нет, дальних хватает.

- Слушай, а можно спросить - почему тебе все сходит с рук? Кого другого за такое давно бы задвинули за сто первый километр, если не дальше.

- Юр, все очень просто. Члены Политбюро - люди пожилые и с далеко не идеальным здоровьем, больно уж у них работа нервная, да и пить им приходится столько, что я бы от таких доз давно сдох. И перед ними стоит очень простой выбор. Или воздать Вите Скворцову по заслугам, а потом маяться - кому по всяким кремлевским больницам, а кому и прямиком на кладбище. Или принять его таким, каков он есть, и быть настолько здоровыми, насколько это вообще возможно в их возрасте.

- Так, значит,ты все-таки настоящий экстрасенс?

- Конечно. При тебе же Беляева поставил не только на ноги, но и в строй!

- Ну, он вроде как сам выздоровел...

- Сам он уже полгода как помер бы, там все было очень серьезно.

- Если это правда, то можешь при мне хоть всю партию матом крыть, я никому ни полслова.

- И зря. Мне-то ничего не будет, а ктебе начнут относиться с подозрением. И вообще, вон на том блоке светодиод мигает красным, а должен зеленым. Держи тестер и каждые пять секунд транслируй показания, а я полез туда.

Нештатная работа блока считывания магнитной памяти (да, тут была и такая, на трех с лишним тысячах ферритовых колечек, перевитых проводами) стала последним, что мне пришлось исправлять. А потом от меня требовалось только по очереди тестировать блоки и убеждаться, что все прекрасно работает. В процессе чего я сначала насвистывал, а то как-то незаметно начал напевать:

- Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе...

- Что это ты поешь, никогда такого не слышал? - удивился Юрий.

- Да вот, пытаюсь между делом песенку сочинить, - опомнился я. - Пока застрял на первой строчке. Может, подскажешь рифму?

- Кактам у тебя - земля в иллюминаторе? Ну, например, летим ктакой-то матери.

- Отличная рифма, но, по-моему, ее лучше использовать немного иначе. Скажем, «как сын грустит о матери».

В общем, к концу условного дня мы с Юрием смогли сочинить песню до конца. Одному-то мне заниматься таким бесстыжим плагиатом было бы неудобно, а в соавторстве с первым космонавтом - оно вроде как и ничего.

Я даже не подозревал, что встречать нас соберется столько народа, но быстро сообразил - они же сбежались на Гагарина. Уже начиная от Лумумбария, то есть Университета Дружбы народов, встречающие стояли вдоль Ленинского проспекта сплошной стеной и не в один ряд.

Юрий, получивший за полет генерал-майора, был в парадном мундире, а я, как и положено сотруднику органов - в штатском. Мне, кстати, звания не подкинули, я как был, так и оставался майором.

С Верой мы сразу после посадки договорились по телефону, что встречать меня она не поедет, а я, естественно, сразу по окончании торжественных мероприятий еду домой. Пережили три недели разлуки, как-нибудь переживем и еще несколько часов. Хотя, конечно, так надолго мы не расставались с момента возвращения Скворцова из армии.

Юрий ехал на месте рядом с водителем, причем, естественно, стоя, и почти всю дорогу с рукой у козырька. А я - сзади. Так нас разместили для того, чтобы не очень бросалась в глаза разница в росте - мои метр восемьдесят пять против его метра шестидесяти пяти.

- Зря, - улыбнулся Юрий, когда ему об этом сообщили, - пусть бы народ порадовался, до чего дошла наша советская наука. Уже таких здоровенных лбов в космос запускаем и, главное, ухитряемся их еще и вернуть оттуда.

Полет для него все-таки не прошел бесследно - сразу после посадки он и ходил неуверенно, и вид имел довольно бледный, то есть кровь отливала от головы. Но быстро пришел в себя, а я вообще благодаря неусыпным трудам Антонова чувствовал себя почти нормально. Единственное, сила земной тяжести поначалу показалась мне несколько чрезмерной, как будто я вернулся не на родную планету, а на какой-нибудь Сатурн.

- Да, твой аутотренинг - это вещь, - с долей зависти сказал Гагарин, когда мы только выбрались из «Союза». - Научишь?

- Попробую, но вообще-то тебе уже поздновато, начинать надо в детстве. Я вон жену, тогда еще невесту, начал учить с четырнадцати лет, и все равно оказалась поздно, она вроде научилась, но немного не тому.

Ну да, я ее учил управлять организмом, а она в конце концов научилась как-то прозревать будущее. Еще бы только понять, какое именно из возможных, и станет совсем хорошо. Как говорится, ученица превзошла учителя.

- Так вы что, с детства знакомы?

- Ага, с пятьдесят восьмого года были соседями по коммуналке. А в шестьдесят четвертом договорились пожениться, как только Вере позволит возраст.

- Да, с женами нам обоим здорово повезло, не так уж часто такое бывает.

На банкете в Колонном зале Леонид Ильич меня подколол:

- Вот так-то, Витенька, сам все насчет наград Брежнева в том мире иронизировал, а у тебя тут теперь золотых звезд аж в два раза больше, чем у меня.

- Вот за это вас и уважаю, - кивнул я, а сам подумал, что, действительно, эту тенденцию надо как-то преодолевать, а то на пиджаке скоро свободного места не останется. Хорошо хоть звезды разные, а то ведь дважды Героям положен бюст на родине, еще небось позировать бы заставили. Но все-таки здесь, как и на пути от Внуково, основное внимание было приковано не ко мне, а к Гагарину. Его, вон, опять какая-то кинозвезда поймала и целует. Неужели Гурченко?

- Она самая, - подтвердил Антонов, - но ты ему не завидуй. Вот я, например, абсолютно не завидую.

В общем, все не так плохо, решил я и приналег на форель, запивая ее «Боржоми». Эта минералка была одним из немногих продуктов, которые почти не отличались в двадцатом и двадцать первом веках и поэтому навевала светлые воспоминания о будущем.

- А форель тебе, значит, ничего не навевает? - счел нужным высказаться мой духовный брат. - Совсем зажрался в своем социализме, буржуй.

Домой я попал только довольно поздно вечером.

- Рассказывай, как там, в космосе! - потребовала жена. Предварительно, конечно, тщательно расцеловав.

- Вер, ну дай ты Вите хоть поесть-то, он там на этих тюбиках даже немного отощал! - попыталась защитить меня теща.

- Теть Нин, да я прямо с банкета, обожравшись. Больше, даже если через силу, все равно не влезет. Так что садитесь все, кому интересно, и слушайте. Итак, космос - это провода, блоки и отвратительное качество бортсети, из-за которых у меня чуть ли не четверть схем регулярно сбоила. А больше я там толком ничего и не видел. Даже на Москву сверху посмотреть не вышло, не говоря уж о Троицком. В общем, на Луне было куда интереснее.

- Ну как же, - усомнился дядя Миша, - мы же сами видели по телевизору, как ты с Гагариным в шахматы играл.

- Это и на Земле получилось бы неплохо, да и вообще я все время проигрывал. Зато в подкидного он у меня не смог выиграть ни разу, это ему не фигурки по доске двигать. Правда, по ящику наши карточные матчи не показывали.

- Ну вот, а ты говорил, что в космосе неинтересно, - подытожил тесть. - У нас в гараже-то забить козла хорошо если раз в неделю выходит.