Манускрипт - Марченко Геннадий Борисович - Страница 42

— Твоя коллега, — подмигнул я Варе, пытаясь поднять ей хоть немного настроение.

Связистка сидела под навесом примерно до половины десятого, периодически отстукивая «морзянку», но по большей части что-то записывая карандашом на листе бумаги. Наконец сняла наушники, повернув тумблер, выключила рацию и понесла листок в командирскую палатку, почти тут же выйдя обратно. Спустя пару минут появились Медведев и Стехов. В руках у командира отряда была та самая бумажка, исписанная мелким, убористым почерком. По глазам Дмитрия Николаевича нельзя было догадаться, какой вердикт он готов сейчас озвучить, и я сглотнул застрявший в горле ком. Конечно, глупо было бы получить пулю от своих, но пути Господни, как говорится, неисповедимы.

— Что ж, на ваше счастье всё разрешилось, — улыбнулся Медведев как старым товарищам. — По описанию и вы, и ваш товарищ подходите, паспорта выданные на граждан Швейцарии, также совпадают. Примите обратно ваше оружие, а также наши извинения, хотя, сами поймите, мы обязаны были всё тщательно проверить.

— Всё это хорошо, а что дальше? — спросил Медынцев.

— Похоже, что ваш товарищ весьма важная птица. Москва велела беречь Сорокина как зеницу ока, а через два дня они высылают сюда самолёт. Правда, придётся обустроить полукилометровую взлётно-посадочную полосу, но ничего, справимся. Заодно нам доставят кое-какие продукты и оружие.

Фух ты, аж от сердца отлегло. А то ведь, чего доброго, и меня пустили бы в расход, и Медынцева с Варей. Кстати…

— А Варя? — спросил я.

— А что Варя?

— Ну, ей-то что делать? Оставаться с вами или с нами лететь?

— Насчёт неё инструкций не поступало. Это уж вы сами решайте. Хотя… У нас завтра вечером очередной сеанс связи, заодно и спросим про вашу подругу.

— И кстати, не мешало бы вашему товарищу перед ней извиниться.

— А что такое?

Я вкратце пересказал историю нашего задержания и выражения, которые были озвучены в наш адрес и адрес Вари. Когда прозвучали извинения от Леонова, хоть и высказанные без особого энтузиазма, Медведев вспомнил о нашем пилоте.

— Думаю, что не мешало бы его забрать из Лановцов. Он всё-таки находится там в серьёзной опасности, равно как и врач Штольц. Те, с хутора, знают, что вы искали врача, сами же и посоветовали. Относительно Голды Соломоновны я слышал, хорошая женщина, и врач толковый, думали, привлечь её в отряд, а то у нас Альберт Вениаминович один не справляется, нужен помощник. Да и молодой он, после института нам был придан, на ходу учиться приходится. Сегодня отправим за ними людей, надеюсь, всё у них ещё в порядке. А с этими хуторянами разберёмся. У нас в отряде есть местные, они должны знать семейку этого Опанаса. Пока же отдыхайте, приводите себя в порядок. Или, если хотите, можете помочь на вырубке лесополосы для самолёта. Тут неподалёку есть небольшая просека, мы её только удлиним и хворост по краям для сигнальных костров наложим. Ночью с воздуха будет видно нормально.

— Вроде ноги поджили немного, чем без дела сидеть, пожалуй, помогу. Василий Карпович, вы со мной?

— А что ж, почему бы и не поработать. Вы бы только, товарищ Медведев, разрешили нам нормальную одежду взять, она у нас в «Хорьхе» припрятана. А то надело уже немчурой выглядеть.

— А что, форма серьёзная, видная, — усмехнулся Стехов. — Вон Николай Иванович щеголяет, она на нём как влитая, так и хочется перед ним встать навытяжку.

Он кивнул в сторону подтянутого мужчины средних лет, одетого в форму пехотного обер-лейтенанта. На груди Железный крест 1-го класса и «Золотой знак отличия за ранения», ленточка Железного креста 2-го класса, продёрнутая во вторую петлю ордена, лихо сдвинута набекрень пилотка. На безымянном пальце левой руки поблёскивает золотой перстень. Стоит, и как ни в чём ни бывало живенько так общается с поварихой, показывая на котёл над костром.

— Что за Николай Иванович?

— Кузнецов, вряд ли вы о нём слышали, его всего несколько дней как из Москвы прислали. Будет выполнять спецзадания под видом немецкого офицера. В Москве о нём особо не распространяйтесь, информация вообще-то засекреченная. Сегодня отправляется на своё первое задание в Ровно, разведает, что там со схваченными подпольщиками, есть ли шансы им как-то помочь.

Ого, тот самый Кузнецов! Вот уж не думал, что доведётся когда-нибудь встретить легендарного разведчика. Его биографию я знал, к сожалению, довольно поверхностно, поэтому не мог сразу сопоставить отряд «Победители» и имя Кузнецова. Или, может, после моего вмешательства в ход истории он оказался в составе отряда, а на самом деле его здесь быть не должно? Сейчас уже неважно. Главное, я помнил, что он должен погибнуть где-то на Львовщине весной 1944-го, наткнувшись на отряд УПА. Может и впрямь вектор исторических событий отклонился настолько, что этого не произойдёт, но исключать подобную возможность было нельзя. Хорошо бы как-то предупредить Кузнецова, но как? Не скажешь же ему, что я из будущего… Если только уже в Москве кого-то из тех, кто в курсе моей биографии, попросить приглядывать за разведчиком, пусть его вообще весной 44-го отзовут в столицу или переведут в другой регион.

— Слушайте, может, мы тогда на нашем «Хорьхе» и метнёмся в Ровно? Два офицера и ефрейтор-водитель, компания уже как-то солиднее выглядит. Тем более что у меня неплохая легенда, заявлюсь под видом заблудившегося интенданта.

— Вот не сидится вам спокойно, Ефим Николаевич! Сказано же, беречь вас пуще глаза, а вы всё куда-то рвётесь. Нет на то моего согласия, равно как и согласия товарища Медведева. Идите вон лучше помогайте просеку вырубать, если вам ваши больные ноги это позволят. А ваш товарищ, — он поглядел на Варю, — пока поможет нашим женщинам по хозяйству.

Через полчаса мы с Медынцевым, переодетые в прежнюю одежду и вооружённые топорами, тащились вместе с ещё полутора десятком партизан, углубляясь в лес по едва заметной тропке. Я шёл и думал, что ангел-хранитель за мной всё-таки приглядывает, в очередной раз разрули ситуацию, которая могла сложиться не самым лучшим образом. Что ж, надеюсь, на том свете удастся крылатого отблагодарить лично. Правда, торопиться на эту встречу не резон, всему своё время.

Всё-таки махать топором несколько часов подряд — занятие весьма энергозатратное. С другой стороны, такая механическая работа позволяет отвлечься от посторонних мыслей. Так что под вечер в лагерь потаёнными тропами, снова через болото — мы с Медынцевым оставили трофейные сапоги — возвращались порядком измотанные и голодные как черти. С удовольствием набросились на ужин, состоявший из перловки с всё той же тушёнкой, галет и непременного травяного чая.

Варя сидела со своей миской рядом с нами, по ходу дела рассказывая, как прошёл день. Глядя на её покрасневшие пальцы, я соглашался, что стирать вручную одежду в таком количестве, да ещё и в холодной воде — занятие ничуть не более лёгкое, нежели валить лес. Ручей протекал неподалёку, и после ужина мы с Медынцевым, оголившись по пояс, занялись гигиеническими процедурами.

Скучал ли я по комфорту своего номера в «Grand Palace» и по тем удобствам, которые там имел? Не буду врать, было такое, но в то же время и в этой деревенской простоте имелась своя романтика, как бы это ни банально звучало. Понятно, что всё хорошо в меру, месяц ещё можно пожить в подобных условиях, потом начинаешь тяготиться. Я не представлял, как партизаны могли жить в лесах годами, даже мой чеченский опыт, где мне не раз приходилось ночевать в лесах и горах, не мог склонить чашу весов в сторону такого образа жизни.

В течение дня Варя узнала, что в отряде помимо засланных из Москвы людей уже появляются и местные, которым новая власть поперёк горла. В их числе — несколько поляков и евреев. Просятся и семейные, но таскать с собой стариков и детей партизаны пока не готовы. Выяснила, что помимо Африки в отряде есть и другие испанцы, в частности, техник Ривас, а также бойцы Антонио Бланко и Ортунио Фелиппе.