Гений и куколка (СИ) - Манукян Галина - Страница 2

  Фуршет в самом разгаре. Я беру с подноса официанта шампанское и приближаюсь к столу, уставленному блюдами с разноцветными канапе.

  - Ах ты ж, ёперный балет! Дашка! Иванова! - громыхает позади радостное восклицание. Оборачиваюсь, и на сердце теплеет - с распростёртыми объятиями на меня надвигается гора улыбок, оптимизма и лишнего веса в невообразимо пёстром костюме - моя бывшая коллега по журналу.

  - Анечка Михална! Дорогая! Здрасьте!

  Я поспешно ставлю бокал на скатерть и делаю вдох, прежде чем нырнуть в тяжёлое облако сладких духов. В течение нескольких секунд я стиснута между полными ладонями, животом и жаркими грудями Анны Михалны. Она отстраняет меня, удерживая на вытянутых руках, как игрушку.

  - Дай-ка посмотрю на тебя! Барби, бля... И как ты умудряешься так хорошо выглядеть? Или Доронин вампир, и ты теперь не стареешь? Продай эликсир молодости, - хохочет она. - Как тебе сие действо?

  - Хорошо, но скучно. Как обычно.

  - Вот и я говорю: скукотища! Ничего оригинального. Недавно на презентации была. Умудрились, гады, голую девку под суши положить. Вместо блюда.

  - А, ниутамиори...

  - Тоже видела такую хрень?! - бурлит эмоциями Анна Михална. - Сплошной мужской сексизм. И шовинизьм. Ёпта! Была мне охота на голую бабу смотреть! И суши эти - тьфу и есть нечего. Меня б если кто хотел порадовать, лучше б положил шашлык на обнажённого мужика - знаешь, такого - с натуральным мохером, и колечки лука маринованного, петрушку там, овощи по всему телу...

  Краснея по самые уши, я не сдерживаюсь и прыскаю. Надеюсь, окружающие эту тираду не слышат.

  - С каких это пор модно быть стесняшечкой? Я же знаю: у тебя внутри стадо чертей затаилось.

  Не успеваю возразить, как Анна Михална отвлекается на фуршетный стол.

  - Ага, хорошо хоть с икрой не пожадничали. Налегай. Чего у тебя всего одна канапендя?

  - Я на диете.

  - Какая диета? - всплескивает руками Анна. - И так призрак в опере!

  Я пожимаю плечами:

  - Олег сказал, я поправилась. Ему не нравится.

  Анна Михална становится серьёзной:

  - Охренел твой Олег. А как вообще дела? Так и сидишь дома? Барона обслуживаешь?

  - Не работаю. Ты же помнишь: Олег против. А так у меня всё хорошо.

  - Всё ли? - в упор смотрит Анна Михална.

  - Да. Живём прекрасно...

  - Ой, только не надо! - показывает мне кулачище в перстнях бывшая коллега. - Глаза вон тусклые и несчастные. Я же помню тебя: была, как солнце ясное. Ну, порыдаешь от своих бешеных родственников и снова сияешь. А теперь... Что он с тобой сделал, вампир долбанный?

  - Всё хорошо. Тебе кажется, Ань.

  - Ох, опутал тебя паук-Доронин, доминант литературный. Ёпта. Загипнотизировал, как муху, - чтоб не дёргалась. Себе-то признайся, что всё не так ладно, как хочется, - не унимается Анна. - Видно же! Ты что-нибудь для себя делаешь? Или всё ему носки крестиком вышиваешь? Хоть побасёнки пишешь?

  Я хватаюсь за бокал шампанского. Мне хочется выставить его вперед, как щит, и завопить в полный голос: "Не надо! Не ройся в душе! Не трогай меня", но я только отвечаю:

  - Написала недавно. Показать?

  - Давай.

  Я нахожу в смартфоне свой рассказ и протягиваю ей. Не отходя от угощений, Анна Михална углубляется в чтение. Хмыкает то и дело, уплетает канапе одно за другим. Я волнуюсь. Мнение Олега уже известно, а она что скажет? Что я разучилась писать, и мои мозги расплавились в кастрюлях с кремами и супами-пюре? Я уже слышу её смешливое: "Блондинка есть блондинка", как вдруг Анна опускает смартфон и удовлетворённо хрюкает:

  - А ты растёшь. Беру свои слова обратно. Конечно, не шедевр, но мило, весело, романтично - всё, что нашим гламурным бабам надо. Язык гладкий - без сучка, без торчка. Могу взять в работу.

  - Правда?!

  Тёплая волна счастья поднимается и кружит мне голову.

  - С чего б мне врать? Кидай по блютусу.

  Я ищу нужную кнопку и... впадаю в ступор: Олег. Он будет против. Что если взбесится?

  - Алё! Чего висишь? Приём-приём. Земля, я - Сатурн, - машет красноватыми ладонями Анна.

  Жгучее желание выставить моё скромное детище на всеобщее обозрение отдаётся стуком в висках. Страшно, но... Будь что будет! Я жму на кнопку. Чувствую себя предательницей:

  - Лови.

  Анна Михална довольно кладет мобильный обратно в сумку.

  - Созвонимся по денежке. Или я тебе в чате напишу. Мне тут надо ещё пару вопросов перетереть, пока вся кодла в одном флаконе. Не теряйся!

  Весёлая пёстрая гора с крашеной шевелюрой скрывается в толпе, и света в зале будто становится меньше. Я слоняюсь среди незнакомцев. Ловлю взгляды, сдержанно улыбаюсь. Хочется домой, сбросить высоченные каблуки и неудобное платье, распустить волосы, свернуться уютным клубком рядом с Олегом. В гостиной на диване он положит на пуф ноги в мягких домашних брюках, увлечётся книгой, сдвинув на кончик носа очки, а я буду дремать под пледом, слушая шелест страниц и потрескивание дров в камине. Вздыхаю: Олег наверняка занят. Но я попрошу. Надеюсь, он поймёт по глазам, что не капризничаю.

  По гостиничному коридору я иду к дальнему холлу, утопая шпильками в мягком ворсе ковровой дорожки. Издалека слышу, как Олег что-то ритмично рассказывает, другие смеются: один мелко, будто заходится тявканьем собака - Ройман, второй - раскатисто кашляет - Вазович, третий подхватывает - понятия не имею, кто это. Дружный мужской смех. Хорошо им, весело.

  Я подхожу ближе. В задымлённом холле, развалившись в кресле между пальмами, Олег что-то декламирует, читая с листа. На журнальном столике - раскрытая коробка кубинских сигар, снифтеры с охряной жидкостью, заполненные окурками пепельницы. Останавливаюсь за плотными, с крупными прожилками листьями гигантской монстеры. Не хочу мешать: выйду, когда Олег закончит. Но тут же слух различает слова... и внезапное, как скрежет крыла авто о поребрик, чувство коробит меня. Я не могу не узнать то, что с насмешливой издёвкой произносит Олег, - это фразы из моего рассказа.

  - Угомонитесь, братия, я продолжаю. "Большие, тёмные, как переспелая черешня, глаза задумчиво улыбаются из-под широких бровей...", Брежнева встретила, не иначе... И вот дальше - его черешнево-карие глаза... Не могу... глаза-черешни... сейчас выкатятся... или птицы выклюют... - Олег зло ржёт. Громко. Неприятно. - Русский - явно не родной!

  Мне становится дурно, и голова кружится так, что хочется сползти по стене на ковёр.

  Как в тумане, слышу продолжение чтений дурацким тоном:

  - "И вдруг его губы требовательно приближаются к моим. Так сразу? Однако наглец! Я хочу отстраниться, но не могу - слишком хорошо. Как может взрослый мужчина пахнуть вишнёвой пенкой? Этого не понять..." Я не могу, господа, просто не могу! Вишнёвой пенкой, почему не вафельной крошкой? - веселится Олег. - Или жжёным сахаром?

  Его слушатели гогочут в ответ.

  - Погодите, сейчас будет самое интересное. Наберите побольше воздуха! Готовы? "Миг, и он прижимает моё тело к своему - жаркому, сбитому из одних только мышц. От его поцелуев горячая волна опустошает голову. Мои бёдра тяжелеют. Кровь пульсирует внизу живота, скручивается в плотный дрожащий сгусток и растекается снова. "Румынский принц" тянет меня мимо заснувшей над вязанием старушки вглубь лавки - в подсобку, заполненную шитьём и тканями. Его властные руки не дают мне шанса одуматься. В душной полутьме он касается кончиком языка уголков моих губ. Приятно. Нежно. - Голос Олега вибрирует от еле сдерживаемого смеха. - Я провожу ладонью по его волосам - в меру шелковистым, в меру жёстким. Он целует меня снова, и его пальцы беззастенчиво скользят по моим бёдрам вверх - под подол короткого сарафана. Что же он себе позволяет?! Но если это... так... хорошо... - к чёрту условности - пусть! Вместо пощёчины моя рука забирается под майку, сжимает его гладкую кожу, и запах вишнёвой пенки становится ярче..." - Олег разражается диким хохотом, смахивает слезу с уголка глаза: - Эротические фантазии домохозяйки. Или бухгалтера, - и вставляет любимое: - Sapienti sat ...