Моя сумма рерум - Мартин Ида - Страница 6
- Предыдущая
- 6/99
- Следующая
— А в прошлом году на меня книжная полка упала. Представляешь? Правда она пустая была, ударила не сильно, но ссадина всё равно ещё долго потом не заживала. Вот здесь, посмотри.
Оборачиваться не собирался. Сиаоми остался у папы, музыку не послушаешь, да и голова реально гудела, а ребра немного ныли.
— Дай спокойно полежать.
— Ладно, — Дятел рьяно зашелестел страницами.
И всё же мама не должна была так поступать. Мы с ней семнадцать лет жили под одной крышей, ругались порой, но редко, даже несмотря на то, что она у меня вспыльчивая. Это её работа такой сделала. Бывало, говорит по телефону, и слышу, как кто-то ей в трубку орет, а она, хоть и злится, грубо отвечать не может, потому что это клиент и с ним нужно вежливо. Зато как закончит, так давай меня прессовать, что, мол, свинарник в комнате развел или что чашку в гостиной оставил. И папу прессовала. За что не помню. Только ругань помню. А стоило им развестись, как отношения у них сразу наладились.
И зачем я тогда сказал, что не против переезда Игоря? Тогда — когда моё мнение её ещё интересовало. Почему сразу не обозначил, что не сдались нам никакие чужие мужики? Маленький был и глупый, представить не мог, к чему идет. Надеялся, что тоже подружусь с ним. Но за три года всё так перевернулось. Игорь, в отличие от папы, не позволял ей на себя кричать. Раз как-то собрал вещи и ушел, а мама так перепугалась, что стала сама бегать за ним и во всем слушаться. Точно это не она, а какой-то совсем другой человек. Мне даже стыдно за неё немного было, ведь раньше никто не указывал ей что делать. Впрочем, с минувшей весны я думал про это так часто, что когда она сказала про семнадцать бестолковых лет, почти не обиделся.
Папе же я тем более не сдался, просто маме он никогда не мог отказать. Мы, конечно, с ним регулярно встречались, но в основном только потому, что так было надо. Он почти перестал говорить со мной обо мне и, чем дальше, тем больше всего забывал: что у меня аллергия на шерсть, что я разговариваю во сне, что переболел ветрянкой в три года, даже что я левша и то забыл. Вместо этого время от времени начинал говорить странные вещи: про то, как ходили за грибами, или про день бега, в котором он якобы участвовал, поддерживая мой класс, или о потерянном айподе. И мог так долго болтать до тех пор, пока не вспоминал, что это было не со мной, а с его ненаглядным Ванечкой.
— Никит, а, Никит, — снова громким шепотом позвал Дятел. — Не спишь?
Я промолчал, и он ещё раза три повторил вопрос.
— Чего тебе?
— Как ты считаешь, параллельные миры существуют?
Он подполз к самому краю своей кровати и так громко сопел, что я понял, если не отвечу, не отстанет.
— Без понятия.
— Понимаешь, — обрадовавшись, затараторил он со скоростью пулемета, — с одной стороны, я признаю, что до тех пор, пока доказать их существование эмпирическим путем невозможно, то и говорить особо нечего. Это как с религией или внеземными цивилизациями. Но с другой стороны, любые научные открытия начинаются с гипотез. А эта — в общем-то, не противоречит ни физике, ни философии… Мне она очень-очень нравится. Ведь всё рождается за счет случайных отклонений от среднего значения физических величин. Таких отклонений может быть сколько угодно много, и из каждого способна появиться своя вселенная. От одной только мысли о подобной многовариантности мурашки по коже…
Звучало нелепо. Чего ему сдались какие-то ещё вселенные, если и в этой проблем хватало? То из дома выгоняют, то морду бьют, то пытаются накормить тушеной капустой.
Я резко развернулся в его сторону, мой взгляд должен был сам говорить за себя, но не в случае с Дятлом.
Он лежал на самом краю подушки и вопрошающе смотрел на меня небесно-голубыми очами, которые в ярком свете горящего над его головой ночника казались неоновыми. А густые кудрявые волосы почти белыми, как у детей-пришельцев из деревни Мидвич.
— Жаль, что ты не веришь, — сказал он.
— Я верю только в естественный отбор. Здесь и сейчас. Знаешь, что такое естественный отбор?
— Это процесс выживания организмов, наиболее приспособленных к окружающей среде, — выпалил он заученный ответ.
— Так вот, запомни сразу, что если не хочешь бороться со мной за выживание, то не лезь со всякой своей фигней. Ты сам по себе, я — сам.
Я постарался сказать это как можно спокойнее, просто по-деловому, без лишних эмоций.
— Извини, — он отодвинулся подальше, — подумал, может, тебе интересно… Чтобы отвлечься.
— От чего ещё отвлечься?
Любой адекватный человек после моих слов про естественный отбор или наехал бы в ответ, или кинул обиду. Но этому было фиолетово.
— От грустных мыслей. Я же понимаю. Я бы тоже скучал по маме.
— Ты чё, дурак? — я аж сел. — Не сравнивай меня с собой.
Дятел пару раз растерянно моргнул, а потом тихо и доверительно произнес:
— Знаешь, а я ведь очень хотел, чтобы ты к нам переехал. Всегда мечтал о брате.
Это прозвучало ужасно. До безобразия наивно и глупо, как в дурных сериалах. Даже мурашки по спине пробежали. Он что думал, я сейчас же брошусь ему на шею? Или пущу слезу и прошепчу «я тоже всю жизнь мечтал о тебе, Дятел»? Ага, сейчас. Разбежался. Только в самых страшных снах мне могло присниться, что в один прекрасный день я буду спать с ним на расстоянии вытянутой руки.
На счастье, в комнату вошла бабушка с двумя чашками в руках, и отвечать не пришлось. Одну чашку она сунула мне, а другую Дятлу. Я осторожно понюхал. Запах был травяной и терпкий.
— Пей, — велела она, заметив мои сомнения.
На вкус пустырник оказался редкостной гадостью, горький до скрежета зубов, так что второй глоток я никак не мог сделать. В то время как Дятел преспокойненько всё выпил и отдал бабушке чашку.
— Никита, я что, должна полночи над тобой стоять?
Пришлось зажать рот рукой, чтобы вонючая коричневая штука не полилась обратно.
Бабушка осуждающе покачала головой, но милостиво забрала остатки своего пойла, а затем велела раздеваться и ложиться в постель. После её ухода Дятел внезапно развеселился:
— Видишь, приспособленность к окружающей среде у меня значительно лучше.
Поразительно смешная шутка. Совершенно в духе Дятла.
— Надо будет, приспособлюсь.
Я снял нелепую Аллочкину рубашку и полез в прикроватную тумбочку за жвачкой.
— Никит, ты из-за школы не переживай. Я тебе про всё расскажу, со всеми познакомлю, втянешься без проблем.
Дурацкий Дятел сидел на своей кровати и теперь пристально наблюдал за каждым моим движением. Пришлось забираться в чистую постель прямо в пыльных шортах. Даже на спортивных сборах мне было проще находиться с другими людьми в одной комнате. При Дятле я вообще не мог быть самим собой.
Тут с громким и демонстративно-продолжительным стуком к нам заглянула Аллочка:
— Ребята, белые рубашки и брюки я погладила, в большой комнате в стенном шкафу справа висят. Предупреждаю сразу, потому что я завтра раньше вас ухожу. Будете собираться сами. Деньги в прихожей на зеркале. Не забудьте купить цветы. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, мам, — Дятел чмокнул воздух, Аллочка ответила тем же.
— Спокойной ночи, — сказал я, а когда дверь за ней закрылась, всё-таки стянул под одеялом шорты, бросил их на ковер возле кровати, и они с тяжелым стуком ударились об пол. Про чужой Нокиа я и забыл совсем. Достал из кармана, включил. Батарея — девяносто процентов, из приложений только Вотсап и Хром, на заставке — фотография двух девушек.
Одна лежала на кровати, подперев ладонью голову и, дурачась, улыбалась в камеру. Из-под её длинных русых волос выглядывали круглые голые плечи, из глубокого выреза белой майки свисала цепочка с маленьким кулоном — половинкой сердечка. Вторая девушка в камеру не смотрела. Она сидела на полу и, запрокинув голову, обнимала обеими руками первую девчонку за шею. У неё были точно такие же длинные прямые волосы, белая майка и короткие джинсовые шорты. Выглядели они как сёстры. Возраст не определишь. От пятнадцати до двадцати.
- Предыдущая
- 6/99
- Следующая